Анатолий Матиос: "Чтобы не было небоевых потерь, необходима превенция"

Доклад Главного военного прокурора Украины Анатолия Матиоса во время VIII Львовских психиатрических встреч, приуроченных ко Всемирному дню психического здоровья, в котором он очень эмоционально приводил цифры и конкретные случаи небоевых потерь, в частности убийств, самоубийств, преступлений, совершенных военнослужащими, связывая это с признаками ПТСР и непредоставлением военнослужащим своевременной психологической и реабилитационной помощи, вызвал немалый резонанс.

Да, действительно, системной государственной психосоциальной реабилитации и адаптации ветеранов в Украине сейчас нет. То, что есть, фрагментарно и перепутано с лечебным делом. С этим нужно что-то делать, и в докладе военного прокурора действительно есть достаточно справедливых замечаний. Однако многие специалисты, у которых есть практический опыт работы с военнослужащими, считают это, уже не первое, выступление Матиоса провокативным, нагнетающим ситуацию, и интересуются, а что же на самом деле заставило военного прокурора столь настойчиво поднимать тему, выходящую за пределы его функциональных обязанностей, и какие шаги в этом направлении он намерен сделать. Об этом ZN.UA и разговаривало с главным военным прокурором Украины Анатолием Матиосом.

Анатолий Матиос

"Главком"

- Анатолий Васильевич, очертите, пожалуйста, общую ситуацию так, как вы ее видите. Что побудило военного прокурора обратиться к теме социально-психологической реабилитации военнослужащих?

- Без лишней патетики: в центре Европы идет война. С одной стороны, Украине затягивают финансовую петлю, давая несколько миллиардов международных кредитов и принуждая нас во время войны в следующем году возвращать почти пять. Несмотря на это, у нас ежедневно человеческие потери. Когда государство вынуждено думать, как во время войны не погибнуть от финансовой петли, некоторые другие вещи, катастрофические по сути, оно оставляет на откуп бюрократам, которые, во-первых, не понимают, что делать; во-вторых, делать не умеют; в-третьих, им безразличны нужды народа.

Верховная Рада, лишив военную прокуратуру так называемого общего надзора, тем самым ликвидировала механизмы контроля над обеспечением социальной защиты и прав военнослужащих. Фактически ныне действует корпоративная военная система, в которой простые солдаты не имеют права голоса и инструмента защиты их нарушенных прав. Этакий постсовковый оксюморон. Если в других странах на защиту психологического здоровья бросают профессиональные силы и бюджеты, то у нас это происходит по остаточному принципу. Минцсоцполитики пока не толкнешь - не поедет. И даже после того, как толкнешь, поедет не всегда.

Мы понимаем, что временная потеря нетрудоспособности, санатории профсоюзов, которые якобы предоставляют психологическую реабилитацию на средства местных бюджетов, куда перенаправлены деньги, - все это очень иллюзорно и неэффективно. Так сложилось, что ни один военный не признает наличия у себя признаков ПТСР. Но, как бы это кому-то ни хотелось скрыть, из-за динамичности нынешней жизни, мощности информационного потока и не понимания, где правда, а где ложь; на фоне стагнации войны, когда каждый день сидишь мишенью в окопе, видишь потери, и картинка не меняется, - отдельные признаки ПТСР есть у каждого второго.

Этой проблемой должны заниматься правительство, Минсоцполитики, Минобороны. Где взять средства? Средства есть, их надо тратить с умом, необходима процедура. Она у нас очень прозрачная, но почему-то никуда невозможно "доехать".

Сейчас психологов в армии - 632. На 250 тысяч военных. Часть их сидит в Генштабе, часть - по мобильному принципу куда-то приезжает, инспектирует, кратковременно мониторит подразделения. Есть также волонтерские организации, которые, как тот голубь, что бьется о стекло, ничего не могут сдвинуть, не могут все охватить.

Мы изучили проблему, посмотрели количество расследованных правонарушений. Совершенных военными не только в армии, но и в гражданской жизни. И увидели страшную статистику. Люди, уволившись, через месяц–полгода гражданской жизни часто начинают совершать правонарушения и тяжкие преступления. И отчасти с использованием оружия, которое неизвестно откуда взялось.

Какой выход? Военная прокуратура не может подменить собой Кабмин, как и выполнять функции Минсоцполитики. Военная прокуратура должна заниматься прокурорскими функциями и процессуальным руководством при расследовании военных преступлений другими органами (поскольку нас лишили и следствия). То есть ты вроде имеешь все признаки дееспособного органа, но не можешь решить критические проблемы из-за отсутствия каких-либо законных инструментов.

Поэтому так: мы пытаемся бороться с ПТСР фактически на голом энтузиазме. В этой проблеме нашли понимание у директора НИИ социальной и судебной психиатрии и наркологии Ирины Пинчук.

- Из ваших слов следует, что вы сделали какую-то сравнительную статистику преступлений, совершенных гражданскими лицами и военнослужащими?

-С чем сравнивать? С довоенным периодом? Или по динамике преступлений?

За четыре года из 2700 небоевых безвозвратных и санитарных потерь 891 случай - болезни, 318 - ДТП, 177 - несчастные случаи, 175 - отравление (алкоголем, наркотиками), 172 - неосторожное обращение с оружием, 101 - нарушение мер безопасности, 228 - убийства, 615 - самоубийства (в том числе в зоне ООС - 282). И самое главное - только треть самоубийств совершены в зоне АТО, во время несения службы. Остальные - после отхода в пункты постоянной дислокации на восстановление.

- Откуда эти цифры? Есть ли ссылки на официальные источники? Как, например, считаются самоубийства? Если 615 разделить на четыре года, то это не цифра. На самом деле она больше.

- Для кого-то это цифра, а для кого-то - отец, брат, сын.В учтенных и обнародованных данных не отмечаются другие потери, не от боевых действий - увечья, болезни, неуставные отношения, самоубийства и убийства. Такая статистика у нас в государстве не предусмотрена. У нас есть статистика по убийствам. Они не разграничиваются. Естественная или от болезни смерть, самоубийство, убийство регистрируются в ЕРДР как убийство. Но военная прокуратура получает данные изо всех дежурных частей, подразделений командования - СБУ, Госспецсвязи, СВР, пограничников, Нацгвардии, Минобороны. К тому же у нас в зоне АТО есть своя прокуратура, есть гарнизонные прокуратуры.

- То есть это ваша аналитическая работа?

-Фактически наша, нами же самими и придуманная.

- Я спрашиваю потому, что цифры очень отличаются.

-Я могу подтвердить все сказанное. Но официальный учет так построен, чтобы не было видно настоящей картины. Самоубийства - страшная проблема и большая трагедия. Кроме того, в прокуратуре теперь нет следствия. ГБР уже больше года никак не родится, поэтому расследуют полиция и СБУ. И, по большому счету, им все равно, что происходит и какие проблемы у военных. Следователи полиции практически не хотят ехать на линию размежевания, описывать преступления, потому что сами не защищены. Поэтому и получается так, что регистрируется в полиции, а следственную работу фактически выполняют военные прокуроры, согласно нормам УПК.

- Вы уже не впервые поднимаете тему реабилитации…

-Я не могу ее сдвинуть с места. В Минсоцполитики к этой весне не прописали порядок освоения денег для реабилитации военных. В прошлом году около 40 млн гривен они списали на… ортопедические стельки. Поскольку средства не были освоены, на этот год дали вдвое меньше.

- То есть то, что вы поднимаете тему с определенной периодичностью именно осенью, связано с бюджетными процессами?

- Поднимаю всегда - прошлой осенью, весной этого года... Я смотрю на сохраняющуюся тенденцию. Профсоюзам и санаториям выгодно осваивать госсредства. Они дописали в предоставлении услуг психореабилитационные мероприятия - и все. А что это за мероприятия - никому не понятно. Нет единого государственного центра принятия решений. Фактически эта работа ГВП в этой сфере - голый энтузиазм. Летом мы собрали волонтеров и капелланов, занимающихся вопросами психического здоровья военных, в Белой Церкви, там должен быть реабилитационный центр. Израильтяне готовы нам помогать. Я с послом встречался - максимальное содействие. Просто я понимаю, насколько ужасны могут быть последствия. Минздрав вообще этим вопросом не занимается. Армии же хватает всего прочего (от призыва и до потерь).

- Каким вы видите единый центр принятия решений? Не должна ли этой темой заниматься Госслужба по делам ветеранов? Мне интересно ваше мнение о Минвет.

- Я в какой-то степени винтажный и уже "скриплю" по возрасту, поэтому мои знания приумножают мои печали. А глубина этих знаний - их глубину. Если бы я не понимал логистику Третьяков-Фриз... Можно назвать еще много других. Всегда основными являются вопросы руководящих персоналий, реально болеющих за людей, а не политику.

Я это вижу. Но я не хочу заниматься политикой. Мне все равно, что думают политики и часто бездействующая власть.

- Но вы ведь хотите сдвинуть вопрос с места?

- Я хочу уже и сейчас дать армии инструмент, который бы делал безопасными и локализовал не последствия, а причины ПТСР.

Мы изучили методическую литературу, как все это происходит в других странах. Съездили в Израиль. Там психолог начинает работать сразу же после призыва.

У нас же получается, что это никому не нужно, системный государственный анализ причин никто не делал. Мы решили, что своевременное выявление предпосылок и признаков ПТСР - это должна быть первичная медпомощь. Кто может ее предоставить? Непосредственно - только тот, кто ведет боевые действия и находится в войсках. Наберем мы психологов во все военные части, начиная с роты, как это есть во всем мире? Нет. Сегодня в каждом подразделении есть офицер по формированию нравственно-психологического климата. Но у него нет опыта и знаний психолога, его никто этому не учил.

Посмотрели, как это работает в Израиле, в США. Институт Ирины Пинчук совместно с нами разработал тесты со стандартным перечнем признаков возможного начала ПТСР. Но эти знания надо донести конкретным офицерам. Поэтому сейчас мы организовали в Краматорске недельные курсы для 100 офицеров с выдачей сертификата о получении знаний по вопросам ПТСР, утвержденного Минздравом.

Чтобы одномоментно собрать в зоне ООС для обучения офицеров уровня от роты и выше, мне пришлось едва ли не перессориться со всем Генштабом. Нас поддержал командующий ООС Наев, а в.и.о. начальника Генштаба И.Колесник дал разрешение собрать этих офицеров в зоне АТО, в Краматорске, без выезда в Киев.

Если то, что мы сделали в Краматорске, сделать по всей Украине, армия получит где-то до 1000 подготовленных по вопросам раннего выявления признаков ПТСР офицеров.

- Ключевым специалистом, приглашенным к участию в семинаре в Краматорске, является харизматичный Френк Пьюселик, утверждающий, что он является одним из основателей НЛП (упоминания об этом в англоязычных источниках найти не удалось) и имеет опыт участия в войне во Вьетнаме. Зимой 2014-го Пьюселик уже работал по этой же теме с О.Богомолец. Проводились тренинги, было выпущено немало методичек по самопомощи и самодиагностике при ПТСР (кстати, это удивительно, поскольку человек с ПТСР не может сам себе помочь). Были подготовлены сотни специалистов. Потом все прекратилось. Не можете ли вы сказать, где эти специалисты?

- Это не совсем так. Ключевыми были специалисты НИИ психиатрии и наркологии.

Я не знаю, над чем работала Богомолец. Ее надо поблагодарить за то, что создала единую систему в системе МВД, где учитываются самоубийцы в целом по государству, в частности и военные. В МВД эти вопросники распространили в райотделах полиции, однако жесткого обязательства заполнять их добиться не удалось. Военный же в свой рюкзак положит только то, что ему крайне необходимо, уж точно не методички.

Пьюселик готовил специалистов гражданского сектора. А сегодня психолог необходим в армии. Богомолец и Пьюселик не могут обязать ВСУ организовать обучение военных. Есть расчет, сколько должно быть психологов. Сейчас их всего 632 на 250 тысяч личного состава армии (и это без других военизированных структур).

Оформиться военным или тем более гражданским психологом в армию по контракту на зарплату 8 тысяч гривен и брать на себя такую ответственность никто не хочет. Психологи, часто являющиеся участниками комиссий служебных расследований по результатам таких случаев, чаще всего вынуждены писать кучу бумаг. То есть они загружены адской работой, которая учитывает последствия, но не устраняет причину.

- Пьюселик харизматичный, но дорогой лектор. Кто оплачивал?

- Можете верить или нет, но никто. Пилотный проект в Краматорске состоялся исключительно на альтруистичных началах со стороны ГВП и Ирины Пинчук. Но я направил письмо В.Гройсману, в котором мы просим, во-первых, МВД, пограничникам, Минобороны, СБУ, МЗ, Минсоцполитики провести такие курсы по всей Украине, а также поручить найти механизм оплаты лекций специалистам как из института, так и привлеченным. Лекция этого преподавателя будет стоить приблизительно три тысячи гривен - полный курс. Для государства это мизерные деньги.

Дороже потом судиться и иметь кучу проблем, поскольку надо выплачивать около 700 тысяч гривен за то, что случилось в зоне боевых действий. Многое списывают и на боевые потери. Объективно учесть это невозможно. Поскольку нельзя посадить прокурора или следователя в каждом окопе и каждой казарме.

- Почему вы занимаетесь этой темой? Какова ваша внутренняя мотивация?

- Боже, Боже... Как ответить на этот вопрос? Потому что я - человек.

- Так как вы это чувствуете. Вина? Страх?

- У меня нет чувства вины, поскольку я считаю, что делаю все правильно, по собственному усмотрению. У меня не может быть чувства вины за все государство. Но если оно этого не делает, то я должен что-то делать сам там, где возможно. Мы в этом вопросе фактически выступаем пожарной командой, когда все уже очень плохо.

Ну, хорошо, прекратим заниматься этим. Но когда мои прокуроры потом идут в судебное заседание и просят 9 лет для человека, убившего отца с ребенком на руках на автобусной остановке, то я звоню в Нацполицию и прошу подкрепления, поскольку их сейчас разорвут такие же ветераны. У меня благодарная работа? Я вам статистику покажу, сколько АТОшников привлечены к уголовной ответственности. И это не их вина. Это последствия страшной войны, которая вызывает в человеке не только желание самопожертвования ради Родины, но порой и страшные вещи.

- Кстати, во всех странах проводят психологическую работу с задержанными ветеранами. Вы считаете, что можете повлиять на то, чтобы такая работа проводилась и у нас? Качественная, научная, а главное - результативная?

- Есть министерства и ведомства, обязанные это делать. У нас есть "реформаторское" Минздрав, которое сидит на грантах и рассказывает, как правильно чихать, но не говорит, куда и как девать поствоенную агрессию.

- Это не ответ.

- Я вам говорю, как думаю, и мне все равно, как к моим словам отнесутся в Минздраве. Но у нас нет никакой системы. Я делаю то, что могу. С последствиями войны сталкиваюсь ежедневно уже пятый год. После Авакова я дольше всех работаю на должности правоохранителя. Поскольку занимаюсь делом. И не вижу никого, кто хотел бы занять мое место. Я знаю, что происходит. Если я не буду ничего делать, оно догонит меня, как и любого простого гражданина. У тех, кто прошел войну, восприятие реалий жизни черно-белое. Я не один раз там полазил с ними. Через полдня я уже такой, как они. Но я приехал и уехал, а они - в неизменной картинке постоянного стресса.

- Все же - о работе с задержанными...

- Зачем мне работать с задержанными?

- Но ведь это часть...

- Это часть того, чего мне никто не поручал, а я делаю, поскольку иначе не могу. Ни я, ни кто-либо другой не исправит последствий того, что уже есть. Их можно фиксировать, как взрывы на артскладах. Я не могу подменить собой ни армию, которая должна охранять склады, ни Минздрав, которое только болтает в этой сфере. Следовательно, я должен устранить первопричину проблемы. Мы видим это как необходимость насытить подразделения некими фельдшерами-психологами первичной диагностики. Это как дать каждому солдату аптечку, в которой есть жгут, бинт и обезболивающее. Только с набором выявления первичных признаков ПТСР. Я уверен, что это уменьшит проблему процентов на 50.

- Знаете ли вы, что в ВСУ есть профильные структуры, уже пятый год выстраивающие систему морально-психологического обеспечения? Есть Главное управление морально-психологического обеспечения ВСУ, начальник которого - генерал-лейтенант Олег Грунтовский. Из официальных сообщений: "В ВСУ создана система предоставления психологической помощи и реабилитации. Как в районе выполнения боевых задач военными частями, так и в районах восстановления боеспособности или в пунктах постоянной дислокации. Мероприятия превентивных реабилитации и психокоррекции осуществляются силами офицеров-психологов, внештатными группами психологической поддержки, высокомобильными группами внутренней коммуникации, общественными организациями психологов-волонтеров, с которыми заключены соответствующие меморандумы о сотрудничестве. По их рекомендации военнослужащие, у которых выявлены признаки боевой психической травмы, направляются в медзаведения и центры медико-психологической реабилитации..."

- Бумага все стерпит. Военных уставов и закрытости армии для гражданских еще никто не отменял. Откуда же тогда трупы от небоевых потерь и самоубийств?

- То есть нет ничего?

- Оно есть. Но на практике - не работает. Почему? Психолог приезжает в часть. И какой командир скажет, что у него есть псих? У него полно задач. Как волонтерские группы могут попасть на передовую? Только если есть прямые контакты, если они знают комбата. Но это невозможно сделать для 250 тысяч народа. Это какие-то узкокластерные вещи. Да, Минобороны пытается что-то делать. Но эта заскорузлость Генштаба... Борются с последствиями. В то время как армии, чтобы не было небоевых потерь, нужна превенция.

- Она должна быть на стадии призыва...

- Но у нас в военно-врачебных комиссиях военкоматов не предусмотрен психолог. И не в каждой районной больнице есть психологи. Когда доводят план мобилизации или призыва, облвоенком или районный комиссар с ума сходят, где взять здоровых призывников. Есть уже такие, которые отслужили и по второму кругу подписали контракты.

- Даже если там будет психолог, на него будут давить насчет плана.

- Невозможно давить на психолога, который не в системе армии. Разве что он кум районного комиссара. И мы остановили получение взяток. С 2014-го по сегодняшний день за освобождение от призыва за взятки 127 работников военкоматов задержаны и отданы под суд. Уже осуждены 95 человек.

Но я не могу заменить все государство. Сейчас среди контрактников в армии много 20-летних, у которых психика на болевой и стрессовый порог едва ли не нулевая.

- Есть закон о психиатрической помощи. Почему он не работает?

- У нас много неработающих законов, и ничего с этим поделать нельзя. Военный никогда не захочет признавать, что у него какие-то проблемы с головой, и что его надо направить на обследование и лечение. За счет основного отпуска. Это так же, как если бы больничный у нас был за счет основного отпуска. Кто-нибудь тогда ходил бы на больничный?

Луценко написал президенту: внести три слова изменения в положение о прохождении воинской службы. Что основанием для краткосрочного отпуска является в том числе необходимость медицинского обследования и постреабилитационного периода. Тогда у командира будет инструмент для локализации угрозы болезни от всего подразделения, если он видит в этом необходимость.

- Вы часто говорите об Израиле. Но, например, бывший психолог израильской армии Альберт Фельдман говорит, что у 95% тех, кто принимал участие в боевых действиях, пострадал психологический фон, но не более 20%, по мировым оценкам, сталкиваются с ПТСР.

- В Израиле нет тяжких и особо тяжких преступлений с применением оружия после демобилизации из армии. Они увольняются из армии без оружия. Процент совершенных после демобилизации преступлений теми, у кого есть какие-то признаки ПТСР, в Израиле составляет менее 1%. Это - мизер. Хотя в Израиле все служат. У них огромная армия.

Разбираться, есть ПТСР или нет, - это хорошо. Этим должны заниматься академические учреждения, институты, министерства, ведомства, комиссии и т.д. Я же смотрю практически: где сейчас не работает, и как решить проблему. Пусть государство думает, что делать с теми, кто уволился. Почти 400 тысяч УБД уехали домой. Неужели их психику война обошла, и все благополучно?

В конце ноября, впервые за 4,5 года, Генпрокуратура будет проводить координационное совещание всех силовиков по вопросам военных преступлений и незаконного оборота оружия. Я сказал Луценко: делаем что-то, поскольку дальше так невозможно. У нас нет общей статистики, как война повлияла на общество. Преступность падает, раскрытие убийств растет, по сравнению с прошлым годом - на 8%. Но простой украинец смотрит телевизор! Ежедневно стреляют, бросают гранаты, изымают оружие. Все нападения - от рейдерства до грабежей - с оружием. Кто все это делает? Начинаем разбираться - очень много тех, кто служил и социально не адаптирован в гражданской жизни. Почти все приезжают с войны с оружием. Учесть израсходованные во время боев гранаты и патроны физически невозможно. Простая цифра: за весь период боевых действий учтено 74 трофейных автомата. Вы в это поверите? А где остальные?

- Так, может, причина не в ПТСР, а в том, что общество больное?

- Я точно не гений и не могу дать ответ о причинах всех бед общества. Но я вижу этот сегмент. Вот скажите: какова основная задача тех, кто призван в армию?

- Защищать Родину.

- Это мотив. А действие - убивать. Солдат берет станковый пулемет-гранатомет, получает приказ и лупит в сторону себе подобных. А потом читает Библию или молитву. А потом кто-то пьет, кто-то по телефону ссорится с женой. Картинка изо дня в день не меняется.

Пример? Солдат открыл банку консервов, а с той стороны минометом "насыпали". Как сидел с ложкой, так рука и осталась, а тело - в другом месте. А если кто-то из своих застрелил? И такое было. Не один раз. Пока приедет санитарка, пока служебную напишут, пока в морг довезут... И командир только потом скажет прокурору или следователю, что и как было.

Неужели психика нормального человека без последствий на это реагирует?

А потом эти обученные люди, точнее те, у которых только одна работа - убивать, возвращаются домой.

Я специально читал все дело младшего лейтенанта 72-й бригады из Белой Церкви. У него была контузия и травма черепа. Не от боевых действий. Во время ремонта танка краном дало в голову. Да, воевал. Дали медаль. Вернулся на место постоянной дислокации. Через четыре месяца в Киеве во время увольнения пришел на остановку маршрутки. Имел право ехать бесплатно и без очереди. Гражданский с ребенком на руках сделал ему замечание. Военнослужащий молча развернулся, купил в "Сельпо" нож в 42 сантиметра (чек в кармане) и засунул ему под левую лопатку в сердце.

- Помните фильм "С меня хватит!" с Майклом Дугласом, где он потерял работу и пошел всех стрелять? Там не было войны. Так можно ли так обобщать? Сколько похожих преступлений совершают гражданские? Есть сравнительная статистика?

- Скрупулезно все разбирать и сравнивать будем после войны.

Вы - журналисты, вы и сравнивайте. У меня нет времени заниматься академической методологией и анализом. Я хочу максимально и уже сейчас устранить первопричину. Теми средствами, какими могу. И как могу.

- Вы очень хорошие и правильные вещи говорите...

- Нет. Я их просто делаю.

- Но когда вы описываете случаи самоубийств или убийств в СМИ, то это вызывает синдром Вертера...

- Ну, тогда по этому принципу Нацкомиссию по вопросам телевидения и радиовещания надо ликвидировать, а все телеканалы - закрыть. Посмотрите новости. С утра до вечера процент позитива у нас - это когда панду в Австралии покажут. Остальное - убили, напали, разбились, застрелили. Так от чего тревога увеличивается - от моих слов о войне или от общего психоза?

- "Выступление Матиоса на конференции во Львове запомнилось и даже стало легендой как крайне неприличный скандал. Непрофессионально, с точки зрения психологического знания, и неадекватно как для представителя юриспруденции. Такой подход усиливает стигматизацию социальной группы ветеранов, порождает недоверие, враждебность, приводит к их отчуждению, изоляции, которые являются факторами номер один суицидального поведения. Факторы, снижающие риск суицидальности, противоположные. Это интеграция в общество, построенная на доверии и создании положительного образа. Социальное доверие - основа взаимопонимания и безопасной среды. Тезисы Матиоса разрушают эту основу", - приблизительно так считают немало военных и кризисных психологов. Добавляя, что ПТСР доказательно не связан с суицидами, суицидальное поведение не является симптомом ПТСР.

- Кто это написал?

- Не важно, кто именно. Психологи, психотерапевты, которые работают с военными.

-С вашей стороны это манипуляция. Военных и психотерапевтов, которые работают с военными, на форуме не было. Там Глузман собрал гражданских психиатров областных больниц Украины, которым Супрун прибавила работы, ликвидировав Днепропетровскую специализированную психиатрическую больницу для тех, кто отбывает принудительные меры медицинского характера за совершение особо тяжких насильственных преступлений. Преимущественно убийств.

Не знаю, кто это написал. Я точно не психолог, но настаиваю и говорю, что есть страшная проблема: в государстве нет системы раннего выявления, адаптации, ресоциализации военных.

Я не могу думать о проблеме долго. Я принимаю решение и делаю. Если я буду входить в дискурсы, то будет то, что скоро ничего уже не будет.

Сухая статистика за 4,5 года войны - 15870 обвинительных актов. Суды приняли 12 тысяч приговоров в отношении 12092 человек, в том числе дезертиров. Абсолютное большинство осужденных, 94 процента - военнослужащие, 9870 - военнослужащие ВСУ, привлеченные к ответственности за совершение тяжких и особо тяжких преступлений. Из них осуждено 2384 человека начальственного состава, из которых 470 офицеров. К арестам на гауптвахте - почти 1000 человек. Это вроде дисбатов. Еще раз подчеркиваю - это все страшные последствия войны, которые еще долго будут преследовать наше общество.

Луценко дал команду, и сейчас все гражданские прокуроры по областям делают сравнительную статистику по ситуации относительно привлеченных к ответственности военных. ЕРДР не запрограммирован на вычленение отдельных субъектов преступлений по признакам УБД. По составу преступления иногда ничего не поймешь. На этот анализ в ручном режиме дали два месяца.

Военные прокуроры готовят статистику по количеству привлеченных к ответственности призванных, демобилизованных, а гражданские прокуроры должны дать картину общей преступности. И мы посмотрим, где и по каким причинам уровень преступности среди военных больше всего проседает.

Вот скажите, вам уровень преступлений с использованием оружия не напоминает 1990-е годы? Это тогда называлось бандитизмом. У нас сейчас бандитизм не регистрируют в государстве. Обычно это квалифицируют как хулиганство. Общая преступность падает, а уровень тяжких и особо тяжких насильнических преступлений возрастает. А особо тяжкие - это бандитизм. Там санкция другая - безальтернативный арест.

- Вы в последнее время неоднократно говорили об использовании военных в будущих выборах.

-Да. Если демобилизованных и ветеранов тянут в политику, они развалят это государство. Вспыльчивость, мгновенная агрессивность, непринятие другого, категоричность, обостренное чувство несправедливости - это все признаки возможного ПТСР. Возможно, не хронического, но у них есть обостренное чувство. Например, социальной несправедливости или: я шел убивать, меня едва ли не убили, я прихожу, а тут ко мне… Далее по списку претензий вы сами это видите ежедневно.

Я знаю многих бывших военных, которые ради собственного понятия справедливости готовы выполнить любую работу с оружием в руках. Мы входим сегодня в период политической бифуркации. Этих людей надо, так сказать, связать. Это можно сделать либо силой (что почти невозможно в принципе), либо благосклонностью и государственной опекой. Благосклонность и опека в ресоциализации - это понижение градуса агрессивности. Понижение градуса - это когда говорит им подобный, тот, кто кашу с ними там ел.

- Что конкретно вы предлагаете сделать?

-Зачем придумывать велосипед? Есть израильский вариант. Уже все написано, председатель комитета ВР Кожемякин внес законопроект о создании Государственного бюро военной юстиции. Военные инспекторы, нужно вернуть общий надзор для военных формирований не только для контроля, а прежде всего для защиты прав и интересов военнослужащих.

Живой пример в действии, как это могло бы работать не на энтузиазме, а по закону, - Краматорск. Сертифицированные офицеры теперь имеют право писать рапорты, что является основанием для принятия командирских управленческих решений о командировке или отсылке этого бойца в соответствующие медицинские или реабилитационные учреждения. Если на голом энтузиазме мы смогли сделать это для ста офицеров, то так можно сделать по всей Украине. И уже к новому году мы могли бы получить до тысячи таких психологических парамедиков (как фельдшеров человеческих душ), каждый из которых придет в подразделение, а это в среднем сто человек, и таким образом мы охватим большую часть армии.

Чтобы так было, я отправил Гройсману письмо. Пусть находят из резервного фонда или вносят изменения распоряжением правительства, чтобы выделить средства на оплату работы специалистов-психиатров. У нас их куча. Не только из Института психиатрии и наркологии. Почти каждый педагогический вуз готовит психологов. Собрать их и дать инструмент для обучения военным.

У нас предвыборный лозунг "Армия, вера, язык", так и начнем с армии. После того как максимально охватим опекой тех, что служат, мы увидим все минусы, плюсы, где просело, где надо что-то усовершенствовать.

Пять эшелонов системы психиатрической помощи. Первый - изменения в военно-врачебные комиссии. Вынужден исповедовать принцип, что, если государство почти полностью самоустранилось от решения проблем ПТСР, мы должны дать военным первый пакет, этакую психологическую аптечку бойца. И она необычайно проста. Все вроде этим занимаются, но оно все несистемное, поскольку нужно преодолеть сопротивление Генштаба, у которого свое видение и своя вертикаль, систему допуска в зону боевых действий или расположение военных частей и т.п.

- Как насчет капелланов?

-Звучит красиво. Это латинское слово. Скажите мне, где в православной вере звучит "капеллан"?

- Что это меняет?

-Все, от доверия до восприятия. То, что привнесено извне, хорошо звучит, но довольно часто недееспособно из-за законодательной неурегулированности.

- И что, не работает?

-Работает. Но узкосегментарно. Не охватывает весь контингент тех, кто нуждается в помощи.

В последние годы я научился долго не думать о проблеме. Главное - увидеть, где она, четко определить, где есть точка сопротивления и где забуксовало, и снести ее или усовершенствовать. После того пусть развивается, пусть уже другие домазывают. Но если этого не делать, то проблемы растут, как фурункулы.

Вопрос противодействия и проблему ПТСР нужно было начать решать два года назад.

- Почему не три?

-А что было три года назад? Задница и дерьмо. Сейчас оно уже ассенизировано в определенных кластерах. Уже не сплошное дерьмо, а сегментированное на тех или иных участках. Во всей стране. Все государство у нас в биотуалетах. С красивой витриной, но по сути…

А если без обидных метафор, то была активная фаза боев под Дебальцево, и никто не знал, устоим ли мы. Устояли.

Дальше строим армию. Теперь появилась насущная потребность позаботиться о тех, кто защитил и защищает этот разноцветный, отчасти равнодушный к ним, гражданский мир. Потому что армия - это хребет украинского общества, без которого не станет государства.