На этой неделе пакистанские журналисты получили редкую возможность присутствовать на пресс-конференции помощника президента Российской Федерации Сергея Ястржембского. Опытный дипломат, курирующий в последнее время в администрации Владимира Путина пропагандистское прикрытие чеченской войны, прибыл в Исламабад отнюдь не для того, чтобы поговорить о Кавказе. Сергей Ястржембский привез военному руководителю Пакистана генералу Первезу Мушаррафу личное послание Путина. Наблюдатели расценили сам факт передачи послания и приезд Ястржембского в Исламабад как признание Россией изменения баланса сил в Афганистане и готовность начать переговоры с движением «Талибан». Сам Ястржембский на своей исламабадской пресс-конференции с некоторым огорчением сказал, что позиции России и Пакистана по отношению к талибам не совпадают, но тем не менее выразил готовность продолжить переговоры с пакистанской стороной.
Итак, первый шаг, который может привести к серьезной переориентации российской политики в Центральной Азии, сделан. Да, собственно, не сделать его было нельзя: российские пограничники, находящиеся на рубежах далекого от России Таджикистана, уже увидели даже без помощи биноклей передовые отряды талибов, вышедшие к афганско-таджикской границе. Эта граница, долгие годы находившаяся под контролем «Северного альянса» президента Исламского государства Афганистан Бурхануддина Раббани и его министра обороны Ахмада Шах Масуда, стала границей талибского эмирата.
Напомню, что большинство государств мира — в их числе и Россия, и государства Центральной Азии — не признают сформированного «Талибан» после захвата Кабула правительства, продолжая считать законной властью Афганистана кабинет Раббани и его сторонников из «Северного альянса». Даже в ООН место Афганистана занято представителем правительства Раббани. Однако если до выхода на таджикскую границу режим талибов можно было хотя бы номинально считать мятежным внутренним режимом, противостоящим законному правительству, то сейчас становится все труднее отыскать следы этого внутреннего правительства в самом Афганистане. Не случайно накануне этого военного успеха талибов в Нью-Йорке побывал их заместитель министра иностранных дел мулла Абдуррахман Захед, требовавший предоставить место в ООН его правительству.
С появлением талибов на таджикской границе серьезные проблемы возникли у всех их соседей. В России, Узбекистане, Таджикистане, конечно, могут признать правительство «Талибан» и провести с ним переговоры о прекращении огня и непродвижении отрядов талибов на территорию стран СНГ. Однако вряд ли эти решения могут что-то означать на практике. Во-первых, дело не только в самих талибах, но прежде всего в национальном составе этого движения и в его идеологии. Не секрет, что «Талибан» представляет прежде всего пуштунское население Афганистана, в то время как «Северный альянс» выражал интересы многочисленных национальных меньшинств страны — среди них таджики и узбеки. Сейчас российские военные в Таджикистане обсуждают сумасбродную, на мой взгляд, идею пропустить войска «Северного альянса» на таджикскую территорию, с тем чтобы дать им возможность окрепнуть и вернуться в Афганистан для дальнейшей борьбы. Однако появление отрядов моджахедов в Таджикистане даст «Талибан» возможность преследовать их уже в чужой стране, устраивать ночные вылазки, диверсионные акты — словом, войны тут не избежать. Но я на месте талибов оставил бы поверженного противника в покое: в конце концов, перейдя границу, армия «Северного альянса» обнаружит, что и в Таджикистане может быть очень даже неплохо. Да, хрупкое перемирие в этой стране достигнуто после достижения компромисса между режимом президента Эмомали Рахмонова и таджикской оппозицией, в свое время вытесненной в Афганистан и регулярно возвращавшейся оттуда для продолжения борьбы с Рахмоновым и его кулябской группировкой. Но тем не менее хотелось бы напомнить, что Рахмонов договаривался со «своими» таджиками, вынужденными уйти в Афганистан. А сейчас речь идёт об афганских таджиках — народ-то, конечно, один, да вот только цивилизации разные…
То же самое и с узбеками, которые перейдут через границу и окажутся рядом с Узбекистаном. Бои, которые узбекская армия ведет с отрядами Исламского движения Узбекистана (ИДУ), — это прежде всего стычки между «своими» узбеками: афганские узбеки вполне могут пополнить собой отряды ИДУ и, вместо того чтобы свергать пуштунский, но исламский режим «Талибан», начать борьбу с узбекским, но светским режимом Каримова. Не случайно президент Узбекистана, не жалевший обычно слов для характеристики исламского экстремизма, в последние недели внезапно сменил тон и говорит о происходящем в Афганистане очень осторожно. Для Каримова осторожность — первый показатель серьезной озабоченности…
Что касается идеологии «Талибан», она имеет ярко выраженный миссионерский характер, руководители движения бывших студентов религиозных школ — медресе — действительно хотели бы видеть перед собой регион, живущий по законам шариата. И если с афганскими таджиками и афганскими узбеками у талибов могут быть разногласия, скажем так, государственнического характера, всегда наблюдавшиеся в Афганистане (пуштунская элита, считающая эту страну прежде всего своей, противостояла таджикам, узбекам, хазарейцам и другим меньшинствам), то с исламскими радикалами в самих Таджикистане и Узбекистане «Талибан» может найти полное взаимопонимание: ничто не помешает ему утверждать пуштунскую власть в Мазари-Шарифе и одновременно помогать Исламскому движению Афганистана, выкуривать Ахмад Шах Масуда из Пандшерского ущелья и помогать радикальным исламистам в Таджикистане…
Совершенно очевидно, что в России это прекрасно понимают: Сергей Иванов, секретарь Совета безопасности страны, собрал в Москве совещание руководителей совбезов стран—подписантов договора о коллективной безопасности, Ястржембский слетал в Исламабад, поговаривают даже о возможности рабочего визита в Пакистан президента России. Однако сказать, к какому решению придет Москва, пока что очень трудно. Афганская политика России в последнее десятилетие определяется синдромом поражения в длившейся десять лет перед этим войне. Режим последнего лидера Народно- демократической партии Афганистана, талантливого политика Наджибуллы был способен противостоять моджахедам и после вывода советских войск — если бы ему была оказана соответствующая поддержка. Моджахедам, оказавшимся через четыре года перед талибской опасностью, бросились помогать только тогда, когда стало ясно, что от их успехов зависит ситуация в Центральной Азии: за это время «Талибану» удалось укрепить свое положение в стране. Москва отказывалась от своих союзников в Афганистане, как только те теряли хотя бы часть влияния: не было организовано освобождение Наджибуллы из-под ареста в миссии ООН в Кабуле, что привело к его убийству вошедшими в столицу отрядами «Талибан». На генерала Дустума, по сути, обеспечивавшего не только спокойствие на афганско-узбекской границе, но и стабильность в самом Узбекистане, махнули рукой, как только генерал потерял Мазари-Шариф… Судя по поездке Ястржембского, такая же судьба ожидает и Ахмад Шах Масуда — последнего из афганских «полевых командиров», еще способных организовать сопротивление «Талибану».
Для Соединенных Штатов признать правительство талибов — конечно, неприятность. Но не очень большая неприятность, тем более что «Талибан» отнюдь не симпатизирует иранцам и может значительно ослабить не только влияние Тегерана на исламские движения, но и изменить представление об Иране, как о единственной стране — экспортере «исламской революции». Между двумя режимами мулл начнется конкуренция, вполне сравнимая с конкуренцией Советского Союза и КНР за лидерство в международном коммунистическом движении. Для России пойти на признание «Талибан» — значит, согласиться с тем, что ее позиции в Центральной Азии неизбежно ослабнут, что даже при сохранении существующих в бывших советских республиках этого региона режимов их руководители будут вынуждены маневрировать между Москвой и Исламабадом. Если талибы укрепятся, рано или поздно России придется забыть о Таджикистане, Узбекистане, Киргизии и даже Туркмении (хотя президент этой страны Сапармурат Ниязов давно и небезуспешно маневрирует между Ираном и правительством «Талибан»). Другой вопрос — может ли Россия противостоять «Талибану» и где будет проходить линия ее будущего геополитического влияния в Центральной Азии — по южным границам Казахстана или, в конечном счете, по южным границам самой России?