"Давать нужно так, чтобы можно было взять"

"Каждый выбрал то, что ему больше подходит, - говорит Елена Лебедь, одна из основателей Благотворительного фонда "Свої", наиболее известным проектом которого является знаменитая Фроловская, 9/11. - Хорошо, что мы так подобрались, и каждый занимается тем, что ему по силам. Ведь если бы каждый одновременно гнобил чиновников, помогал онкобольным и занимался детьми, он тут же съехал бы с катушек".

Елена Лебедь координирует образовательные и детские программы фонда. Она выбрала то, чем, в общем-то, занималась всю жизнь. Только в другой форме. Сразу после института Елена пошла преподавать иврит в еврейской школе, где проработала более 20 лет, была завучем по воспитательной работе. "От своей работы получала массу удовольствия, - вспоминает она. - Не от школы как института, а от наличия там детей. Дети - это мой коллектив. Я не очень люблю взрослых, но очень люблю детей.

Уволилась в августе 2016-го. Поверила в свои силы, и мне стало немножко тесно. Вне школы я могу принести больше пользы другим людям и в другом объеме. Ведь у детей, с которыми я работала, есть родители, и по большому счету у них все хорошо. Хотя на самом деле у детей все хорошо, если рядом с ними есть умные взрослые, что, к сожалению, большая редкость".

Елена Лебедь

- Лена, с чего начался твой Майдан?

- Мой Майдан начался в январе 2014-го. Я аполитичный человек, и до 2004 г. с трудом могла назвать президента нашей страны, не говоря уже, например, о премьер-министре или главе Нацбанка.

Поскольку политической ситуацией я не владела, то долго не могла понять, что происходит. Но я очень болезненно отношусь к несправедливости. Когда побили студентов, мы пошли на акцию протеста. Однако я все еще не понимала, что могу сделать лично я. Мне казалось, что я ничего не умею и ни на что не могу повлиять. Наблюдая за происходящим, я начала понимать, что на Майдан вышли такие же, как я, и, наверное, я все-таки что-то могу. Но просто прийти и спросить, чем помочь, мне было трудно. Я не очень уверенный в своих силах человек.

В январе, когда все стало достаточно серьезно, я уже просто физически не могла сидеть дома. Я давно была знакома с Арсением Финбергом. Увидела в Фейсбуке, что они создали экипажи, развозившие помощь, и подумала: вот это, наверное, делать смогу. Написала Арсению, что у нас есть машина, и мы готовы действовать. Он тут же ответил, что в Октябрьский дворец нужно завезти пять одеял, купить их там-то: "Дай номер карты, я сброшу деньги". Для меня это было шоком - ведь наше знакомство было шапочным. Я стала задавать массу уточняющих вопросов, на что достаточно конкретный Арсений ответил просто: "Давай номер карты". Через несколько минут на ней были деньги. Мы сделали все как нужно.

На Майдане мы занимались тем, что собирали потребности на локациях, которые были за нами закреплены, и развозили туда помощь. Я почувствовала, что могу быть полезной, чувство неловкости пропало.

- А Фроловская для тебя как началась?

- С начала. Естественно, все не ограничивалось только экипажами. Завязывались какие-то отношения, связи, образовывались группы. Наши телефоны расползлись по Интернету, и однажды мне позвонила семья, которую нужно было поселить. Я не знала, что с этим делать. Арсений дал мне телефон Оксаны Сухоруковой, сказав, что она работает в КГГА и всех поселяет. Это был март 2014-го. Я позвонила, мы выяснили, что Сухорукова в КГГА не работает и никого никуда не поселяет. Но проговорили мы тогда часа полтора.

Было очень большое количество людей, которое называлось Волонтерской сотней, и между собой мы были знакомы в основном либо по телефону, либо по Фейсбуку. С подачи Арсения Финберга мы решили развиртуализироваться. К тому времени интернет-магазин "Розетка" в первый раз выделил более миллиона гривен на то, чтобы кормить людей в компактных поселениях. И мы поняли, что вдвоем-вчетвером нам это не осилить, помощь должна распределяться равномерно и справедливо, процесс нужно было как-то структурировать.

В марте 2014-го Арсений собрал всех в пресс-центре Майдана. Там были все, кого я сейчас знаю, - Оксана Сухорукова, Леся Литвинова... Были люди, которые тогда только переехали и позднее стали в основе организаций "Восток СОС", "Крым СОС", "Донбасс СОС". Мы рассказали друг другу, кто мы и что делаем, обменялись телефонами, как-то структурировали деятельность и оказывали помощь уже более целесообразно. И если, например, я делала заказ в компактное поселение в Пуща-Водице, то на крики в соцсетях о том, что там голодают дети, с полной ответственностью могла заявить: это - неправда.

В Фейсбуке мы разместили дорожную карту со всеми нашими телефонами. Мой, например, значился как координация и питание компактных поселений. Но люди звонили, куда удавалось дозвониться, предлагали вещи, игрушки и т.д. У каждого из нас дома был маленький склад.

В июне 2014-го мы увидели, что переселенцы есть не только в компактных поселениях - их много, они везде. Тогда мы решили, что нужно устроить какой-то открытый пункт выдачи. Арсений Финберг нашел помещение на Фроловской. В августе мы перевезли туда все, а в сентябре уже начали приходить люди.

- Как на Фроловской появились дети?

- С родителями, естественно. Которые находились в большой травме, и их было очень много. Такого масштаба мы не ожидали. Никто не понимал, что происходит, и это был шок. В первый раз, когда мы объявили, что выдаем продуктовые наборы, я приехала часа на два раньше - от ворот до ПО "Укрпротез" люди стояли в несколько рядов. Мне стало страшно - и что продуктов на всех не хватит, да и как вообще открыть ворота? Я понимала, что люди в стрессовом состоянии и свои эмоции плохо контролируют.

И все они были с детьми. С ними выезжали в первую очередь - пересидеть пару месяцев. Дети крутились, мешали родителям, которым было не до них. Многие ныли, плакали, их было жалко, хотелось всех обнять и как-то развлечь.

Когда-то давно один друг меня научил: давать надо так, чтобы можно было взять. Мы всегда старались делать именно так. Мы стали придумывать для детей какие-то занятия, развлечения. Сначала появилась игровая палатка, куда мы складывали игрушки. Пока родители получали помощь, с детьми в палатке всегда был волонтер. Прямо на улице поставили телевизор.

Потом стали приходить ребята постарше. Для них тоже захотелось сделать что-то хорошее. И тогда я поняла: наверное, это то, чем мне нужно заниматься. Это то, что я люблю, и что у меня получается. Так на Фроловской появился летний лагерь.

Для меня всегда важно не просто кружить ребенка и делать ему что-то приятное, но чтобы он поверил тебе, успокоился, и чтобы это было для него полезно. Так что экскурсии в аквапарк я всегда предпочту экскурсию на какое-нибудь производство. Детям интересно и то, и другое. Но во втором случае это впечатление с продолжением. Например, ребятам интересно смотреть, как делают конфеты. А если им еще позволят поучаствовать в процессе, да еще и можно будет взять что-то с собой, то это, как якорек, что ли. Пусть даже у тебя сейчас временный дом.

- Что представлял собой первый летний лагерь?

- Это был дневной лагерь по типу школьного, с 10.00 до 18.00. Смена - неделя, брали детей с 12 лет, которые могут добраться на Фроловскую сами, всего - 30 человек. Но, начиная со второй смены, у нас под воротами оказывались дети из предыдущей смены. Приходилось их подбирать. Эти ребята до сих пор с нами, помогают как волонтеры, хотя некоторые уже учатся в институте.

Основной целью было показать детям, что в Киеве жить не страшно. Что большой город - это всегда большие возможности. И то, что произошло, может стать шагом к чему-то хорошему. Дети легче переживают катаклизмы, если им помочь.

В лагере были мастер-классы, игры, экскурсии, квесты - все, что только можно придумать. Был кукольный театр. Каждая смена детей писала сценарий, и в субботу мы приглашали на спектакль родителей.

Экскурсии старались подбирать такие, чтобы это было то, что они не могут увидеть сами, или же которые могут помочь в выборе профессии. Например, в ветклинике показывали детям работу ветеринара. На подготовленной собачке им демонстрировали процедуры.

На Подоле есть двухэтажный музыкальный магазин. Один из его сотрудников проводил для детей экскурсию, разрешал поиграть на всех музыкальных инструментах. Заканчивалась экскурсия в подвале, где стояло множество разных барабанов. Два с половиной часа невероятного кайфа для детей - уходить они не хотели.

Мы водили их на телевидение, в банк. Хотели показать им такой Киев, который они не смогли бы увидеть сами. А заодно, возможно, дать профориентацию. Одна девочка (сейчас она уже учится в институте) как-то сказала: "До войны я хотела стать продавщицей. Живя дома, я видела только магазин, и не знала, что в мире есть столько всего. Теперь я могу выбирать". Прежде эту мысль я боялась для себя формулировать...

- Всех этих программ уже нет? В каком состоянии сейчас Фроловская?

- В состоянии ликвидации. Уже больше года там ничего нет. Мы закрываем ее совсем, оставив для себя помощь людям, которые объективно не могут выжить сами. Люди, у которых была цель устроиться в новой жизни, это сделали. Остался гуманитарный туризм, когда приходят и говорят: "Дайте посмотреть, что у вас есть" - "А что вам нужно?" - спрашиваем. - "Не знаю, что-нибудь хорошее"…

Когда человек делает что-то бесплатно, он хочет понимать, для чего он это делает. В какой-то момент мы перестали это понимать. И решили, что оставим т.н. патронаж. Сделали базу семей из социально незащищенных категорий, которые ни при каких условиях (ни там, ни здесь) не могут выжить самостоятельно, - семьи с тяжелобольными детьми или взрослые, привязанные к больнице, лежачие больные. Это более целесообразное оказание помощи.

Детские программы мы оставили, но немного изменили их. Дети и те, кто не может выжить самостоятельно, - категории, которым мы помогаем адресно.

- Сколько семей под вашей опекой?

- Около ста. 70 семей с детьми-инвалидами, 10 - в которых есть инвалиды детства, еще несколько - у которых один или оба родителя имеют инвалидность 1-й и 2-й групп.

- Только переселенцы?

- Мы должны были установить четкий критерий, иначе не сможем объяснить, почему, например, этому дедушке-киевлянину мы помогли, а другому - нет. Поэтому установили для себя категорию - люди, пострадавшие от боевых действий. Это не только переселенцы, но и те, кто живет в серой зоне.

- Фроловскую, в отличие БФ "Свої", знают все. Когда она приобрела статус благотворительного фонда?

- Изначально был создан фонд. В течение месяца при нем как проект появился волонтерский центр на Фроловской, 9/11. На тот момент мы еще не отдавали себе отчета в том, что мы - фонд, и нужно думать об узнаваемости, потому что это помогает в деятельности. У нас не было ни офисного помещения, ни логотипа. Мы думали, что сейчас быстренько всем поможем и разбежимся. И нам было не важно, как все это называется. К слову, то, что номер дома (9/11) совпал с известной службой спасения, заметили не мы, а люди, которые приносили помощь.

- Фроловская - не единственный проект?

- Нет. Сейчас, например, я занимаюсь проектом "Це моя країна" - поездками детей из серой зоны по Украине. Начинался он с детей переселенцев. Но сейчас ими занимаются много, в отличие от детей, живущих в прифронтовой зоне. Очень важно показать им, что о них помнят, что они - наши, и Украина - их страна. А для того, чтобы дети ее полюбили, они должны увидеть прекрасные места и людей, которые хорошо к ним относятся. Так, недавно дети из села Валерьяновка Донецкой области путешествовали по Тернопольщине. Я уверена: это даст больший результат в будущем, чем любое воспитательно-патриотическое мероприятие в школе.

Переселенцы, которые живут в Киеве, достаточно хорошо адаптировались, нашли работу, перед каникулами всегда звонят и просят: "Возьмите ребенка. Мы оплатим полную стоимость поездки. Знаем, что у вас всегда интересно". Мы берем таких детей. Важно, чтобы ребята с прифронтовой территории подружились с теми, кто живет в Киеве, чтобы они чувствовали единство, и чтобы у них были друзья по всей Украине. Если есть возможность соединить в проекте разных детей, мы это всегда делаем. Детские впечатления очень сильны.

- Как собираете детей? У фонда есть представительство в серой зоне?

- Представительства нет. Раньше мы собирали детей через волонтеров, которые вышли с Фроловской и открыли свой фонд "Україна без меж". Они ездят по школам в прифронтовой зоне.

Недавно начали проект "Громадська мережа". Его цель - создание сети и открытие на местах как бы консультационно-координационных центров. Пока в четырех городах - в Запорожье, Лисичанске, Николаеве, Ивано-Франковске.

У нас также есть футбольный проект - возим детей из Марьинки, Торецка и Лисичанска на турниры, помогаем формой, мячами и т.д. Цель - чтобы дети занимались спортом, а не болтались на улице.

- Как трансформировались детские проекты Фроловской?

- Субботний клуб "Під дахом" вырос из нашего летнего лагеря. Готовим старшеклассников к ВНО по истории Украины и украинскому языку. В основном это дети-переселенцы. Но привлекаем и детей из семей в СЖО. Ребята могут приходить к нам со своими школьными друзьями. Работает, как сарафанное радио. Если когда-нибудь получим финансирование, это будет очень красивый детский клуб, куда смогут приходить все, кому это будет нужно. Пока же есть проблемы с помещением. Проект полностью волонтерский, как и все остальные, кроме "Громадської мережі" и реабилитационного "Центра 9/11". В последний ходят особенные дети из наших патронажных семей. Задача реабилитационного центра - немножко освободить родителей, дать им возможность отдохнуть, пока дети занимаются.

- Фроловская начиналась с пожертвований многих людей. Как сейчас финансируются проекты?

- Футбол и "Це моя країна" поддерживает "Розетка". Волонтеры работают бесплатно.

"Центр 9/11" - грантовая поддержка International alert и "Ашан". Здесь мы можем позволить себе нанять каких-то специалистов.

Субботний клуб - на волонтерских началах.

"Громадська мережа" - грантовый проект посольства Нидерландов.

Все остальное, лекарства и больные - сбор в Фейсбуке, это действительно пожертвования обычных людей.

- Лена, я знаю, что в вашей работе есть много очень грустных, тяжелых историй; есть сложности с госчиновниками и государственными структурами; есть депрессия и выгорание. Не бывает такого, что хочется все бросить?

- Бросить, и что?

- В Израиль уехать, например.

- Я не хочу никуда уезжать. Это мой дом. Все мои родственники живут в Израиле. Если я раньше не уехала с ними, то уж тем более не сделаю этого сейчас. Потому что сейчас это уже вопрос чести, что ли, совести. Бросить то, что ты любишь, в тяжелом состоянии - как-то уж совсем непорядочно.

- От чего тебя больше всего накрывает отчаяние?

- Я работаю с детьми. Упрощенно говоря, рассказываю им о том, что врать нехорошо, нужно жить честно. И когда дети видят, что люди, которые живут нечестно, совсем неплохо чувствуют себя и в материальном, и в моральном плане, и никаким образом их за это не постигает наказание, то мне сложно объяснять, почему нужно жить честно. Не за что зацепиться, когда среди государственных мужей полно воров, мерзавцев и негодяев; когда непонятно, что с тобой будет, если ты будешь честным. Сможешь ли ты жить честно всегда? И до какой степени эта честность должна доходить? От этого, конечно, накрывает. Сложно объяснить ребенку, что мусор нужно бросать в урну, когда взрослые разбрасывают его вокруг себя. Накрывает от диссонанса между тем, что ты говоришь детям, и тем, что видишь. Накрывает от непрофессионализма.

Из школы я ушла еще и из-за отсутствия возможностей для личностного развития. На самообразование учителю просто не хватает времени, отсутствует мотивация. Среди моих друзей есть учителя, которыми я восхищаюсь и горжусь дружбой с ними. Но большинство учителей абсолютно не хотят расти, не хотят учиться, соответствовать современной жизни. И я даже не знаю, решит ли это зарплата. Наверное, чтобы произошли изменения, в школу должно прийти новое поколение учителей.

Но на самом деле накрывает меня редко. Я готова к гадостям мира.

- Это потому что ты такой оптимист или потому что занимаешься детьми?

- Каждый выбирает себе дело по своим силам, к которому у него больше душа лежит. Я люблю общаться с детьми. Да, меня накрывает все остальное, что я вижу здесь, - мне больно, мне тяжело. Но я делаю то, что могу. Я делаю это без денег. Значит, должна получать моральное удовлетворение. Мне не нужно, чтобы люди, которым я как-то помогла, меня благодарили. В таких ситуациях я чувствую себя неловко. Мне достаточно понимать, что сейчас 15 детей путешествуют по Украине, и это хорошо: вернувшись домой, они будут об этом рассказывать. Даже если я их никогда не увижу, и они никогда не узнают, что это я организовала для них.

Возможно, не впадать в депрессию мне помогает то, что у меня всегда есть поддержка дома. Хотя депрессия и выгорание - "друзья" волонтеров. От этого никуда не денешься. И я от этого не бегу. Мы работаем вместе, вместе принимаем решения.

- А что потом?

- Дети - это то, чем стоит заниматься. То, что мы дадим им сейчас, то и будем иметь через много лет. Дети - маленькие люди, которых часто обижают. А мне бы не хотелось, чтобы так происходило. Поэтому, думаю, так или иначе в этой теме я буду всегда. Я вижу смысл в том, чтобы отдавать детям то, что мы узнали, показывать им мир, растить активных граждан. Я это понимаю, люблю, и это приносит мне удовольствие.