Дед Мороз в берцах

Количество гормонов стресса у ребенка в первые дни пребывания в детсаду, утверждают ученые, может достигать того же уровня, что и у взрослого человека, попавшего под артиллерийский обстрел или бомбежку. А что же тогда творится в душе малыша, вокруг которого по-настоящему рвутся снаряды? Даже если осколки и пули пролетят мимо, в детское сознание беспощадно ворвется тот смертоносный видеоряд, который поселится в его памяти навсегда: оглушительные взрывы, горящие автомобили, рушащиеся дома, изувеченные тела…

Кто-то, глядя на шокирующие фото- и телекадры или читая репортажи о событиях в зоне АТО с участием детей, крепче прижимает к себе своих чад и благодарит судьбу за то, что их миновала эта участь. Кто-то, сидя в высоких властных кабинетах, разрабатывает "стратегии реформирования", составляет "планы реализации" и даже принимает законы, направленные на "усиление гарантий безопасности детей". А есть те, кто закрывает за собой дверь в спокойную, подчас вполне благополучную жизнь и отправляется туда, откуда сквозь грохот взрывов и обстрелов еле различимо доносится детский плач.

Я так и не смогла получить от него ответа на вопрос "Зачем?". А потом поняла, что далеко не первая, кто безрезультатно его задает. "Однажды мы стояли на КПВВ Зайцево. Подошел командир погранцов и спросил: "Зачем оно вам надо?" Вот как ему объяснить, что мы спим крепче, когда знаем, что у "наших" детей на ближайшую неделю-месяц есть одежда, медикаменты, крыша над головой и игрушки. Это не объяснить, если оно тебе не болит. Поэтому отвечаем: "Это неважно. Главное, пусть в вашем доме будет мир и достаток", - написал он как-то на своей странице в ФБ.

"Детская" тема появилась в информационном пространстве страны практически с первых же дней вооруженного конфликта на Востоке. До начала боевых действий в Донецкой и Луганской областях проживало около одного миллиона детей. Всеобщее внимание было преимущественно сконцентрировано на тех из них, кто пребывал под опекой государства - обитателях домов ребенка и воспитанниках интернатов. Пока украинские чиновники и госструктуры, вместо того чтобы оперативно скоординировать усилия по эвакуации детей из зоны конфликта, апеллировали к международным организациям и обвиняли друг друга в "преступной бездеятельности", руководство самопровозглашенных республик выдало запрет на вывоз сирот за пределы Донецкой и Луганской областей куда-либо, кроме России. Для них украинские дети сразу же стали предметом торга, инструментом шантажа, живым щитом и, конечно же, благодатным материалом для пропагандистских спецопераций.

Но, отправляясь в июне 2014-го в Донецк, Даниил Довбун еще не понимал этого. Более того, у него тогда даже не было ощущения, что это война, и что она всерьез и надолго. Психолог, владелец успешной компании в Днепре, занимающейся технологиями бизнес-образования, решил, что его опыт профессионального переговорщика должен помочь разрулить проблему с вывозом детей-сирот из попавшего под обстрел Снежного.

Относясь к этой затее как к очередному профессиональному вызову, Даниил смоделировал ситуацию, просчитал варианты ее развития и уже через несколько часов стоял перед зданием Донецкого облисполкома, захваченного к тому времени сепаратистами. К Бородаю, на прием к которому, предъявив паспорт и сообщив о цели визита, он попросился, парламентер не попал. Его привели к "министру информполитики" так называемой ДНР. И это было тоже неплохо, поскольку информационная составляющая играла важную роль в его плане. Но осуществить его так и не удалось. Хотя поначалу все складывалось удачно, и переговорный процесс практически уже вышел на финишную прямую. Неосторожное поведение журналиста, который также участвовал в разговоре с дэнээровцами и с которым Даниил накануне договорился об освещении операции "Эвакуация", разрушило достигнутый было консенсус. В результате оба оказались в застенках тамошнего МГБ.

С тех пор Довбун старается избегать общения с журналистами. И первой его реакцией на мое предложение дать интервью был тот же вопрос: "Зачем?" "Я не понимаю, как ваша публикация сможет помочь делу, которым я сейчас занимаюсь. Популярность - это приятно. Лукавить нет смысла. Но моей работе она вредит", - сказал он. Впрочем, на встречу все-таки пришел. Поскольку, конечно же, понимает, что любое проявление внимания к теме детей на войне - это возможность хоть как-то активизировать государство и общество в решении связанных с ней вопросов.

Из ДНРовского плена, благодаря удачному стечению обстоятельств и все тому же опыту переговорщика, Даниил Довбун через пару недель выбрался. Но так и не смог избавиться от желания спасать детей, попавших под обстрелы, искалеченных войной - физически или психически, потерявших родителей, нуждающихся в еде, одежде, лекарствах, отдыхе под мирным небом. "Ведь мы, взрослые, и в первую очередь мужчины, всей своей сутью предназначены для того, чтобы защищать детей. А мы не справились. За все время конфликта на Донбассе было убито 178 детей. Во мне все противится тому, чтобы называть их смерть "сопутствующими потерями". Эти дети не брали в руки оружие. Они просто жили в домах своих родителей. А мы не успели их спасти", - с горечью говорит Даниил.

По данным уполномоченного президента Украины по правам ребенка Николая Кулебы, на оккупированной территории Украины остались почти 600 тысяч детей. И почти 100 тысяч находятся в зоне соприкосновения. Для кого-то это хоть и страшные, но всего лишь цифры. А для Довбуна и других волонтеров - конкретные лица, имена, судьбы. Это те девочки, которые играют в "классики", стараясь не наступить на белые линии, потому что "это растяжки, и можно взорваться". Те мальчики, которые играют в "казаки-разбойники" рядом с минным полем. Малыши, которые падают на землю от любого шума и лепят снеговиков, разваливающихся от грохота проезжающего танка.

Как только поездки в зону АТО стали частыми и регулярными, Даниил понял, что благодаря деятельности Красного Креста, "Врачей без границ" и других организаций его личная помощь детям и одиноким старикам, живущим в больших городах, хоть и желательна, но стала необязательной. И он со своей командой сосредоточил усилия на поддержке семей, оставшихся жить в отдаленных маленьких поселках. Семей с детьми-инвалидами - с ДЦП или синдромом Дауна. Как правило, в этих семьях нет отцов, и мамам приходится тянуть на себе груз забот о детишках, неподъемный даже в мирных условиях. А тут - война.

С самого начала Даниил оказывал помощь исключительно собственными силами и ресурсами своих коллег. К концу 2014 года удалось помочь тридцати детям. Но как можно было радоваться этому результату, если в зоне конфликта оставалось еще около 5000 сирот?

"В 2015-м я решил взять под опеку детей-инвалидов на оккупированной территории. Мы нашли небольшое количество таких детей и каждые два месяца стали привозить продукты, медикаменты. Мой не очень близкий знакомый-бизнесмен проявил инициативу и предложил материальную поддержку. Как я поступаю в таких случаях? Я не сокращаю свои расходы, а увеличиваю адресную программу. Мы нашли еще детей-инвалидов, количество которых выросло до 183. Обсудили с их родителями текущие потребности, определили даты поездки, закупили все необходимое. И тут наш наметившийся спонсор "соскочил", не дав ни копейки", - вспоминает Довбун. Это был тяжелый удар. Для многих детей из его списка необходимы были медикаменты для очередного курса лечения, стоимость которого достигала 15 тыс. грн. И тогда впервые остро встал выбор: бросить все или найти какой-то выход. Но к этому времени жизнь уже научила Даниила группироваться и держать удар. К концу 2015 года адресную помощь от его команды получали уже 211 детей.

В декабре 2015-го возникла идея устроить настоящий Новый год для ребятишек на оккупированных территориях. Вместе с участвующей в волонтерском движении журналисткой Евгенией Гранде они организовали сбор писем Деду Морозу, в которых ребятишки писали о том, что бы им хотелось получить в подарок. На призыв поучаствовать в покупке подарков, размещенный вместе со списком детских "мечт" в ФБ, откликнулось множество неравнодушных людей из разных стран и городов. Куда сложнее оказалось эти подарки доставить по адресу. На их пути выстроилась целая полоса препятствий в виде запретов и бесконечных трудновыполнимых требований со стороны фискалов, Минсоцполитики, СБУ, а также - со стороны ЛНР/ДНР. Но с помощью отзывчивых людей с властными полномочиями и добрых сердец среди военнослужащих бесценный груз был доставлен по назначению.

"Когда мы развозили новогодние подарки, попали под обстрел. Заскочили в ближайший дом. Прыгнули в подвал. Лежим на полу вместе с местными. Над нами так долбит, что можно материться во всю глотку - и никто не услышит. Я в костюме Деда Мороза. Рядом со мной девочка лет шести-восьми. "Деда, открой рот", - говорит она мне. "Зачем, внученька?", - спрашиваю я. "Чтобы не оглохнуть", - отвечает кроха. Вот скажите мне - это в какой цивилизованной стране в XXI веке маленькая девочка должна знать о таком?", - не устает недоумевать Даниил.

В следующем году его команда стала ездить не только по отдаленным населенным пунктам по разные стороны линии фронта, но и приезжать к детям на линию огня.

А в ноябре 2016-го, рассказывает Довбун, он впервые столкнулся с беспризорниками. Когда волонтер выгружал вещи, которые привез в один из маленьких поселков для многодетной семьи, к нему подбежали четверо мальчишек и попросили есть. Даниил отсыпал им конфет, а потом узнал о том, что родители тех мальчиков погибли во время артобстрела. Две семьи. Только тогда он "навел резкость" и обнаружил, что таких детей полно по обе стороны линии столкновения. И если на территории, подконтрольной Украине, многих из них подбирают соцслужбы, пристраивая их затем в детдома или отдавая на усыновление, то на линии фронта "с той стороны" ситуация в этом отношении намного хуже.

Тех четверых мальчишек Даниил забрал с собой. А вскоре было куплено здание бывшего детсада, в котором расположился приют. Он очень быстро стал наполняться маленькими обитателями, и сейчас у Довбуна 28 подопечных сирот, самому младшему из которых пять лет.

У них теперь есть крыша над головой, за ними присматривают няни, они накормлены, по сезону одеты и находятся в относительной безопасности. Относительной, потому что были случаи, когда их обворовывали мародеры; когда из переданного "добрыми людьми" мешка с углем выкатывалась пара самодельных гранат (к счастью не разорвавшихся); когда в пакетах с крупой обнаруживались какие-то явно несъедобные сыпучие вещества. Но и это все пустяки по сравнению с тем, что никакие надежные стены, никакие самые заботливые, но, увы, не родные руки не могут защитить этих детей от ужаса пережитых потерь. Каждый из них четко знает: где бы он ни спрятался, его может найти снаряд. И этого уже не изменить никогда.

"Ты проходишь по комнатам приюта, где спят сироты, - рассказывает Даниил. - То здесь, то там вздрагивают под одеялами от ночных кошмаров худенькие плечи. А в одной из комнат раздается тихий плач. "Поля, все хорошо", - шепчешь ты десятилетней девочке. "Все хорошее у меня расстреляли", - срываясь на истерику, кричит она"…

Декларация прав ребенка, принятая Генассамблеей ООН в 1959 году, гласит, что ребенок при любых обстоятельствах должен быть среди тех, кто первым получает защиту и помощь. Во время войны именно жизнь ребенка, убежден Даниил, должна быть на первом месте и для государства, и для военных. "Они живут там, где я, здоровый мужик, только за два месяца оказания помощи получил пять осколочных ранений! Создать условия для безопасной жизни и нормального развития украинских детей - не в этом ли должен состоять приоритет любой нации?" - задается риторическим вопросом Довбун. Но что-то у нашего государства с этим не очень пока получается. По словам Даниила, более половины эвакуированных усилиями волонтеров ДДСТ, находившихся на не контролируемой Украиной территории, вернулись назад. "Думаете, из-за любви к "Русскому миру"? Ошибаетесь. Просто больше пяти месяцев никто из государственных чиновников или ведомств даже не попытался помочь наладить им нормальную жизнь, - рассказывает волонтер. - Дети спали на полу в спортзалах школ или ютились на кухнях съемных квартир. Неужели у государства не нашлось средств, чтобы купить всего несколько квартир?"

Но вопрос у него есть не только к чиновникам. За три года тихой, напрочь лишенной пиар-сопровождения помощи детям в зоне военного конфликта ему не раз доводилось слышать о том, что происходящее на Донбассе - закономерный результат поведения его жителей. Иными словами, "не нужно было звать Путина и русскую весну". "Подождите, - отвечает он. - Мы говорим о детях. Они ничего не выбирали, никого не звали, ни к какому "Русскому миру" не стремились. А самое главное, мы говорим не о каких-то чужих детях, а о маленьких украинцах. Когда в Донецке вывели солдат ВСУ и добробатов на марш позора, ни один ребенок не участвовал в унижении пленных. Дети стояли испуганные вдоль улицы. Должны ли дети, обычные дети, быть настолько мудрыми, чтобы понимать все сложности политических игр и нести ответственность за выбор взрослых?"

Он не ограничивается лишь тем, чтобы вывезти перепуганных девчонок и мальчишек из-под обстрелов, накормить, вылечить их от болезней и осуществить новогоднюю мечту. Не менее важно для него то, какими они вырастут, что возьмут с собой во взрослую жизнь из своего военного детства. И потому, когда он слышит, как его мальчишки под окном играют в войну, то после финала выходит к ним и, усаживаясь рядом на лавочку, говорит: "Орлы, когда вы пойдете на войну убивать своих врагов, то вы должны будете убить меня". Дети пытаются возражать, бормоча о том, что будут убивать только плохих. "Ну, во-первых, - говорит Даниил, - в пылу сражения приходится стрелять, не особо разбираясь в том, кто хороший, а кто плохой. А во-вторых, когда вы будете стрелять из пушек, танков и минометов по своим врагам, то, скорее всего, попадете в детей, их мам и бабушек. А там, защищая их, буду стоять я. Поэтому вам придется стрелять и в меня".

"Но как же нам тогда защитить свой дом от врага?" - нарушает задумчивую тишину самый бойкий из "бойцов". "А вот этого я пока не знаю - не боится признаться Даниил. - И, видимо, никто из взрослых не знает, раз мы живем на войне. Я надеюсь, вы будете расти и найдете ответ на этот вопрос. И однажды научите нас, как жить, как защищать свой дом и не убивать детей".

И что-то мне подсказывает, что его надежды не напрасны. Как не напрасны усилия всех тех, кто, подобно ему, оставив уютный офис, распрощавшись с размеренным ритмом жизни, позабыв о сне и отдыхе, рискуя здоровьем, а подчас и жизнью, собирает гуманитарные грузы, вывозит с линии огня стариков и детей, организовывает для них лечение и отдых вдали от рвущихся снарядов. Они не могут прекратить войну. Но они готовы на все, чтобы остановить счет детей, которых она убивает и калечит.