Треугольник российской надежды

На этой неделе в российской столице побывали лидеры, за перемещениями которых внимательно следят в современном мире — президент Узбекистана Ислам Каримов и председатель КНР Ху Цзиньтао. Сразу оговорюсь, что Каримов, конечно же, не так востребован, как Ху Цзиньтао, но после Андижана весьма любопытным было, куда отправится узбекский президент в первую очередь и что будет говорить во время своей зарубежной поездки. Тем более что пребывание Каримова и Ху Цзиньтао в Москве с интервалом буквально в один день — отнюдь не единственное внешнеполитическое совпадение. На очереди — саммит Шанхайской организации сотрудничества, на котором Путин, Каримов и Ху Цзиньтао встретятся вновь в обществе других руководителей стран Центральной Азии. И, судя по российским настроениям, в Москве постараются использовать визиты Каримова и Ху Цзиньтао для усиления собственных позиций в регионе и создания некоего центра противодействия возрастающим амбициям Соединенных Штатов. «Расчет прост: в то время, как американцы будут стараться укрепиться на востоке Европы и в Закавказье, используя приведенные ими к власти администрации Ющенко и Саакашвили, мы создадим клуб недовольных с участием России, Китая и Узбекистана», — объяснил мне один из российских экспертов.

Действительно, с формальной точки зрения, возможности создать такой клуб недовольных не было уже давно. Президент Каримов практически все эти годы успешно лавировал между Россией и Западом, более того — к близким отношениям с Москвой он не стремился никогда, предпочитая создавать своей стране имидж форпоста в борьбе с международным терроризмом и экстремизмом. Даже когда в свое время тогдашний государственный секретарь США Мадлен Олбрайт во время визита в Узбекистан посоветовала Каримову объединить усилия с Москвой в борьбе с нашествиями боевиков из Афганистана, этот призыв не возымел действия. И тем более неактуальным он стал после событий 11 сентября. Но сейчас ситуация коренным образом изменилась. После андижанских событий и в особенности после отказа обеспечить их международное расследование президент Каримов близок к международной изоляции как никогда. Понятно, что ему удобно было бы стать российским союзником — по крайней мере, это создавало бы условия для очередного маневра в будущем, когда ситуация вокруг Узбекистана в очередной раз изменится.

По крайней мере то, что говорил Ислам Каримов в Москве во время своего визита относительно Запада, не оставляло никаких сомнений, что его внешнеполитическая переориентация уже состоялась. Российские хозяева не оставались в долгу, выражая Каримову свою поддержку и возмущаясь теми, кто ему не доверяет. По сути, в отношении Андижана российским руководством применяется тот же политический словарь, который опробован со времен чеченских событий — международный терроризм, заговор, инфильтрация и прискорбное непонимание всего этого Западом.

Кстати, весьма важным — а может быть, и определяющим — обстоятельством в российских расчетах стало то, что Китай в случае с Андижаном практически полностью разделил позицию России. Нынешнее поколение китайских руководителей еще не забыло, как гневно — и вместе с тем безрезультатно — отреагировал Запад на подавление студенческих акций в Пекине. Если для Москвы Андижан — первая пощечина заокеанским организаторам всевозможных оранжевых революций, то для Пекина — повторение Тяньаньменя. И Россия, и Китай одинаково не заинтересованы в появлении в Центральноазиатском регионе не просто режимов, ориентирующихся на Запад, но и пытающихся внедрить у себя демократию западного образца — это опасно, губительно и генерирует нестабильность. И, кроме того, в России убеждены, что подобные попытки приведут к появлению цепи радикальных исламских режимов в регионе.

В намечающейся схеме противостояния треугольнику Россия—Узбекистан—Китай отводится главная роль. От остальных государств Центральной Азии — участников ШОС — будут требовать лояльности и понимания. Добиться этого будет несложно. Нурсултан Назарбаев не заинтересован в усилении западного присутствия в Центральной Азии не меньше, чем Ислам Каримов, — кроме того, казахстанскому руководителю постоянно внушают, что его страна может стать следующей площадкой для революционного эксперимента. Для Эмомали Рахмонова любые революционные процессы в Таджикистане чреваты возобновлением гражданской войны в республике и потерей власти. Наконец, присутствие исполняющего обязанности президента Кыргызстана Курманбека Бакиева на последних саммитах в Москве еще раз продемонстрировало, что после свержения Аскара Акаева Кыргызстан по-прежнему остается в сфере влияния своих соседей и России — разве что стал менее управляемым. А «излишняя» демократичность отличала Кыргызстан и в акаевские времена, к этому соседи уже привыкли. Наконец, остается страна, не входящая в ШОС и вообще как-то игнорирующая российские внешнеполитические усилия, — Туркменистан. Однако последние действия Сапармурада Ниязова на газовом фронте ясно продемонстрировали, что Туркмения готова играть в общую с Россией игру, в том числе и по удушению нелояльных Кремлю режимов на востоке Европы. За Туркменбаши можно быть спокойным.

Однако эта стройная схема регионального единства и готовности показать Соединенным Штатам фигу в центральноазиатском кармане, достаточно легко рассыпается при столкновении с реальностью. Во-первых, неопределенной остается китайская позиция. Ну совпали российские и китайские взгляды на Андижан, а дальше-то что? Экономические позиции двух стран в современном мире, в том числе и на западном рынке, не сравнимы, и Пекин просто не может позволить себе серьезной конфронтации с Западом. Кроме того, в России у Ху Цзиньтао конкретные экономические интересы, которые не всегда приятны его российским собеседникам. Путин хочет сотрудничать с Ху в военной области и радуется совместно проведенным военным учениям, а Ху интересуется прежде всего сотрудничеством в приграничных регионах — то есть, по сути, увеличением китайского «пассажиропотока» на Дальний Восток и поставками российских энергоносителей. Как это ни парадоксально, но Ху Цзиньтао — в гораздо большей степени прагматик, чем Владимир Путин. Хотя бы уже потому, что сможет объяснить, зачем ему все это надо. А вот президенту России будет очень трудно объяснить, зачем ему на самом деле — без каких-то там высоких слов — противостояние с дорогим другом Джорджем…

Не самым надежным партнером является и Ислам Каримов. Президент Узбекистана, как я уже отмечал, всегда отличался готовностью и умением лавировать. Сейчас он просто попал в сложную ситуацию, прежде всего с западным общественным мнением. Однако непонятно, каковы альтернативы его режиму и что вообще может наступить в Узбекистане и Центральной Азии после Каримова. Это непонятно как в самой стране, так и на Западе. В этих условиях Вашингтон вряд ли будет играть на сознательное ослабление «понятного» режима — какой бы ни была антизападная риторика Каримова, союзником радикальных исламистов он уже все равно никогда не станет. А вот куда более благополучный с точки зрения внутренней стабильности и удержания власти Туркменбаши поддерживает неплохие отношения с Ираном и весьма успешно сотрудничал с режимом талибов в Афганистане — в то время как соседние страны и Россия изо всех сил пытались этот режим ослабить. Так что отнюдь не все так однозначно, и при определенном изменении ситуации Каримов еще может рассчитывать если не на благоволение, так на понимание Запада. И он забудет о своей горячей любви к России на следующий же день после этого!

Что касается лояльности других участников центральноазиатской концессии, то, опять-таки, не стоит забывать, что Назарбаев, Рахмонов и Бакиев руководят достаточно нестабильными с точки зрения противостояния элит государствами. И в случае резкого крена в одну сторону противоборствующая группировка вполне может использовать ситуацию в собственных целях. Конечно, нельзя сравнивать казахскую нестабильность с киргизской, а таджикскую с казахской — и все же это не та твердая почва, на которой выстраиваются сильные геополитические союзы. О Ниязове я уж и не говорю: доверять Туркменбаши может разве что его собственное отражение в главном зеркале президентского дворца в Ашгабаде. Да и то не всегда. Так что возвращение России в Азию может на поверку оказаться не столько выверенным внешнеполитическим шагом, сколько пропагандой для внутреннего пользования…