«ДВА КОЛЬОРИ МОЇ»

Независимость. Задумывались ли мы над тем, что ее антиподом является зависимость? Наверное, подсознательно — да. Особенно тогда, в 1991-м, когда душа рвалась на свободу из советского плена, не умещаясь в отведенном для нее «красном уголке». Как верили друг другу, как уверенно говорили о завтрашнем дне!

Правда, достаточно скоро романтическое цунами погасила встречная волна реалий новой жизни. Мы и оглянуться не успели, как в борьбе духовной и практической стихий сметенными оказались планы, устои, традиции, представления о границах между порядочностью и непорядочностью, правдой и ложью, жизнью и выживанием. Отказавшись от пайковой социалистической системы, отойдя от общественного устройства с белым верхом и черным низом, мы не смогли как многие из наших собратьев по соцлагерю, быстро выстроить ограничительный законодательный каркас. Зияющая пустота наполнилась качествами, роднящими нас с меньшими братьями по разуму: мы стали злее, хитрее, мы почти перестали жалеть слабых, зато в новых условиях быстро восстановили навыки подчинения сильным, пусть даже и неправым.

Мы перестали понимать, как воспитывать наших детей, что сеять в них: добро, подельчивость и любовь к людям или же с рождения объяснять волшебное значение слова «мое» и еще с пеленок учить набивать ребро ладошки о пеленальный столик, отрабатывая жизненно важное умение постоять за себя в этом жестоком мире.

Мы еще не перестали чувствовать боль за стариков, но большинство из нас им не может помочь: нет времени и средств. Иногда мы думаем: зачем они нас так воспитывали? Зачем говорили и доказывали своим жизненным примером, что чужого брать нельзя, что главные силы в жизни дает ощущение собственной правоты, а не умение хитростью, грубостью и подхалимством отвоевывать место под солнцем? Интересно, а чему учили матери тех, кто за десять лет разворовал нашу страну? И что с ними сейчас, возят ли им сыновья мешок картошки на зиму?

Мы растерялись и не знаем, что делать со стайками обозленных, не знавших материнской ласки детей. Откуда их столько на наших улицах?

Мы не можем понять, как кровотечение можно лечить зеленкой, а инфаркт — валидолом, которые есть в наших больницах. А те, кто зацепился за эту жизнь и зарабатывает на платное медицинское обслуживание, не может взять в толк, что в таких клиниках, заплатив в кассу, не надо давать взятки врачам…

Девчонки не знают, хранить ли им девственность до замужества, а парни — идти им после школы в институт или в бригаду местного авторитета.

Тогда, в начале, все было таким понятным, а сейчас, прожив десять лет своим умом, мы не знаем, кому отдавать власть. Мы не смогли в достаточной степени защитить тех, кто хотел говорить правду. Может быть, мы просто не хотим ее знать? Нам хватало своих проблем и хватает по сей день. Мы отказались от права настоящего выбора, поставив разделительную ширму между собой и государством. Мы не хотим задумываться над тем, что жизнь наших детей, наших стариков и в конце концов нас, еще таких молодых, зависит не только от количества денег, которые сможем урвать, заработать или выклянчить. Она зависит от того, кто будет писать законы, которые рано или поздно нам придется уважать. От того, как будут распределяться оставшиеся в государстве предприятия. От понимания тех, кто может с экранов телевизоров, газетных полос сказать или не сказать нам правду о жизни нашей страны.

На десятом году независимости по большому счету образовался весьма странный союз общества с государством — союз глухих верхов и немых низов. И на этом можно было бы поставить точку. Но вы прислушайтесь и услышите, как земля выгоревших иллюзий пробивается новыми ростками. Общество и экономика начали заживать. Адаптация к новым условиям жизни каждого из нас, успех каждого удачного предприятия молекула к молекуле затягивает наши раны. Медленно, тяжело, но мы восстанавливаемся. Процесс этот займет еще немало времени, но в душе мы знаем, что он будет в десятки раз короче многовекового ожидания независимости.

Мы стали чуть больше рожать, чуть меньше умирать.

От нас по-прежнему в не меньшем количестве на всех уровнях вымогают взятки, но мы постепенно учимся защищать свои права в суде.

Мы с удовольствием слушаем российского «Мумий тролля», но при этом тиражи «Океана Эльзы» здорово растут.

С сожалением мы смотрим на вывески мебельных торгово-оптовых фирм, прикрепленные к проходным НИИ и конструкторских бюро. Но мы снимаем шляпу перед «могучей кучкой» ученых, не давших умереть украинской науке. Мы гордимся генетиком Юрием Глебой и биологом Олегом Кришталем и всеми теми, кто в отличие от цивилизованного мира двигает украинскую науку не благодаря, а вопреки.

Мы огорчаемся тому, что наша олимпийская сборная за четыре года с девятого места скатилась на семнадцатое. Но каждый раз, когда звучит наш Гимн и поднимается Флаг, нас переполняет гордость. Восторгаясь победой «Динамо» или «Шахтера», итальянского Шевченко или украинско-немецких Кличко, восхищаясь голосами покоривших мир Виктории Лукьянец и Владимира Гришко, мы говорим: «Молодцы, наши!» Теперь эти люди воплощают для нас ядерные ракеты, перекрытый Енисей, балет и Гагарина.

Завтра мы сядем за накрытый скатертью стол, мы выпьем за Независимость, потому что мы устали от зависимости. Мы выпьем за родных и любимых, за их здоровье, удачу и материальное благополучие. Не чокаясь мы поднимем рюмки за ребят с шахты Засядько. И мы выпьем за тебя, страна, потому что любим и жалеем тебя. Потому что мы верим в тебя, Украина.