Гомер украинской песни

Если бы Григорий Нудьга издал только одну монографию "Українська дума і пісня в світі", этого бы уже было достаточно, чтобы его имя вошло в историю. Но ведь есть еще около 300 разных работ в области фольклора и литературы. Короче всего о судьбе ученого сказал когда-то Ростислав Братунь: "Он работал за целый институт, а получал меньше дворника". Можно лишь предполагать, каким могло бы быть наследие ученого, если бы не многолетняя ссылка по обвинению в антисоветской деятельности, запрет заниматься любимым делом.

После выхода в 1951 г. на волю Нудьге разрешили работать по специальности, но на имя его вплоть до самой смерти наложили негласное табу. Оно продолжало действовать даже в независимой Украине. Фамилию Григория Нудьги вычеркивали из подготовленных им публикаций, а сами работы нередко переделывали и подписывали другие "ученые". При его жизни в независимой Украине не была издана ни одна его работа! "Добило" же известие о том, что ожидаемую Шевченковскую премию в который раз отдали "более нужному" человеку. Г.Нудьга после этого перестал говорить, а через несколько дней (14 марта 1994 г.) умер. Похоронен он на Лычаковском кладбище во Львове.

Только через четыре года после смерти ученого фонд его имени при содействии фонда Сороса издал двухтомную монографию "Українська дума і пісня в світі" - труд всей его жизни.

Жажда знаний

Эта книга спровоцировала большой скандал с участием самого Хрущева

В дневнике Г.Нудьга писал: "Наша місцевість була багата на кобзарів, сюди давно йшли вчитися кобзарського мистецтва, тут пройшов навчання Остап Вересай. З ним я зустрічався на ярмарках і повсякденному житті. Змалечку, зі шкільних років, приятелював з кобзарем І.Запорожченком, згодом з Є.Адамцевичем, з родиною кобзарів сусіднього села Сологубами".

С самого детства у Григория было большое желание учиться. Сначала он ходил в трехлетнюю школу в родном селе, позже поступил в городское училище в Глинске.

"До Глинська від мого села три кілометри, як важко їх було мені щодня долати, вставав дуже рано, щоб не запізнитися (і все ж запізнювався), особливо взимку, коли були хуртовини й морози. Взимку, коли були великі хуртовини, мати вечором (вертався додому пізно) ставила на південному вікні (з боку Глинська) каганець, щоб я на нього орієнтувався, як на маяк. Восени й весною теж було важко - болото, часто приносив додому в руках відірвані багном підошви від чобіт з підборами. А вчитися хотілося, мучився, а все-таки ходив. Чотири роки боролася родина і я за те, щоб закінчити у
1928 році тоді дуже популярну школу, бо 7-річка тоді вважалася як тепер технікум - велика освіта", - вспоминает Григорий Нудьга в "Малій автобіографії".

В 1929 г. Г.Нудьга сдал вступительные экзамены в педагогический техникум в городе Гадяче, о котором читал и знал, что он имеет славную историю. Здесь все было иначе. А важнее всего - замечательная библиотека. И к тому же в техникуме работал литкружок, немало участников которого уже публиковали свои стихи в журналах. В общежитии велись постоянные дискуссии о литературе. Здесь он встретился с будущим известным критиком Л.Новиченко, впервые увидел Остапа Вишню. Но самое главное - в местном музее сохранялись рукописи Леси Украинки, Олены Пчилки, Драгоманова, других писателей. Тогда же вышли из печати первые его статьи о рукописях этого музея, а также стихи, рассказы и очерки.

Осенью 1933 г. желание учиться приводит Нудьгу в Харьковский университет, который тогда только что возобновил свою деятельность.

"Перші враження від Харкова й культурного середовища були багаті й глибокі, - вспоминает будущий ученый. - Увесь Харків (вулиця, установи, на заводах, на лекціях - де тільки я бував) говорив виключно українською добротною мовою, а розмов про те, що ця мова недосконала, ніде не було чути. Театр "Березіль" я відвідував часто, і завжди було людей повно, особливо на постановках типу "Гайдамаки" чи інших театральних постановках на українські теми. У Харкові тоді я зіткнувся з несподіваним: на літературних вечорах у клубі Блакитного ще велися суперечки, в яких можна було почути, що народна пісня - примітив, застаріла селянська культура, що й Шевченко не може задовольнити наш машиновий бурхливий вік, чув я тоді й перефразовані вислови італійських футуристів, що ніяке тепло жінки не може замінити тепло мотора в цеху заводу".

В связи с перенесением столицы в Киев часть студентов (в том числе и Г.Нудьгу) перевели в Киевский университет, который он окончил в 1938 г.

О тех годах Г.Нудьга пишет: "Після переїзду до Києва - мав тут багато нового, раніше незнаного: літературні ідеї, люди, явища... Слухав лекції С.Савченка, С.Маслова, найбільше зблизився з П.Поповим (керував моїми першими спробами фундаментальніших досліджень), О.Білецького, А.Кримського, А.Хвилі, М.Грунського... Найбільше зацікавили роботи М.Зерова, А.Шамрая, П.Филиповича, а з давніших -
В.Перетца своїми багатствами фактів, знанням джерел. Тоді обираю за принцип: для дослідника знання джерел і фактів - основне. Наука починається з факту. В подальших часах велику увагу маю до факту, особливо до невідомого".

В 1935 г., еще будучи студентом, Г.Нудьга публикует свою первую статью о кобзаре Иване Запорожченко. В 1936-1937 гг. работает на должности младшего научного сотрудника в Институте фольклора Академии наук Украины, выезжает в фольклорные экспедиции на Черниговщину и Сумщину. Результат - литературные и фольклорные статьи в журналах. Однако после появления в одной из киевских газет статьи-доноса Д.Кушнаренко и
И.Грицутенко (по рекомендации
Г.Нудьги они попали на работу в институт и так "отблагодарили") Г.Нудьгу из института уволили - "слава богу, не расстреляли и дали закончить университет".

Несмотря на рекомендацию в аспирантуру, оставаться в Киеве было опасно, поэтому он перебрался в Полтаву, где с декабря 1938 г. работал преподавателем педагогического института. Отсюда в июне
1941-го ушел на фронт. Воевал в составе 6-й армии Юго-Западного фронта, был командиром взвода, сначала младшим лейтенантом, а с марта 1942-го - лейтенантом. Однако во время харьковского наступления в 1942 г. вместе со всей армией попал у окружение, потом в плен. Из лагеря военнопленных в Харькове удалось бежать, вкрывался на оккупированной Полтавщине. Пребывание на оккупированной территории Г.Нудьге будут вспоминать еще многие годы.

Без вины виноватый

В 1944 г., когда война уже приближалась к концу, ученых начали из армии демобилизовать. Среди уволенных был и Г.Нудьга. За него замолвили слово ученые Львовского отделения АН УССР.

"І ось я в. о. старшого наукового співробітника Львівського відділення АН УРСР. Працюю разом з М.Возняком (заввідділом), Ф.Колессою, В.Щуратом, І.Свєнцицьким, І.Крип'якевичем, О.Степанів, Кордубою, Роздольським та багатьма старшими й молодшими спеціалістами різних галузей науки й культури", - пишет Нудьга в "Малій автобіографії".

В это время он возобновляет работу над диссертацией, которую начал в Полтаве еще до войны. Ее даже обсуждали в отделе, а Ф.Колесса написал первую рецензию. Но... Вот что по этому поводу вспоминает сам Г.Нудьга.

"Роботу "Пісні українських поетів першої половини ХІХ ст. в українському фольклорі" обговорили й рекомендували для друку. Призначили день захисту. Мав захищати з дружиною наркома освіти України. Тим часом у Львові дружина народила сина, вирішив поїхати на неділю, побачити, у понеділок повернутися на захист. Узяв квиток, поїхав на вокзал, і раптом перед входом у приміщення вокзалу мене зупиняють троє невідомих осіб. Один (з побитим віспою обличчям) заявив, що він прокурор, двоє явно виглядали молодчиками НКВД. Попросили (власне, наказали) сісти в машину і їхати з ними. Приїхали до прийомної НКВД на вулиці Володимирській".

После непродолжительного пребывания в тисках НКВД "приписали" универсальную, легкую для прокурора и следователя статью 54, пункт 10 - "антисоветская агитация". На допросе следователь предложил отпустить в обмен на помощь в выявлении "врагов". На что Нудьга почти крикнул: "Так вы хотите, чтобы я продавал своих коллег? Этого никогда не будет".

Последствия не заставили себя ждать. Его отправляют в Полтаве, держат в подземелье, где вода была по косточки. Приговор: 10 лет местных лагерей общего режима, поражение в правах на три года с конфискацией имущества. И это было еще не все.

В начале июня 1947 г., по ходатайству академиков М.Рыльского, Ф.Колессы, В.Щурата и П.Попова, дело Г.Нудьги пересмотрели. И когда оперуполномоченный снова предложил сотрудничество, ответ был, как и предыдущий. Через несколько дней большой эшелон с узниками отправился из Киева на Колыму...

Г.Нудьге, можно сказать, посчастливилось: в тот день, когда отбирали заключенных для работ по добыче золота (норма выработки
14 г ежедневно), начальник лагеря послал его с охранником на машине по дрова для лагеря. Когда они вернулись, "золотые бригады" уже отъехали. Так что он работал не в подземельях, а на свежем воздухе.

"Восени, - вспоминает Г.Нудьга, - з 1000 посланих у підземелля живими повернулося до 300 чол."

В конце 1940-х гг. начальником "Дальстроя", в который входили тамошние лагеря, стал генерал Петренко из Черниговщины. Ознакомившись с условиями пребывания заключенных, он решает: "Заключенные тоже люди. Нужно им создать элементарные условия, и будет план". Перевыполнение плана давало право на досрочное освобождение. Г.Нудьга очень старается и в октябре 1951-го, раньше на четыре года, выходит на свободу.

Когда же приезжает домой, оказывается, что его там никто не ждет... Даже родные не знали, как вести себя. И вскоре он устраивается учетчиком на швейную фабрику в Винниках близ Львова. Прописку во Львове, как и работу по специальности, ему запретили.

Лишь после смерти Сталина дело просмотрели. Под конец 1954 г. Г.Нудьге пришло письмо из Президиума Верховного Совета Украины с сообщением о снятии судимости и всех ограничений. Три года работал заведующим отделом в редакции журнала "Жовтень". Потом освободилось место младшего научного сотрудника в Институте общественных наук АН Украины. К тому времени из старых кадров здесь остался только И.Крипьякевич.

Казалось бы, справедливость восстановлена. Можно работать. Но в сентябре 1955 г. умирает его десятилетний сын, который родился в день ареста отца.

Мытарства не прекращаются и дальше.

"Протягом тридцяти років, - вспоминает Г.Нудьга, - багато разів ставилося питання на наукових радах, щоб провести по конкурсу старшим, але все без успіху. Коли одного разу наукова рада все ж таки не послухалася "свышестоящих" і винесла рішення провести старшим - на другий день і рішення відмінили, і раду розформували. Разів п'ять подавав на конкурс - все відмовляли. Так я й вийшов на пенсію молодшим. Рідкісний факт: у 1936 р. мене кваліфікували молодшим науковим співробітником АН, проробив майже 40 років, і не дозволили надати старшого, хоч мав уже кілька друкованих монографій і до 300 публікацій, які були ученими сприйняті як досягнення. Більше того: у 1972 р. після усунення Шелеста, коли розгулявся Брежнєв, мене тричі звільняли з роботи навіть молодшого, але завжди невдало (то без згоди профспілки, то неправильно кваліфікували причину, то ще щось), і мене поновляли то облпрофрада, то президент Патон. Зрештою оголосили, що поставлять питання про моє звільнення на відділі, аби працівники мене "скоротили". Вони відмовилися голосувати за це. Їм пригрозили: будемо звільняти тих, хто не проголосує проти Нудьги. М.Родько тоді сказав мені: "Становище безвихідне, подавайте заяву на звільнення". І я подав. Дали мені пенсію 96 крб.!".

Семья бедствовала. Преследование в 1970-х гг. затронуло даже сестру Г.Нудьги, которая жила на Сумщине, - местное начальство запретило ей продавать хлеб (?!) в сельском магазине. Самому же ученому не давали, казалось, и дохнуть. Вот запись в дневнике от 16 марта 1977 года: "Все лишається, як і було, тільки павутина стала тоншою. Минулого року креслили мене у "Шевченкознавстві", нахвалялися і в "Шевченківській енциклопедії" скосити моє прізвище, та піднявся ґвалт громадськості - й іуди поховали голови в солому. В.Бєляєв на нараді оголосив, що прізвище моє у Львові належить до "табу", і машина спрацювала… І ось: 16 березня - було місяць після того, як мене оперували. Було важко, але вже ходжу. І тут новина: в другому томові "Шевченківського словника" статтю про мене, яку писала Роксолана, після ІІІ верстки знято, поскреслювано також моє прізвище під моїми більшими статтями у другому томі. Машина працює. Мені ніхто нічого ані слова, а тиснуть з усіх боків так, що сил не маю триматися на ногах. Ой машино ти залізна!".

Особенно тяжело Г.Нудьге, который жил поэзиями Шевченко, лично (в детском возрасте) был знаком с приятелем поэта Григорием Вашкевичем и статью о котором написал в "Шевченківський словник", было узнать, что его фамилию вычеркнули именно под ней. Ряд статей к словарям и энциклопедиям из-за "особого" отношения к "националисту Нудьге" были опубликованы под псевдонимами. Еще больше случаев, когда его задел, без каких-либо ссылок, использовали в своих статьях другие "ученые".

В конце жизнь Г.Нудьгу приняли в члены Международного центра по изучению народных и революционных песен, назвав профессором. Однако, несмотря на огромное количество опубликованных работ, обнародование неизвестных или малоизвестных фактов из истории украинской культуры и образования, партийные функционеры так и не дали ученому возможности подняться выше должности младшего научного сотрудника. И надо отдать должное руководителям Львовской организации союза писателей Украины Р.Братуню, Р.Лубкивскому, Л.Ризныку и их коллегам по перу, которые всегда поддерживали Г.Нудьгу и фактически давали ему возможность выжить. Даже в независимой Украине условия работы для Г.Нудьги не изменились - "машина работала".

"Незрозуміло: якщо раніше мене всюди обходили, переслідували, ігнорували, не примічали і т.д., бо я був все життя під наглядом - то що сталося тепер? Знову я не маю рівних прав?" - сокрушался Г.Нудьга.

Ученого "изымали из обращения", прежде всего не печатая его работ: с 1991 г. и до самой смерти в 1994-м, несмотря на огромные усилия, ему так и не удалось издать ни одной книги. Собственно этим и было обусловлено создание Фонда имени Григория Нудьги. По словам его председателя Анатолия Бурдейного, главная задача - издать наследие ученого, опубликовать собранные фольклорные материалы, реставрировать записи кобзарей.

Особая благодарность за организацию этого благотворительного фонда писателям Л.Ризныку, Н.Ильницкому, Н.Петренко, Л.Сенику, Р.Качуривскому, Б.Чепурку, М.Ярмоле, журналистам И.Бачуну, И.Сварнику, а также всей семье Григория Нудьги, его преданным друзьям - профессорам С.Стойко, П.Скочию, А.Лисняку.

"Своим исследованием вы звершили творческий подвиг"

Александру Довженко принадлежат слова: "Українська пісня - це бездонна душа українського народу, це його слава". Эту народную душу очень хорошо понимал Григорий Нудьга.

"Найважливішою проблемою, якій Г.Нудьга присвятив свій науковий талант, було питання вияснення місця і ролі української пісні у світовій культурі,- рассказывает Анатолий Бурдейный. - На основі величезного фактичного матеріалу, зібраного з усього світу, Г.Нудьга переконливо довів, - що пісня і дума - найзначніший і найоригінальніший вклад українського народу в скарбницю культури народів світу. Тут одразу слід із глибокою вдячністю згадати людей, які допомагали вченому у цій справі, - співака з Канади Йосипа Гошуляка та німецького математика козацького роду Ростислава Долинського (Rostislav Dolinsky). Це наукове ствердження слів Т.Шевченка "От де, люде, наша слава, слава України" проходить червоною ниткою через десятки журнальних статей Г.Нудьги. Саме цей висновок не подобався комуністичній владі і, не маючи інших аргументів, вона зробила все можливе, щоб монографія про українську пісню у світі не побачила світ. Здана до видавництва ще у 1972 році, книга пройшла 31(!) рецензію і була видана невеликим накладом 1989 року в скороченому вигляді (із 1250 сторінок викреслили 700), правда, з прекрасною передмовою Д.Павличка. Однак навіть у такому скаліченому вигляді книга справляла враження".

Олесь Гончар по случаю ее выхода сказал: "Своїм дослідженням ви звершили творчий подвиг. Гадаю, що так це буде сприйнято всіма, кому дорога українська культура. Хай усвідомлення унікальної цінності звершеного додає вам наснаги. Дякую від душі!".

После обретения Украиной независимости логически было бы надеяться на выход книги в полном объеме. Но автор так и не дождался этого. Через три года после смерти Григория Нудьги фонд его имени при содействии фонда Сороса (особая благодарность О.Калагурской) издал наконец двухтомную монографию "Українська дума і пісня в світі" с предисловием Р.Кирчива. К сожалению, за нехваткой средств в нее не включили самый раскритикованный раздел рукописи 1972 г. "У колі світової культури". Такая возможность возникла чтобы в 2006 г., когда во Львовском национальном университете имени Ивана Франко начали изучать наследие Григория Нудьги.

В своих роботах Г.Нудьга рассматривал и анализировал литературный, культурный и образовательный процессы прошлого Украины как непрерывное развитие и усовершенствования духовного мира народа, который никогда не перерывался. Силой фактов Г.Нудьга убеждал читателей, что литература, фольклор, культура Киевской Руси является произведением украинского народа.

Олесь Гончар в письме от 18 августа 1990 г. пишет: "Вельмишановний Григорію Антоновичу! Дякую вам за книжку ("На літературних шляхах", 1990), за таке змістовне дослідження. Згоден з вами: творцем культури Київської Русі був, ясна ж річ, передовсім український народ, адже його творчість виявляла себе ще задовго до княжих часів, про що свідчать українські веснянки, землеробський, весільний, купальський та інший обрядовий фольклор. Яка ж там була мова - хіба не українська? Історична наука, безперечно, грішить проти істини, визначаючи ледве не рік і день, коли виникла українська нація та її мова (боронь боже, щоб не виявилася вона старшою за "старшого брата"). Звичайна й досить примітивна - на догоду шовіністам - вульгаризація. Народ такої осідлості, такої щедрої поетичної вдачі формував свою культуру, треба думати, упродовж не одного тисячоліття. Я, скажемо, вважаю природним уявити, що співи, звичаї, зачатки мови нашого народу могли вже сусідити з піснями еллінськими, античними, - а чому б ні?".

Неоднократно его работы цитировали и до сих пор цитируют в отечественных и зарубежных изданиях, многие из них уже стали классическими. Для Г.Нудьги наука начиналась с факта. Опираясь на научно обоснованные, безоговорочные факты и материалы, он последовательно доказывал величие украинской культуры.

* * *

В 1911 г. в Париже, в день пятидесятилетия смерти Т.Шевченко А.Луначарский произнес перед эмиграцией речь, в которой есть замечательные слова об украинской песне: "Украинская музыка и поэзия самая роскошная, самая благоуханная из всех ветвей мирового народного творчества. Минорная по смыслу, грустная даже в своем веселом порыве, украинская песня ставится всеми знатоками на первое место в музыке всех народов. Украинские думы, которые через столетие передавались Гомерами Украины - кобзарями, светятся своими красками, ощущениями, рыцарством в любви и вражде, размахом казацкой отваги и философской вдумчивостью".

Таким украинским Гомером был Григорий Нудьга.