Даниэль Бовуа: непредвзятый взгляд на отношения в польско-русско-украинском треугольнике

Даниэль Бовуа принадлежит к когорте выдающихся французских историков, которые не уставали развенчивать российские и польские мифы и иллюзии, - от Жюля Мишле до Алена Безансона.

Как иронично заметил Д.Бовуа в автобиографии, изданной на французском языке в Варшаве, это не помогает стать пророком в своем отечестве.

Историк, который во Франции исследует Польшу, не может быть известным, учитывая официальное отсутствие истории Польши во французской образовательной системе. Тем более обречен на неизвестность тот, кто изучает украинскую историю. Таковы парадоксы нынешнего мира. Однако для нас, украинцев, такие исследователи как Бовуа - на вес золота.

Из ныне живущих историков я бы выделил своеобразную французскую троицу - уже упомянутых Безансона и Бовуа и основного автора "Черной книги коммунизма" Стефана Куртуа. Все трое профессионально и честно (что в порядочном научном обществе является синонимами) исследуют сложные периоды истории, из-за чего их крайне враждебно воспринимают в некоторых российских и польских кругах. Одного называют современным ненавистником России, имени другого ряд историков в Польше предпочитали бы, чтобы в их присутствии не упоминали...

Если Ален Безансон пришел к украинской тематике через целенаправленное изучение истории Советского Союза и России после выхода из Французской компартии в связи с развенчанием культа личности Сталина в 1956 г., то Даниэлю Бовуа дала толчок польская история. Но и он не обошелся без русского языка, который случайно начал изучать самостоятельно в школьные годы с помощью местного поляка-ровесника Станислава. Для русофильской Франции в этом не было ничего странного, а на северо-востоке Франции, откуда родом историк, на шахтах работало много славян, среди которых были и украинцы, но преобладали поляки.

Д.Бовуа вспоминает, как он подружился с этим поляком. Станислав, который самостоятельно штудировал русский, предложил: "Сядем вместе за парту".

Однажды Даниэль попросил его научить "расшифровывать" кириллицу. Тот откуда-то принес экземпляр газеты "Правда", а позже, остыв к русскому, продал Даниэлю за умеренную цену самоучитель русского языка с пластинками на 78 оборотов. Тогда будущий историк не догадывался, что на некоторое время русский язык и литература станут для него страстью.

Будущий профессор Сорбонны, один из самых известных ныне французских исследователей украинской и польской истории. Иностранный член НАН Украины и АН Польши, доктор honoris causa Краковского, Варшавского и Вроцлавского университетов стал таким благодаря, как он писал, исключительному соединению его "упрямства и удивительного случая, которые всегда были его звездой". Будучи не благородного происхождения, не имея в семейной истории интеллектуальной традиции ("Немного сыновей рабочих заканчивают профессорами Сорбонны"), Д.Бовуа, вспоминая о поступлении на подготовительный курс Лилльского университета, отмечает: "Никогда ни один из Бовуа не зашел так далеко!".

Едва ли не самым большим парадоксом является то, что будущий ученый не прослушал ни одной лекции по истории, не сдал ни одного экзамена по этой дисциплине, а его "дипломами" историка являются доктораты honoris causa и членство в двух иностранных академиях наук. Его исторические исследования - результат удивительного жизненного и профессионального пути и плод самообразования. Если бы Д.Бовуа закончил исторический курс французского университета, то вряд ли бы получили украинский и польский миры такого мощного искателя исторических сокровищ в польских, российских и украинских архивах еще во времена "триумфа социализма".

* * *

Самыми знаковыми работами Д.Бовуа стали три книги: "Шляхтич, крепостной и ревизор. Польская шляхта между царизмом и украинскими массами (1831–1863)"; "Битва за землю в Украине: 1863–1914. Поляки в социоэтнических конфликтах"; "Российская власть и польская шляхта в Украине: 1793–1830". Над ними он работал четверть века. "Малая украинская трилогия", как сначала называл ее автор, охватывает историю Правобережной Украины с 1793 г., от ее присоединения Российской империей и до 1914-го, начала Первой мировой войны. Позднее эта уникальная работа получила неофициальный подзаголовок "Украинский треугольник" (Le triangle ukrainien, в польском переводе - Trójkąt ukraiński). Д.Бовуа в интервью Радио "Свобода" заметил, что это неформальное название, может, и немного загадочное, но намекает на содержание трилогии, поскольку в течение описываемого периода постоянно наблюдается конфликт между тремя силами - польской шляхтой, царским режимом и украинским народом. Собственно, украинский крестьянин оказался тогда между представителями двух имперских сил, как между молотом и наковальней. Кстати, в русском переводе названия не упоминается Украина: "Гордиев узел Российской империи". Именно за эту трилогию Д.Бовуа получил в сентябре 2005 г. польскую премию им. Ежи Гедройца.

Именно парижский журнал "Культура" Е.Гедройца опубликовал в 1987 г. первую его работу на тему польско-украинских отношений - Polacy na Ukrainie. "Я многим обязан Гедройцу, - рассказал мне в другом интервью для Радио "Свобода" Д.Бовуа, - а теперь наследники и хранители традиции этого великого представителя европейской культуры согласились с тем, что моя работа нашла место в прекрасной традиции признания достоинства Украины и достоинства народа, которым долго пренебрегали его соседи".

Уже первая книга трилогии, "Шляхтич, крепостной и ревизор", стала, по словам польского историка Стефана Кеневича, научной сенсацией. Впервые обнародованные им архивные данные сформировали новаторское видение трех сил, действовавших на территории Правобережной Украины. Особенно важно то, что ученый разрушил идиллию и стереотипы польского и российского гуманного присутствия в Украине. Когда речь шла о защите крепостничества (а крепостными в Украине были украинцы), то россияне и поляки весьма быстро находили общий язык, конечно, за счет украинцев.

Еще в одном интервью Д.Бовуа заметил: "Царизму, в частности, не хватало чиновников, чтобы контролировать украинцев, которые были большей частью крепостными. Так что для содержания их в крепостной системе Москва использовала польскую шляхетскую систему, которая действовала под недремлющим российским оком".

Историк показал, как осуществлялась ассимиляция украинцев, которую я назвал бы "двухэтажной" - русификация и полонизация. Хотя, и это еще один исторический парадокс, империя русифицировала и поляков. Один из разделов книги называется "Агенты русификации". Это о польской шляхте, которая была в полном согласии с российской администрацией, когда речь шла о подавлении украинских бунтов. Балансируя между компромиссами с царскими наместниками и компрометацией собственной идеи, шляхта фактически соглашается, продолжая бессмысленную игру в сеймики, стать фактором российской ассимиляции.

В своей работе французский исследователь признает, что период, который он исследовал, стал "периодом борьбы между двумя империализмами, где ставкой были украинские души. Души в административном значении, как исполнители подневольной работы, и души в прямом смысле, потому что их надо было вырвать из сферы польского влияния и переделать в верных подданных царя". Д.Бовуа с сожалением констатирует, что поляки были недальновидными, неспособными менять свои привычки, поэтому русские легко выиграли борьбу за души украинского крестьянина. Это в результате привело к тому, что в переломные моменты истории Украина становилась и, в конце концов, стала на сторону России.

Много места в книге посвящено исследованию механизмов, с помощью которых действовал царский режим, находчивый и ловкий. Осознавая, что невозможно сразу русифицировать украинцев и поляков, сначала была задумана, а затем осуществлена политика деполонизации через украинизацию. Лишь потом бюрократическая и полицейская машины взялись за русификацию, плоды которой в Украине ощутимы по сей день. По мнению Д.Бовуа, "в этом проявилась извечная сила русских: не уничтожая физически, они могут вытравить из человека всю его сущность".

В "Битве за землю в Украине" историк подчеркивает, что борьба за владение землей означала борьбу за власть на местах между польским и российским элементами. При этом украинский элемент, в основном крестьян, не принимали во внимание. Для царского правительства украинские крестьяне были русскими, а для польского - "нашим людом". Но российско-польский конфликт, несмотря на всю свою жестокость и национальную суть ставки, был лишь мелкой войной богатеев, которая велась рядом с драмой украинского народа, раздавленного бедностью.

Д.Бовуа показал также внутренний польский конфликт - между крупными землевладельцами и мелкой шляхтой, "чиншевиками": первые не останавливались даже перед тем, чтобы воспользоваться услугами российской армии для борьбы со своими братьями по крови.

* * *

Сжато вспомню и о развенчивании других мифов. Д.Бовуа не пощадил даже своего великого земляка Оноре де Бальзака, который описал в своих киевских письмах украинских крестьян глазами Эвелины Ганской. Писатель сравнил их с варварами и неграми, с которыми говорить о свободе означает заставить их думать о том, что им не придется работать. Это лишь одна из дремучих бессмыслиц, которая принадлежит перу известного французского романиста, влюбленного в женщину, муж которой вылил кипящую смолу на голову селянина.

Свой взгляд у Д.Бовуа и на некоторые аспекты украинской религиозной истории, с чем, думаю, многие в Украине могут не согласиться. Историк считает, что, например, Греко-католическая церковь на начало XIX в. стала в значительной степени инструментом полонизации украинцев в руках польского духовенства.

В большой работе "Костомаров и Мериме", которая в мае 2018 г. увидела свет в украинском переводе, историк показывает, что французский писатель, мягко говоря, "позаимствовал" свою "оригинальную" работу о Богдане Хмельницком у Николая Костомарова.

В статье 2006 г. "Два исторических "претендента" на господство над Украиной" Д.Бовуа сравнивает польское доминирование с цивилизационной маской, а российское - с любовью, которая все окутывает, т.е. душит в объятиях. Он иронизирует над выражением "Киев - мать городов русских", говоря, что это то самое, что сказать "Турне - мать городов французских", потому что в этом бельгийском городе родился один из первых франкских королей Хлодвиг (Clovis).

Во время Помаранчевого майдана Д.Бовуа шокировал своим интервью газете "Либерасьон" неподготовленного французского читателя, показав на ряде исторических фактов, как Москва перехватила историческое наследие Украины и обернула его себе на пользу: "Деформации и ухищрения, к которым прибегла российская историография (писать о Киеве как о матери русских городов и колыбели России), слепо подхватили французские русисты".

Историку и его немногочисленным единомышленникам принадлежит заслуга в том, что слово Rus' фигурирует в исторических трудах, французской Википедии. Д.Бовуа приложил максимум усилий в течение своей научной карьеры, чтобы во Франции начали различать термины "Россия" и "Русь". По его мнению, тот, кто не различает терминов "Россия" и "Русь", сознательно или бессознательно льет воду на российскую мельницу.

* * *

Еще один миф, развенчать который взялся Д.Бовуа, - волынская "резня" 1943 г. Когда в декабре 2017-го после моей парижской презентации книги А.Безансона "Святая Русь" он подарил свою работу Jak się ma pojęcie kresow do Ukrainy ("Какое отношение имеет понятие кресы к Украине?"), для меня это было полной неожиданностью. А когда я выяснил, что писал он на польском, и издана она в Польше, то была двойная неожиданность.

В этой небольшой по объему, но чрезвычайно актуальной работе Д.Бовуа остался верным себе в разрушении выстроенного потемкинского села по-польски - польско-украинской идиллии на украинских землях. Мультикультурность и идеальная гармония является "либо иллюзией мечтателей, либо произведением фальсификаторов". Он фактически ставит знак равенства между польской и российской официальной историографией относительно мифологизации действительности. "Историю, которая основывается на источниках, заменяют рыцарскими парадами".

Д.Бовуа откровенно пишет, что польско-украинские отношения с самого начала были плохими. "На "своем" правом берегу они ликвидируют гетманат быстрее, чем россияне на левом". А Варшавский сейм решает в 1699 г. отменить Литовскую метрику, тем самым лишив украинцев письменного права на украинском языке.

Французский историк вспоминает поэта Станислава Трембецкого (и по совместительству - крупного землевладельца), который называл поляков цивилизацией в море варварства, не подозревая, что сам он является источником этого варварства.

Волынская трагедия, по мнению историка, является самым трагическим звеном в цепи извечного вытеснения поляками всего украинского. Исследуя восточные земли, т.е. Правобережную Украину, Д.Бовуа как историк-полонист знает силу мифов и стереотипов, поэтому старался и старается учитывать, как он точно сказал, "присутствие отсутствующих". Он прямо называет отношение к "кресовым народам" расистским. И если людей довести до невыносимого состояния, тогда на кон выходит обух-топор Шевченко. Как справедливо заметил большой друг Украины и Польши, "топор - это оружие озверевшего люда".

К сожалению, многие в нынешней Польше не услышали (да и не хотят слышать) давних призывов Е.Гедройца. Еще в 1952 г. на страницах журнала "Культура" он ясно дал понять полякам, что нужно признать Украину такой, какой она есть, что надо отказаться от претензий на Львов, и что будет намного разумнее сотрудничать с этой страной в ее новых границах.