БОЛЬШАЯ СТИРКА

«Большая стирка» — так, как известно, называется одна из самых популярных и самых показательных программ российского 1 канала. Самых популярных — по рейтингу. Самых показательных — по концентрации пошлости, вообще отличающей самые выигрышные проекты российского — и вообще постсоветского телевизионного пространства. Но «Большая стирка» — это ведь еще и название, точно отражающее то, что произошло с российским телевидением и вообще информационным пространством. Его постирали и отбелили. Пространство осталось — краски стерлись.

На первый взгляд, странно, что закрытие программы «Намедни» с Леонидом Парфеновым на НТВ и увольнение популярного телеведущего вызвало такой общественный резонанс. Ведь утверждать, что именно эта программа была средоточием свободы в российском эфире — означает опровергать тезис о том, что свободное телевидение в России завершилось с изгнанием команды Евгения Киселева с НТВ и последующим закрытием ТВ-6 и ТВС. Леонид Парфенов, уволившийся с НТВ незадолго до ночного перехвата компании новыми хозяевами и вернувшийся на канал уже вместе с ними, тогда считался штрейкбрехером все тем же, сегодня защищающим его общественным мнением, а выход программы «Намедни» на месте программы «Итоги» — неуклюжей попыткой доказать, что возможна новая, «газпромовская» аналитика.

Можно было бы утверждать, что отношение к Леониду Парфенову переменилось после того, как Евгений Киселев окончательно исчез с экрана вместе со своей командой. Смотреть желающим узнавать что-либо еще, кроме официальной серятины государственных телеканалов, стало решительно нечего, а Парфенов оказался человеком, готовым предоставлять эту самую альтернативную информацию. Но и это не так. Ничего «такого» в программе «Намедни» не было и ведущий вовсе не стремился к тому, чтобы что-то такое появилось. Еще один парфеновский проект — ежедневное информационное шоу «Страна и мир» — демонстрировал абсолютное понимание генеральной линии. Но было нечто, отличающее Парфенова от всего, что происходило на политическом экране — сам Парфенов. Можно по-разному относиться к этому журналисту, не быть уверенным в степени его профессионализма, объективности, неангажированности, удивляться моментам, когда самолюбование перехлестывает через край и журналисту изменяет чувство вкуса. Тем не менее, на экране Парфенов выглядит личностью. Именно это и не могло в нем устраивать. Конечно, происшедшее с Парфеновым несложно встроить в схему борьбы группировок за контроль над формально частным телеканалом. И тем не менее эта борьба не отменяет общего правила — правила отсутствия личности.

Личностей в российской политической журналистике — во всяком случае, журналистике телевизионной — быть не должно. Газетчикам тоже не сладко — как раз в день ухода Парфенова мы столкнулись с коллегой, занимающимся похожим ремеслом — публикацией колонок в СМИ, и поплакались друг другу в жилетку на тему, у кого сколько материалов не вышло, — для людей, привыкших, что обычно печатают все, что они подписывают, и вовсе не потому, что они такие талантливые, а потому, что им никогда не изменяет чувство меры, это действительно серьезный повод для раздумий о будущем. Но, тем не менее, в печати фигуры еще есть и на сам факт их существования никто не покушается — то есть никто, например, не отменяет аналитических колонок даже в государственных изданиях. А на телевидении аналитические программы стараются уничтожить как жанр. Парфенов вовремя уловил эту тенденцию и постарался предложить зрителю нечто другое — аналитическое шоу. Но и этот формат не мог устроить высокопоставленную часть его аудитории — прежде всего потому, что предусматривал существование ведущего как личности. Новая жизнь, между тем, не предусматривает личностного начала.

Рискну показаться циником, но замечу, что это даже более серьезная проблема, чем отсутствие свободы слова. Потому что свободы слова в классическом или, если угодно, западном ее понимании на российском телевидении не было никогда. А была лишь иллюзия этой свободы, инспирировавшаяся клановой борьбой. Когда борьба завершилась или приостановилась — телевидение на глазах стало утрачивать свое многообразие. И лишь НТВ оставалось неким призраком прошлых баталий — прежде всего потому, что борьба за клановый контроль над каналом даже сегодня еще не завершена окончательно. Но вместе с тем российский телевизионный эфир — и эфир политический в том числе — отличался наличием личностей. Смотрели не просто «Итоги», но — Евгения Киселева. Не просто «Время», но — Сергея Доренко. Не просто «Зеркало», но — Николая Сванидзе. Список этот можно было бы продолжать, но суть не в фамилиях, к которым можно относиться с разными, скорее противоречивыми чувствами, а в наличии фигур на экране. Фигур, исполнявших роли игроков — не случайно и Киселев, и Доренко попадали в сотню ведущих российских политиков. Сегодня представить себе присутствие в этой сотне журналиста можно только при наличии очень бурной фантазии. Но — самое интересное — сегодня совершенно неважно, кто в эту сотню входит. Российская власть сверху донизу стала запрограммированно безликой, так что один чиновник ничем не отличается от другого, на высший пост в правительстве можно легко назначить человека, о существовании которого за день до этого назначения не помнил ни один человек во власти, в Госдуме и тем более в Совете Федерации даже парламентские журналисты не могут запомнить депутатов в лицо…

Безликой власти необходимо адекватное освещение ее напряженной деятельности — не новостей вообще, а именно ее деятельности, так как новости она воспринимает как следствие своей активности. Стоит ли объяснять, что освещать эту деятельность должен диктор? Поэтому вначале происходит «большая стирка» или «большая зачистка» государственного телеэфира, в котором пошлые ток-шоу и самодеятельные детективные сериалы перемежаются новостями, стилистически необыкновенно напоминающими программу «Время» советских времен. А затем застирывается теряющее популярность НТВ. При этом сама власть — и сами руководители телеканала — отнюдь не отрицают профессиональной значимости Леонида Парфенова. Только воспринимают они его не как ведущего аналитической телепрограммы, а как деятеля культуры. Не случайно уже в первый день после увольнения Парфенова появились сообщения, что он будет вести «Намедни» — но уже без политики — на государственном телеканале «Культура». Даже если это и не так, все равно информация показательная. Ведь в советское время личности тоже сосредоточивались — или их сосредоточивали — в сфере культуры. А политическая сфера была настолько безлика, что трудящийся, точно помнивший всех исполнителей ролей в фильме «Весна на Заречной улице», не мог отличить одного члена политбюро от другого — о каких-нибудь заместителях председателя Совета Министров я уж и не говорю. Но все это еще и потому, что трудящийся точно знал: политической жизни уже нет, а культурная еще есть.

Нечто подобное происходит и сейчас — политической жизни в России еще нет — и вряд ли она начнется, пока нефть будет стоить 42 доллара за баррель, а культурная уже есть — все-таки сейчас не советское время и появившемуся среднему классу отчаянно хочется развлекаться. Ну, и кроме того, есть еще и интеллигентные люди, которым политика в ее нынешней интерпретации окончательно обрыдла и которым не хочется смотреть дачную хронику президента, называемую в просторечии программой «Время». Эти люди раньше думали, что для них создали программу «Намедни» на НТВ, но они заблуждались. Для них как раз и создали телеканал «Культура» — смотрите и радуйтесь. Я лично как раз канал «Культура» за завтраком и смотрю — и потом весь день себя хорошо чувствую, в отличие от граждан, предпочитающих «Вести» Российского телевидения и «Дежурную часть». Спасибо, в общем, Владимир Владимирович, за заботу.

Если говорить уже без иронии, то омертвение телевидения — это один из явных симптомов общественного кризиса — или усиливающегося общественного безразличия в политике. Но дело все-таки не в обществе, а именно во власти. Она давно уже сообразила, что ящик — это мощнейший электоральный ресурс, гораздо более действенный, чем газеты. И стала создавать в этом ящике комфортабельный мир для голосующего населения. А понемногу и сама поверила в пушистую реальность этого мира, в котором репортажи о политическом урегулировании в Чечне иногда прерываются сообщением о взрыве на параде в Грозном, доклады министра обороны президенту — новостями о неудачных пусках ракет и авариями подводных лодок, а рапорты о реформе ЖКХ — информацией о появлении горячей воды во Владивостоке… Но одна новость не отменит поток новостей, так что схема работает. Однако схема эта имеет, как известно, только один недостаток. Пока власть имеет возможность обеспечивать это население всем необходимым, оно не интересуется политикой, послушно смотрит «Аншлаг, Аншлаг» и «Большую стирку» и не задает лишних вопросов. Но когда возможности по обеспечению потребностей завершаются, оно начинает задаваться вопросом, почему ему раньше по ящику не рассказывали о реальном положении дел и о том, что может произойти. И тогда в одночасье рушится не только комфортный мир виртуального ящика, но и комфортный мир реальной власти. Кажется, это называется «glasnost»…