Максим Рыльский: "Вы заливаете кровью нашу землю!"

К 120-летию со дня рождения поэта ZN.UA взглянуло на его жизнь под новым углом

На главном фото: Визит к землякам. Село Романовка, Житомирская обл., 1946 г. (Фото из архива Киевского литературно-мемориального музея М.Рыльского)

Карма рода

Во время Колиивщины прапрадед поэта Ромуальд Рыльский, 14-летний воспитанник базилианского католического коллегиума, был вынужден бежать из охваченной погромами Умани к родственникам, жившим на неподконтрольной повстанцам территории. Добрые люди помогли с крестьянской одеждой и продуктами. Во время ночевки в лесополосе на него напали неизвестные, сильно избили и ограбили. А затем мальчик попал в плен к гайдамакам. Перед самой казнью он неожиданно запел православный псалом "Пречистая дева, мать русского края". Да так нежно и проникновенно, что грозный гайдамацкий предводитель не сдержал скупой мужской слезы. В результате гайдамаки освободили не только Ромуальда, но и других плененных католиков.

Во времена военного коммунизма Максим Рыльский (названный, кстати, в честь предводителя гайдамацкого восстания Максима Зализняка) договорился с одним из сельчан, чтобы тот перевез его из села в Киев. Прельстившись сундуком поэта, хозяин телеги сильно избил пассажира, сбросил бесчувственного в канаву и уехал прочь с места преступления. Можно представить, каким было его разочарование, когда он увидел в сундуке не продукты, а книги. Брошенный на произвол судьбы поэт чудом выжил и смог вернуться в родную Романовку. Вскоре к нему в гости пожаловал пьяный председатель местного ревкома. Цель визита проста как пять копеек - расстрелять подозрительного помещичьего сынка. Что в этот раз пел своему мучителю потомок благородного рода Рыльских - неизвестно, но тот в конце концов убрался прочь. И что уж совсем трудно представить - очень растроганный.

Чужой среди своих

Украинская советская литература была почти сплошь крестьянско-пролетарско-разночинной. Редких белых ворон "неправильного" происхождения отстреливали тщательно и планомерно еще на дальних подступах к рубежному 1938-му. Классовый нюх здесь никогда не подводил. Но в случае с Рыльским система дала сбой - его не расстреляли. Хотя оснований было более чем достаточно. Судите сами. Дед поэта, Розеслав Рыльский, был одним из самых влиятельных магнатов Киевской губернии. Правда, после поражения Польского восстания 1863 г., которое он всячески поддерживал, его состояние и влияние существенно уменьшились. Бабушка поэта, княжна Дарья Трубецкая, также принадлежала к старинному аристократическому роду. А вот отец, Фаддей Розеславович, немного "подкачал": мало того что "впал в ересь украинства" (приобщился к движению хлопоманов-народников и стал членом Старой громады), так еще и вторым браком женился на простой крестьянке.

Образование соответствующее. В 1915-м 20-летний Максим окончил частную гимназию Науменко - одну из самых престижных и дорогих в Киеве. Рос в окружении золотой молодежи города - отчасти весьма распущенной (тогдашние модные развлечения: кокаин, проститутки, спиритические сеансы и т.п.). И вместе с тем - влияние украинофильского старогромадовского окружения отца (к тому времени уже покойного). Ведь юный Максим жил сначала в семье историка Владимира Антоновича, затем в течение двух лет - у композитора Николая Лысенко, а потом - в семье этнографа и общественного деятеля Александра Русова. Бегал в Купеческое собрание (сейчас Национальная филармония) на концерты Скрябина и Рахманинова, сам хорошо играл на фортепиано, любил импровизировать. Увлекался Пушкиным, Мицкевичем, французскими поэтами - Бодлером, де Лилем, Маларме, де Эредиа, Верленом, Рембо… Читал своих любимцев в оригинале, ведь французский в гимназии с блеском преподавал носитель языка Морис Майяр. Позже Рыльский будет много переводить с французского, а когда в 1957-м попадет в Париж, то без проблем даст интервью в студии местного телевидения. Преподаватель латыни Станислав Трабша привил ему любовь к античной культуре. Некоторое время Максим даже брал у него уроки внепрограммного древнегреческого.

Высшего образования Рыльский так и не получил (год обучения на медицинском факультете в Университете св. Владимира и семестр на историко-филологическом факультете Украинского национального университета не в счет). Однако уровень преподавания гуманитарных дисциплин в гимназии Науменко был настолько высок, что вряд ли какой-нибудь советский вуз дал бы знания лучшие. Это к тому, что доктором наук и академиком Рыльский был настоящим, а не липовым, как многие из его советских коллег-ученых.

Мир ловил его и… поймал

Красноречивая деталь: в 19-м томе изданного в СССР двадцатитомного собрания сочинений Рыльского, где опубликована избранная переписка поэта, в промежутке с 1914-го по 1923 год не помещено ни одного (!) письма. Бурные события того периода (Первая мировая война, Февральская революция, большевистский переворот, национально-освободительная борьба в Украине) не отображены ни единым словом. Возможно, потому, что отношение к ним у Рыльского было далеко не правоверно-ленинским. В признаниях следователю во время заключения 1931 г. поэт написал: "…Я ответил (Хвылевому), что готов принять революцию, сдерживает меня лишь одно - кровь".

Кровавая власть темной разнузданной толпы, грандиозные социальные эксперименты (отчасти бессмысленные, отчасти откровенно преступные) отталкивали Рыльского. Да и как могло быть иначе, если в 1919-м чекисты расстреляли друга отца и любимого учителя Максима Владимира Науменко - человека, который руководил одной из лучших гимназий города, редактировал "Киевскую старину", возглавлял Украинское научное общество и Киевскую громаду, был министром образования в одном из правительств Скоропадского…

Показательны доносы на Максима Фаддеевича.

"В декабре 1934 г. в моем и Зерова присутствии Рыльский прямо заявил, что на Украине будет заброшено все украинское до тех пор, пока Украина не станет самостоятельным национальным государством".

"…М.Р. сказал, что политика коллективизации ведет к гибели украинского крестьянства".

"7.XII состоялся вечер, устроенный Рыльским по случаю именин его жены, присутствовали Бабель, И.Северов, Балацкий, В.Сосюра и др.

…Рыльский, поднимая тост за Бабеля, сказал: "Выпьем за человека, который все-таки писать будет так, как ему хочется…"

"В 1934-35 г., бывая в Киеве, я сблизился с Рыльским и его группой. Р. в прошлом принадлежал к неоклассикам и был тесно связан с реакционерами Филиповичем, Зеровым, Драй-Хмарой. В 1931 г. он арестовывался органами ГПУ в Киеве. По своим убеждениям Р. является националистом".

К сожалению, даже из друзей и приятелей Максима шантажом и пытками выбивали подобные свидетельства: "Впервые мне стало известно о принадлежности Рыльского Максима, Бажана Николая к антисоветской националистической организации от Нагорного Виталия весной 1936 года".

Как бы там ни было, но после Лукьяновки, после ареста его друзей-литераторов и единомышленников-неоклассиков Рыльский капитулировал: "…Я стал орудием верхушки СВУ… Ложная мысль о некой самодостаточной украинской идее, идее украинского "возрождения" не давала мне увидеть, что, собственно, истинное возрождение всех порабощенных наций только в Советском Союзе обернулось действительным фактом… Я думал, что те нити, которые связывали меня… с дореволюционным "украинским движением" (в массе своей буржуазным) не надо рвать, что надо создавать некую "украинскую культуру", как остров среди моря культуры советской, не понимая до конца, что тот остров превратится непременно в крепость контрреволюции…"

Сталинская индульгенция

Когда в 1938 г. Хрущева назначили первым секретарем ЦК КП(б)У, на его стол легла докладная записка от наркома внутренних дел республики Успенского. В ней предлагалось немедленно арестовать отъявленного антисоветчика и националиста М.Рыльского. Хрущев решил не спешить и посоветоваться с литераторами. Собрал партактив писательской организации.

- Что вы думаете о Рыльском? - спросил. - Действительно ли он враг народа?

В кабинете повисла гнетущая тишина. Наконец ее прервал Тычина:

- Да как же так, Никита Сергеевич?! "Песню о Сталине", написанную Рыльским, очень любят на Украине. Ее по всем селам поют наши колхозники…

В тот же день Хрущев имел телефонный разговор со Сталиным:

- Товарищ Сталин, как можно арестовать поэта, написавшего "Песню о Сталине", которую поет вся Украина?

Вождь задумался и через некоторое время произнес:

- Передайте этому дураку Успенскому, чтобы не лез не в свои дела.

Результат этого короткого разговора таков: наркома Успенского расстреляли, а от Рыльского отцепились. Во всяком случае, до 1947 г., когда Хрущева на посту руководителя республики сменил Каганович, его оставили в покое. Более того, за эти неполные десять лет поэт превратился в настоящего литературного генерала: занял должность директора Института искусствоведения, фольклора и этнографии, возглавил республиканскую писательскую организацию, получил Сталинскую премию I степени и стал депутатом Верховного Совета СССР (всего же такой чести его удостаивали пять раз подряд!)

Музы поэта

Первая любовь 12-летнего Максима была безответной. Младшего на шесть лет мальчика Галина, дочь Николая Лысенко, всерьез не воспринимала. Очевидцы вспоминают такой случай.

В доме композитора устроили концерт для своих. Константин Шило, жених Галины, исполнял украинскую народную песню. Пел страстно и весьма искусно. Галина смотрела на него влюбленными глазами, а Максим чуть не плакал.

- Р-р-ревет, как свинья! - повторял, будто заведенный.

- Но разве свиньи ревут? - спрашивали у него.

- Ревет, как свинья, - гнул свое юный ревнивец…

В 1923 г. Рыльский перебрался в Киев, где до беспамятства влюбился в жену своего земляка Ивана Очкуренко. Екатерина (в девичестве Паткевич) была старше Максима на девять лет. Но он, в конце концов, таки отбил ее у товарища. В 1926-м они поженились. Рыльский усыновил шестилетнего сына Екатерины Георгия, а в 1930-м у супругов родился и собственный сын - Богдан.

Как вспоминают очевидцы, Екатерина Николаевна всегда тщательно следила за собой, умела выглядеть элегантно. Она никогда не выходила из спальни в халате и тапочках - только в платье и на каблуках. Вкусно готовила. Коронным блюдом считался шпигованный салом заяц, добытый на охоте мужем. Всегда нравился гостям (особенно Остапу Вишне) суп из дикой утки…

В 1943-м в Кремле, во время вручения Сталинской премии, Рыльский познакомился с химиком Валерией Познанской. Вспыхнула взаимная страсть. В то время Рыльский жил в Москве сам, семья находилась в эвакуации в Уфе… Сын Богдан, узнав об отцовской измене, реагировал очень эмоционально, требовал, чтобы Максим Фаддеевич ушел от них. Но вскоре все уладилось. Екатерина Николаевна повела себя благородно и мудро. Никогда и ничем не упрекнула мужа. Когда в 1958 г. она умерла, на ее могиле, обнявшись, плакали бывшие соперники - Максим Рыльский и Иван Очкуренко.

Максим - золотое сердце

У Музея Т.Шевченко, Канев, 1961 г. (фото из архива Киевского литературно-мемориального музея М.Рыльского)

Бог наградил Рыльского многими талантами, и один из них - умение дружить. Он не уставал от людей. В его голосеевском "мануаре" (загородной резиденции) всегда было шумно и людно. Здесь постоянно кто-то гостил: друзья, родственники, просто случайные знакомые… Полноценными членами его семьи были литературный секретарь и персональный водитель, домохозяйка и садовник… Во время громких застолий Рыльский иногда удивлял гостей своим талантом дрессировщика. Оказывается, даже его охотничьи собаки разбирались в литературе! Вспоминают, как Рыльский клал перед собакой кусочек колбасы и говорил: "Дмитерко - великий поэт!" Никакой реакции. Животное сидело неподвижно, как застывшее. Тогда хозяин, едва сменив интонацию, произносил: "Шевченко - великий поэт!" Собака моментально подбрасывала колбасу вверх, на лету хватала ее и сразу глотала. Успех номера был чрезвычайный: аплодисменты, хохот, крики "браво!"…

Поэт вроде и не был бедным человеком, но деньги у него никогда не держались. Он их постоянно кому-то одалживал или просто дарил.

Когда переводчик Григорий Кочур освободился из лагерей, Рыльский одолжил ему 80 тысяч рублей, чтобы он купил себе дом в Ирпене (для сравнения: автомобиль Максима Фаддеевича ЗИМ стоил тогда 40 тысяч). А вот для строительства своего "мануара" был вынужден брать кредит. Разрешение на это дал лично Сталин.

Красноречивый документ - письмо Рыльского из Кисловодска своему секретарю В.Мамиконяну: "…Ваган Александрович! В дороге я, как говорит Хлестаков, "поиздержался", и Ваша финансовая поддержка бедного курортника необходима! Я знаю, что причиняю Вам заботу, но… грешен человек! Крепко обнимаю!

Ваш М.Рыльский"

Как метко подметил Александр Дейч, Ваган Мамиконян при Максиме Фаддеевиче был как Санчо Панса при Дон Кихоте - решал множество организационных и бытовых проблем.

Другом Максим Фаддеевич умел быть не только в радости, но и в горе. Как вспоминала вдова Евгена Плужника, единственный, кто из друзей-литераторов носил арестованному мужу в тюрьму передачи, был Рыльский.

"Пани Галя, - в отчаянии обращался он к ней, - я скоро сойду с ума! Я не могу выдержать уже больше. Я хочу взять телефонную трубку и кричать по прямому проводу в Кремль: "Что же вы делаете?! Вы вынимаете мозг Украине и оставляете ее жить без мозга! Вы заливаете кровью нашу землю!"