ЭТО ГОРЬКОЕ, ЭТО СЛАДКОЕ СЛОВО— РАБОТА

Вниз

по лестнице, ведущей вверх: трудоустройство

Ступив на американскую землю, мы спустились не только с трапа, но и со ступенек социальной лестницы

Бывшим ученым, инженерам, врачам, педагогам отныне предстояло либо смириться с тем, что есть, - остаться у подножия, либо начать сначала тяжкий путь наверх.

Америку классифицируют по-разному. Я делю ее просто: на Нью-Йорк и Остальную Америку. Если вам посчастливилось приземлиться в Нью-Йорке, у вас есть выбор. Хочешь работать - пожалуйста, не хочешь - отдыхай на здоровье. В любом случае не пропадешь. Но это только в Нью-Йорке, ребята. В Остальной Америке выбор у вас один - работать.

Работу, как и невесту, выбирают. Но только не новоприбывшие эмигранты. Мы - в роли «невест», «сваха» - Еврейский центр, «женихи» - работодатели.

За пять минут нас работодателям не спихнешь, и чтобы мы не страдали от безделья, нас учили азам английского и приобщали к цивилизации. Объясняли, как и чем чистить зубы, какие носки к какому костюму подбирать, на сколько пуговиц застегивать рубашку. Ветхая бабуля с пластмассовым пенисом в дрожащих ручках объясняла, как предохраняться от СПИДа. По пятницам молодой жизнерадостный ребе прямо в классе встречал наступление субботы, одаривая хлебом и винцом полноценных и не очень евреев.

Но главное действо вершилось за кулисами. Долговязый кадровик Джо и его Пятница-переводчица - каждый день возили кого-то куда-то на «смотрины». Надо отдать должное американской бюрократии: без лишней помпы, шума и суеты все проблемы в конце концов положительно разрешались.

Трудоустроиться хотят все. Но это отнюдь не значит, что все жаждут работать. Фима - здоровенный детина с хитрющими глазками, обнажив фиксу, откровенно признается: «Я ненавижу работать». В Молдавии он крутил на пару с братом жилищно-ремонтный бизнес. Естественно, крутили они, работали - другие. С учетом строительной биографии Фиму пристроили в контору того же профиля. Правда, теперь он руками не руководит, а работает. Утром, после «пятиминутки», все его коллеги разъезжаются по объектам, Фима на весь день остается в мастерской без присмотра. Его задача: нарезать за смену энное количество реек. Лентяй Фима насобачился трудиться по-стахановски. Норму он выполняет за два-три часа, остаток дня читает, слушает музыку, обстоятельно «ланчуется» с непременной послеобеденной сиестой. Хозяин его жалеет как беженца. Иногда подкинет сотняшку «кешем». Одного босс не знает: со дня на день к Фиме приедет брат с «бабками» за проданный в Молдавии бизнес. В нашем городе братья намерены открыть точно такое же дело. Впрочем, Фима душевный парень. Если для его нынешнего хозяина настанут невеселые времена - а они настанут, - Фима пару сотен баксов отстегнет ему, не глядя.

Особая эмигрантская категория - персоны с инязовским образованием. В глазах всех прочих они - брахманы в индуистской кастовой иерархии. В нашем «призыве» их было две. Раскрашенная, как дымковская игрушка, Иветта и недокрашенная моя жена. Английский, в нашем представлении, зажигал для них зеленый свет к сияющим американским вершинам. Реальность оказалась несколько иной.

Иветта была активной, моя жена пассивной. В том смысле, что в «той жизни» Иветта работала активной переводчицей, моя жена - пассивной, - переводила статьи из зарубежных журналов для нужд своего НИИ. Не знаю о злоключениях Иветты, но до сих пор она - простой продавец в дешевом магазине.

Моя жена не достигла и этого. Карьера продавца закончилась для нее через пару недель. Замкнутая по натуре, она шарахалась от покупателей, а ее американская улыбка могла украсить любой похоронный бизнес, но не обувной. Работа клерком «на заказах» в упаковочной фирме закончилась столь же плачевно. Одно дело - понимать американца визави, совсем другое - по телефону. Поубирав ночные горшки в госпитале и доме престарелых, жена плюнула на все и пошла «за специальностью» - в колледж. В Америке свыше двухсот миллионов свободно говорят по-английски, но почему-то это достоинство до сих пор не считается профессией.

Почти безнадежный случай с трудоустройством немолодого, со слабым английским, без рабочей профессии, к тому же еще и гуманитария. Увы, этот случай - я.

Куда только меня ни таскали. Началось по-благородному: с редакций местных газет, затем - промышленные фирмы, докатились до забегаловок. Редакции обалдевали от моего дикого английского, забегаловки - от резюме. Понятия «лоер» и «тряпка» никак не могли соединиться в небогатом общепитовском воображении.

Я был загнан в угол. Заканчивались роковые три месяца. Ни я, ни моя «английская» жена не были при деле. Через пару недель нас ждали финансовая пропасть и улица. Или богадельня. Я озверел по-черному. Врывался прямо к боссам или менеджерам, переступая через ошалевшую чиновничью шушеру, - уверяю, такого они еще не видели. По-наглому врал. Если это была садово-парковая фирма, естественно, в молодости я был садовником. Если строительная - маляром, машиностроительная - слесарем... Мне ослепительно улыбались, дружески хлопали по плечу, обещали позвонить - и с концами.

Но в один прекрасный день из униженного просителя я превратился в VIP - очень важную персону - меня домогались одновременно три заведения: закусочная, ресторан и магазин по прокату мужской вечерней одежды «Денди». Основные трудовые навыки в моей жизни я приобрел во время срочной службы в армии - чистка картошки, мытье посуды и подшивание воротничков. В закусочной и ресторане меня ожидали два первых вида деятельности. С «Денди» было не очень ясно, но я сноб - от слов «смокинг» и «фрак» веяло чем-то аристократичным. Смокинг перевесил котлы и картошку. Я выбрал «Денди».

Жизнь по Энгельсу: классовое расслоение

В Америке мы на первых порах жили однородной первобытной общиной. Энгельс был, в принципе, прав: первобытное общество расколола частная собственность, а с нею возникли классы. С Фридрихом я не спорю, просто время вносит свои коррективы. Нашу эмигрантскую коммуну расколола не собственность, а работа.

Молодежь, как ей и положено, пошла в школы, колледжы и университеты. Уж способность к учебе у нас не отнять, и уже через три года наши молодые легче объяснялись на английском, оставив русский исключительно для общения с предками. Круг друзей и знакомых - практически американский.

30-35-летние, особенно со степенями, компьютерщики, финансисты, технические специалисты - быстро нашли неплохие места под солнцем. Деловые ребята без особых знаний, но с цепкой хваткой, подались в риэлтеры и дилеры. С английским у этого «класса» - почти без проблем, русский - наполовину с американизмами. Жизнь делится на американскую - в офисе и русскую - дома, но дискомфорта они не испытывают, плавая свободно в обеих сферах.

Портнихам, поварам, заводским рабочим английский нужен на минимальном уровне. Хозяева их ценят не за язык, а за руки. У маникюрш и парикмахерш тоже все о'кей, есть даже своего рода привилегии. Каждая имеет свой круг русских клиенток. Клиентки ходят к ним не в кабинеты, а домой. Во-первых, это дешевле, а во-вторых, они припадают к неиссякаемому источнику свежайшей информации на тему «что, где, когда».

На классовом дне - немолодые и «безъязыкие».

Кто из нас не слышал сакраментальную фразу: «Эх, сюда бы на десяток лет раньше!»? Так говорят те, кому тридцать, сорок, пятьдесят - и все правы. Но особенно правы те, кому за «полтинник». Возраст - ни то, ни се. Мотивация к учебе, языку, карьере минимальная - до пенсии дотянуть бы. Русский язык их окружает повсюду: дома, у друзей, у соседей. И самое печальное - на работе тоже.

Образовался своего рода рынок потребителей эмигрантской рабочей силы. Как правило, это фирмы с простым, неквалифицированным трудом. Один из таких постоянных работодателей - бывший доцент кафедры научного коммунизма. То ли предмет ему «обрыд», то ли решил проверить всесильное учение американской практикой - пятнадцать лет назад доцент перебрался в США и вошел в дело по утилизации мусора. И весьма успешно. Бизнес процветает во многом благодаря труду земляков. Какой там английский, если американцев на фирме раз-два и обчелся!

Бок о бок: американцы и мы

Общение на работе, как ничто другое, способствует развенчанию стереотипов и мифов. С обеих сторон. Лет десять назад слово «американец» у меня вызывало три ассоциации: морда в цилиндре с сигарой, ковбойские сапоги на столе, тощий негр со впалыми щеками. Голливудское нашествие в перестроечные времена навязало новый стереотип: Америка - страна умопомрачительных красоток и мускулистых Рэмбо.

За три года в Америке мне ни разу не попалась морда в цилиндре с сигарой; ковбойские сапоги я видел только в магазине и по телевизору; тощие черные встречались не чаще Рэмбо.

Американцы в общении с нами тоже многое уяснили. В частности, теперь они знают, что в России, кроме зимы, бывают другие времена года. Неисправимой жертвой Голливуда остался один лишь Роб. Роб до сих пор убежден, что после работы мы ходим в косоворотках, пьем водку и пляшем под балалайку.

В моем прежнем понимании нормальный капиталист должен руководить бизнесом по радиотелефону, лежа с красоткой на океанском пляже. Стивен - владелец «Денди». Он мозг и мотор нашего дела. Вкалывает по пятнадцать часов в сутки. В данный момент Стивен сидит за компьютером, через две минуты - с клиентом, через пять - в одной руке утюг, в другой - ведро. Кажется, остановись он, остановится работа трех его магазинов, между которыми мечется, как угорелый. Глядя на Стивена, мне абсолютно не хочется стать капиталистом.

Прокат вечерней мужской одежды - типично американский вид бизнеса и зиждется на двух традициях: свадьбы и выпускные вечера немыслимы без фраков. Как правило, такая специфическая одежда может понадобиться раз или два в жизни, поэтому покупать ее нет смысла, целесообразней взять на прокат.

Жизнедеятельность «Денди» обеспечивают две команды - «юниоров» и «сениоров». Американские «юниоры» сражаются на «передовой», непосредственно с клиентами. Принимают и выдают заказы. Русские «сениоры» отсиживаются в тылу - комплектуют по ордерам костюмы, рубашки, галстуки, жилетки, прочую дребедень, сдают одежду в химчистку и принимают обратно. Американцев больше, нас - трое. Мы берем качеством, у всех высшее образование. Мы - это я, Инна и Софа.

Американские ребята меняются часто. Если кто проработал больше года, считай - ветеран. Мы давно для них не экзотика, обращаются с нами на равных.

Крис - головная боль Стивена. Он вечно умудряется напутать с заказами, за что получает через день выволочки. Но это никак не отражается на его настроении - он неисправимый весельчак. Другого Криса босс давно бы выгнал, но этого терпит. Кажется, даже втайне любит как свою противоположность: у Стивена триста дней в году мрачное настроение, у Криса круглый год - солнечное.

Мы Криса тоже любим, и не только за веселый нрав, но и за поразительные способности. Ему достаточно пару раз услышать русское слово, чтобы его запомнить. Он не стремится к серьезному изучению, для него это вроде игры, которая, впрочем, ему не надоедает. Играет Крис довольно своеобразно. Ему ничего не стоит - ни с того, ни с сего - подойти к нашим женщинам и заявить: «Инна, ты дура и мымра. А ты, Софа, кикимора». Мне как мужчине Крис вполголоса доверяет политически некорректные лозунги типа «Слава КПСС!» или «Смерть капитализму!»

Крис - особый случай. Но и остальные тоже «нахватались». По крайней мере, на вопрос: «Как дела?» все оптимистически отвечают: «Отчень плёхо». Это моя школа. Но мой вклад в «русификацию всей страны» ничтожен в сравнении с поваром Сеней. Сеня «совратил» персонал большого ресторана. Второй год этот персонал общается между собой преимущественно на крутом русском сленге...

Время от времени босс добавляет мне зарплату. Делается это «втайне» от Инны и Софы. Тот же спектакль с Инной, а потом с Софой. Хорошие вести Стивен любит преподносить сам, для плохих существует менеджер.

Мой роман с «Денди» близится к концу. Я задержался. Обычно русские здесь больше года не работают, я же - целых три. Мой единственный «бенефит» - недельный отпуск. Страховки нет, больничных дней - тоже, праздники для нас не существуют. Была бы возможность работать на день Благодарения и Рождество, «Денди» ее не упустил. И это не потому, что Стивен такая «бяка» - он не хуже и не лучше других. Просто такова природа мелкого бизнеса.

Потолка зарплаты - по меркам «Денди» - я достиг. А Стивен живет по законам рынка: зачем ему платить мне по максимуму, если новый работник будет стоить ему вдвое дешевле. Выбор у Стивена есть - русские едут и едут.