Выборы в США: очевидная победа и неочевидное будущее

Второй срок президента США всегда отличается от первого. На это надеется международное сообщество. Радикальная и дерзкая политика, проводимая до настоящего момента президентом Бушем, возможна в интересах международного сообщества, но пока мало кто в самом международном сообществе это понимает. Не понимают этого сорок восемь процентов американских избирателей, многие из которых, в отличие от предыдущих выборов, проголосовали против нынешнего президента с чувством негодования, граничащего с яростью. Не понимают этого даже некоторые правоцентристы, проголосовавшие за Буша с опаской, или же — после долгой и утомительной борьбы с совестью — вообще проголосовавшие против. Журналист газеты The New York Times Дэвид Брукс охарактеризовал свое отношение к Бушу как «смесь восхищения, разочарования и гнева». А британский еженедельник The Economist (количество читателей которого в США больше, чем в Великобритании), высказывая поддержку Дж. Керри в форме, напоминавшей обвинительный акт, сказал в отношении Буша следующее: «Наша вера в него была уничтожена». Не так часто политика, методы и тон американского президента до такой степени поляризуют его собственную страну и мир.

Но факт остается фактом — президент Буш уверенно победил, получив необходимые «электоральные» предпочтения штатов (которые, согласно Конституции, избирают президента), избирателей (обеспечивающих легитимность) и двух палат Конгресса (которые будут решать, какие из президентских пожеланий следует воплотить в жизнь).

Перед тем как поразмыслить о будущем, необходимо разобраться, почему именно так всё произошло. Как показывают экзит-полы, причины не в терроризме и даже не в экономике, которые были двумя ключевыми темами предвыборной кампании, а в традициях и моральных ценностях. Но если опросы общественного мнения и могут показать, что думают люди, то даже самые лучшие из них не способны объяснить, почему они думают именно так. Последние «данные» — не что иное, как подтверждение этой мысли. События, которые у нас принято называть «9/11», образовали такую связь между проблемами терроризма, традиций и ценностей, что большинству не-американцев трудно её понять.

В конечном итоге сенатор Керри так и не смог раскрыть смысл этой связи перед избирателями, да и не совсем очевидно — понимал ли он её вообще. Его изречения о «войне с террором» и войне в Ираке были рассудительными, а иногда даже красноречивыми, но в них было слишком мало чёткости и последовательности. За свои двадцать лет в сенате Керри голосовал и против многих из систем вооружений, успешно потом использовавшихся в Ираке, и в поддержку многих ограничений, ставших до событий 11 сентября преградой на пути обмена разведданными. Вряд ли тут есть, чем похвастать перед избирателями. Недавно он сказал, что угрозу терроризма можно довести до уровня «помехи», улучшив деятельность национальных и международных правоохранительных органов (а это далеко не так) и усовершенствовав системы безопасности зданий, водохранилищ, мостов, аэропортов и электростанций (то есть, построив новую линию Мажино). Сравнив контроль над терроризмом с контролем над проституцией и наркотиками, Керри, вероятно, сразу же и пожалел о сказанном.

По словам британского военного историка сэра Майкла Говарда, либералам трудно поверить в то, что враг существует на самом деле. Но такое утверждение (и сэр Майкл знает это лучше других) не касалось Демократической партии эпохи после Второй мировой войны — партии плана Маршалла, берлинского кризиса, НАТО, стратегической «триады» и, что немаловажно, Вьетнама. Постулат Говарда стал применим к демократам только после Вьетнама. И не случайно
Дж. Керри — солдат, заслуживший много наград во время войны, — стал, к великому негодованию многих ветеранов, ещё более известным своими антивоенными взглядами. В этой президентской кампании Демократическая партия отчаянно пыталась доказать избирателям, что она преодолела вьетнамское наследие. Но у неё это не вышло.

Провал демократов обеспечил повторную победу республиканской администрации, ставящей перед собой масштабные цели, но с ограниченными взглядами, бдительной, но не понимающей нюансов и явно считающей, что ей нечему учиться у инакомыслящих. Однако еще до осознания этого факта критики Буша успели обозвать его «глупым», что, по существу, не только бездумно, но и в корне неверно. Знающие его люди говорят, что Буш — человек достаточно умный и, как многие умные политики, — проницательный. Но он немного «не от мира сего» и в буквальном смысле этого слова простоват. Как он сам о себе высказался: «Нюансов я не понимаю». Следует отметить, что понимание нюансов не всегда считалось ключевым достоинством командира, не говоря уже о главнокомандующем в условиях войны. Более серьёзное обвинение — некомпетентность, о чём писал The Economist и что проявилось уже неоднократно с момента, когда, говоря об Ираке в мае 2003 года, Буш констатировал: «…миссия завершена». Но если мы и знаем что-либо о компетентности наших эфемерных врагов, то понимание их некомпетентности практически отсутствует. А невежество и неопределённость уже не первый раз заставляют демократические государства переоценивать компетентность своих противников в разгар войны.

Недостаток, более опасный, чем некомпетентность, — высокомерие, в чём администрацию Буша обвиняли многие, включая и автора этих строк («ЗН», №21 (466) от 25 октября 2003). Но даже это необходимо рассматривать в определенном контексте. Радикальные исламисты, стоящие за терактами 11 сентября, взрывами в Бали и Мадриде, захватом заложников в Беслане, демонстрируют не только высокомерие, но и фанатизм, смешанный с садизмом. Недавнее сообщение о наличии видеозаписи, на которой была запечатлена англо-иракская заложница Маргарет Хассан, является, по мнению обозревателей, настолько садистской, что даже арабская телевизионная сеть «Аль-Джазира», обычно хладнокровно воспринимающая горячие новости, отказалась ее показывать. Означает ли это, что высокомерие, недалёкость и наглость являются необходимыми приложениями к смелости, упорству и силе? Примеры Авраама Линкольна и Уинстона Черчилля свидетельствуют об обратном. Но не Линкольн и Черчилль были в избирательных бюллетенях 2 ноября 2004 года. Там были Керри и Буш. И поэтому — «маємо те, що маємо».

Тупик или новый старт?

После победы Буша вряд ли будет сюрпризом, если доминирующим дискурсом в Европе станет дискурс отчаяния. Если избиратели таки голосуют за плохое и самоуверенное правительство, — причём в значительно большем количестве, нежели это было до того, как проявились его недостатки, — не будет ли такое правительство менее склонно к исправлению своих недостатков? Во-первых, такой дискурс ведёт в тупик. Во-вторых, время покажет, что он ошибочен.

Даже если в период первого президентского срока все складывается к лучшему, ни одно серьёзное решение не принимается главой государства без учёта его влияния на перспективы переизбрания на второй срок. А когда ситуация к концу первого срока ухудшается, императив переизбрания сужает внимание, деформирует почти каждое решение, искажает почти каждое умозаключение. На протяжении как минимум последних двенадцати месяцев ситуация для администрации Буша значительно ухудшилась, особенно касательно Ирака. И эта тенденция затмила даже то, что на самом деле было не так плохо, как, например, выборы в Афганистане, которые, несмотря на скептицизм почти всех экспертов, прошли без угроз срыва или кровопролития, с широким участием избирателей.

После 3 ноября фактор возможного переизбрания исчезнет, после чего могут исчезнуть и эти кривые зеркала. Поэтому у нас есть основания, по крайней мере, надеяться. Вторым изменением и основой для надежды является то, что баланс успехов и ошибок на международной арене можно теперь рассматривать с внешнеполитических позиций и национальных интересов США, а не с позиций внутриполитических. Третье основание для надежды — администрация знает, что в ее внешней политике существуют проблемы. Она выжала мощь американской «сверхдержавы» до предела и уже сама это чувствует. В целом данные изменения дают возможность европейским государствам возобновить своё влияние в качестве серьёзных партнеров.

Но для достижения подобной цели они должны являться партнёрами. Им также необходимо будет провести собственную оценку влияния переизбрания Буша на международную ситуацию, причём сделать это без эмоций и предрассудков. Ошибка европейских государств, выступавших против войны в Ираке, состояла не в том, что их аргументы были неверны, а в том, что они были представлены в контексте «многополярности» и наличия противовесов «сверхдержаве» США. В чём же состояла цель — повлиять на США или противодействовать им? Если второе, то даже если бы в Вашингтоне и была демократическая администрация, к аргументам европейцев там вряд ли бы прислушались.

Более фундаментальный вопрос — существует ли практическая альтернатива «сверхдержаве» США? Стал ли такой альтернативой Европейский Союз? Кто в здравом уме предложит превратить ЕС в альтернативную основу коллективной безопасности и кто из европейских избирателей будет её финансировать? Не очевиден ли вывод: там, где речь идёт о вопросах обороны и безопасности — а это за пределами Европы, — только США могут обеспечить основу коллективной безопасности и обороны на ближайшее будущее.

И если эти вопросы вызывают обеспокоенность, тогда Европа должна способствовать тому, чтобы Ирак не стал «трясиной» для США и бедствием для самих иракцев. Для достижения этой цели, равно как и для обеспечения усиления своего влияния, Европа должна прийти на помощь. Предложения Керри и некоторых республиканцев, а именно — дальнейшая интернационализация сил союзников, — являются вчерашним ответом на вчерашнюю проблему, так как сегодняшние проблемы — подавление восстания (что по практическим соображениям должно быть сделано американцами и британцами) и прекращение оккупации. В рамках такой схемы урегулирования иракского конфликта, не следовало ли бы Европе увеличить средства НАТО, используемые для исполнения мандата Альянса по подготовке иракских вооружённых сил и сил безопасности, а также создать в рамках ЕС программы, способствующие усилению правоохранительных органов и гражданской администрации Ирака? И не подошло ли время выполнения своих обязательств перед Афганистаном?

Такие шаги дали бы новым и старым союзникам США возможность акцентировать внимание на двух важных моментах. Во-первых, сверхдержава достигает пика своего могущества, действуя в соответствии с коллективными интересами, даже если при этом ей приходится идти на компромиссы — и она мудра, когда прислушивается к мнению других. Во-вторых, у сверхдержавы, по определению, есть множество интересов, требующих ее внимания. Ни один вопрос, каким бы важным он ни был, не должен стать катарактой, ухудшающей её зрение. Что касается Евразии и, в частности, Украины, то такой катарактой (и Украине, возможно, придется сыграть определенную роль в её удалении) являются два вопроса.

Вопросы для Украины

Первый — явно неадекватная оценка значения Черноморского региона как стратегически важного коридора, соединяющего «Большую Европу» (частью которой является и Украина) с «более широким» и более демократичным Ближним Востоком, формирование которого администрация Буша пытается поддерживать. Позитивом в этом случае является то, что бремя по разъяснению данного вопроса можно разделить, возложив его часть на других членов Организации черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС). Последние имеют лучший, по сравнению с Украиной, доступ к ключевым лицам в администрации США и способны эффективно решить этот вопрос, задокументировав методологию российской политики и сферы несовпадения интересов ОЧЭС с интересами Российской Федерации. Правда, стоит отметить, что вопрос о распределении этого бремени будет для Украины весьма деликатным. И не столько с Грузией, интересы которой совпадают с интересами Украины и с которой необходимо расширять сотрудничество, сколько с Румынией, учитывая явную стагнацию существующих разногласий, и с Турцией, где некоторые исламистские элементы рассматривают Крым как потенциальную сферу влияния.

Второй вопрос касается стратегической роли Украины в регионе. Помехой этому является Россия Путина. Даже когда проблема Ирака станет менее важной, решить этот вопрос с администрацией Буша будет, вероятно, тяжелее, чем это было бы с администрацией Керри, так как Буш всё ещё рассматривает Путина через призму партнерства в «войне против терроризма». Да и президент Путин сделал всё, чтобы администрация Буша именно так его и рассматривала. Он открыто поддержал Буша на выборах вместе с другими известными общественными деятелями, которые тепло отзывались о том, как администрация Буша уважает российские интересы и, в отличие от демократов, не вмешивается во внутренние дела России и не заходит на её «задний двор». В Украине так же, как и в России, существует неправильное понимание этих моментов. Но и здесь необходимо будет проявить деликатность. Буш не любит, когда о Путине говорят плохо, и считается, что его нынешний советник по вопросам национальной безопасности (и потенциальный госсекретарь) Кондолиза Райс уважает желания президента в данном вопросе. Хотя она и не является защитником Путина, как о ней иногда говорят, Райс долгое время занималась вопросами российской политики, и, надо сказать, не все её коллеги в Украине считают, что она проявляет к их стране такой же интерес и понимание. Тем не менее на среднем уровне руководства в Совете национальной безопасности, госдепартаменте, министерстве обороны и ЦРУ есть люди, с интересом занимающиеся вопросами Украины. Есть также республиканцы в Конгрессе, разделяющие подобные взгляды. В России уже долгое время есть группа людей, способных интеллигентно и убедительно общаться с представителями всех сфер и на всех уровнях американского правительства. Такие люди есть и в Украине, но многие из них не работают в правительстве, а некоторые достаточно серьёзно его критикуют. Хочет ли украинское правительство воспользоваться их услугами в интересах страны? Ставкой в ответе на этот вопрос является гораздо большее, нежели отношения Украины с администрацией Буша.

Какими бы важными ни были эти вопросы, самый важный из них — расценят ли некоторые силы в Украине победу Буша как признак потери интереса США к демократии в Украине в пользу геополитики? Некоторые припомнят недавний визит Рамсфелда. Но они склонны забывать, что главный интерес Рамсфелда — обязательства Украины в Ираке, и именно эти обязательства в Украине не собираются больше выполнять. Наиболее безопасный вывод, возможный в отношении любой администрации США, можно сформулировать следующим образом: конец демократии в Украине будет концом всего того, что власти Украины пытаются усилить в украинско-американских отношениях.

Взгляды автора, изложенные в статье, являются его личной точкой зрения и не обязательно совпадают с позицией министерства обороны Великобритании.