Париж и Берлин в поисках ускользающей Европы

В начале 90-х годов в Европе часто говорили о создании (возрождении) «Веймарского треугольника» в составе Франции, Германии и Польши — своеобразного стержня, придающего прочность конструкции новой объединенной Европы. В некоторых трактовках треугольник превращался в квадрат, а точнее, в состоящую из четырех элементов ось, куда, кроме трех перечисленных держав, включалась Украина. Ось Париж—Берлин—Варшава—Киев являла собой проект гармоничной и целостной Европы, лишенной разделительных линий, способной на практике выступить сильным игроком в глобальной политике.

Сейчас, про прошествии 15 лет со времени завершения «холодной войны», можно утверждать, что проект не удался. В «треугольнике» наметилась трещина между «старой» (Франция и Германия) и «новой» (Польша) Европой. Четвертый же элемент — Украина — в силу собственной несостоятельности выпал из европейской политики и ныне пребывает в качестве географически приблизившегося, но политически отдаляющегося соседа Европейского сообщества наций.

Горизонты европейского консенсуса

Майские торжества, вызванные беспрецедентным (10 новых членов) расширением ЕС, уже утихли. И стало очевидно для всех, что поводы торжествовать исчерпались, а причин для размышлений о будущем Европы только прибавилось.

Париж и Берлин переживают период явного политико-психологического дискомфорта: их роль в глобальных вопросах уже давно не соответствует их экономическому потенциалу, в последние же годы обе столицы утрачивают монополию и в европейских делах. Польша, вместо того, чтобы быль дисциплинированным союзником «старших» европейцев, стала активно играть роль второй (после Британии) трансатлантической связки, что в глазах Германии и Франции представляется в лучшем случае «пятым колесом», в худшем — «пятой колонной» Вашингтона. Позиция Варшавы по проблемам восточной политики ЕС также выходит за рамки планов Берлина и особенно Парижа, желающих поставить окончательную точку на Буге.

В этом смысле вопросы дальнейшего институционального строительства Европейского Союза и его дальнейшего расширения в значительной мере зависят от способности Германии и Франции найти новый формат лидерства в рамках Евросоюза-25.

С окончанием «большого расширения» завершается период широкого европейского консенсуса в отношении принятия новых членов. И если принятие Болгарии, Румынии и, возможно, Хорватии в период 2007—2008 г. лишь завершит сегодняшнее расширение и больших споров не вызовет, то все последующие заявки на членство станут (уже стали!) предметом жарких дебатов. И коль уж президент Романо Проди наговорил много неприятных для Украины фраз, то следует знать, что турки, например, за время своих настойчивых претензий на членство в ЕС (с 1963 года!) таких высказываний из разных уст услышали на порядок больше и еще услышат не раз. Но членами ЕС тем не менее станут рано или поздно, поскольку есть такое понятие, как «политическая воля» нации.

Естественные регионально-политические приоритеты двух европейских гигантов, к сожалению для Европы, не совпадают. Если для Германии расширение ЕС на восток было ключевым интересом со времени воссоединения и по меньшей мере до 1 мая 2004 года, то для Франции основным приоритетом традиционно является средиземноморская политика. Особенность последней заключается в том, что страны Южного Средиземноморья не имеют (и не могут иметь в силу принадлежности к африканскому континенту) перспективы членства в ЕС. Потому опека над этими странами не содержит особых структурных рисков, чего нельзя сказать о странах Западных Балкан и Турции, а в перспективе — и об Украине.

Внутренняя ситуация во Франции и Германии тревожит правительство Турции, ожидающее получить в декабре текущего года решение о начале переговоров о членстве в ЕС. Если в Германии устойчивость шансов Анкары зависит от устойчивости левоцентристской коалиции (крупнейшая оппозиционная партия ХДС выступает против членства Турции в ЕС), то во Франции дела обстоят значительно хуже: здесь трудно найти политическую силу, которая бы безоговорочно поддерживала евроинтеграционные амбиции Анкары. Именно от Парижа (и латентно сочувствующего Бенилюкса) Турция с тревогой ожидает подножки на саммите ЕС в Нидерландах в конце текущего года.

Сейчас, особенно после завершения «большого расширения», Франция вообще утрачивает интерес к европейскому (не-еэсовскому) востоку, кроме России, тогда как Германия переключается на юго-восток, пытаясь реализовать свой лидерский потенциал в стабилизации Балкан и подтягивании стран бывшей Югославии к уже признанной перспективе членства в ЕС.

Для Сербии, Македонии, Боснии и Герцеговины, Албании перспектива членства — это плата за несостоятельность европейской балканской политики 90-х годов. Обещания нужно выполнять, и главный расчет здесь — на Германию. Париж будет пассивно поддерживать процесс, проявляя интерес в первую очередь к вопросам миграции из региона, борьбе с торговлей людьми и иными видами «цветущей» на Балканах преступности.

Европейская политика соседства и опыт Украины

При формировании пакета Европейской политики соседства (ЕПС) именно голос Франции оказался решающим для изменения первоначально предложенной «политики нового соседства», предназначенной для новых восточноевропейских соседей: Украины, Беларуси и Молдовы. По настоянию Парижа в рамки «политики соседства» были включены страны Северной Африки и Ближнего Востока. В результате политика соседства была распространена на весь периметр границ Евросоюза (за исключением стран-кандидатов, в том числе потенциальных).

Результатом подобного шага стало разочарование европейского востока: Россия отвергла политику соседства по причине ее не-эксклюзивности (Москва настойчиво добивается особых, привилегированных стратегических отношений без членства в ЕС); Украина и Молдова, хоть и принимают участие в практическом наполнении этой политики, но по существу не приемлют ее философию, не предусматривающую перспективу членства в соответствии со статьей 49 Договора о Европейском Союзе.

Для стран Северной Африки перспективы политики соседства также неясны: в значительной мере предложения ЕПС перекликаются с уже существующими механизмами Барселонского процесса (с 1995 г).

В результате контуры восточноевропейской политики расширенного ЕС остаются туманными и аморфными, а процесс ее практического наполнения — противоречивым.

Злоключения, выпавшие на долю Плана действий Украина—ЕС, могут служить лишь иллюстрацией проблемы. По имеющейся информации, именно правительство Франции выступило весной текущего года главным критиком действий рабочей группы Еврокомиссии по разработке планов действий с восточными соседями, обвинив ее в «превышении мандата». «Превышение» заключалось в том, что в разработанные тексты были включены некоторые положения, которые под определенным углом зрения с большой долей условности можно было трактовать как гипотетическую возможность перехода в будущем к новому типу отношений, предусматривающих, может быть, перспективу членства. В результате процесс подготовки этих основополагающих документов был отложен более чем на два месяца, после чего из проекта Плана действий Украина—ЕС были изъяты положения, включенные туда ранее по настоянию украинской делегации.

Как следствие, в июне переговорный процесс зашел в тупик, а украинская делегация отказалась подписывать выхолощенный с подачи Франции при поддержке стран Бенилюкса План действий, не предусматривающий ничего нового по сравнению с уже имеющимися документами, в первую очередь с Соглашением о партнерстве и сотрудничестве.

Германия в этом диспуте занимала нейтральную позицию, но все же в большей мере склонялась поддержать точку зрения Украины.

В конце концов украинской стороне все же удалось отстоять свои позиции по наиболее важным вопросам (начало переговоров о либерализации визового режима, перспектива новых договорных отношений), но вопрос особого мнения Франции не снят с повестки дня.

Скандальное решение Президента Украины в отношении Военной доктрины (как и в целом скандальное содержание всей украинской политики) не снимает главного концептуального вопроса «о смысле жизни» в отношениях Украины и ЕС: получит ли Украина признание перспективы членства в Евросоюзе? Париж ответит «нет». Варшава — «да». Берлин попросит обратиться с этим вопросом позже.

Париж, Берлин и российский вопрос

Во Франции особо сильны русофильские настроения и обусловленный ими москвоцентричный подход к происходящему в Восточной Европе. В случае дальнейшего развития процессов на востоке по «еэповскому сценарию» Париж в принципе не будет возражать против построения двуполюсной Европы с соответствующим разграничением сфер влияния. Влиятельные люди из Москвы в этом уверены абсолютно, и поэтому считают Францию своим главным союзником в ЕС. Партнеры по несостоявшемуся Веймарскому треугольнику Францию, конечно, не поддержат: Польша — громко и категорически, Германия — тихо и сдержанно.

Париж уже сейчас впереди Европы всей в предоставлении преференций Кремлю: последним достижением российской дипломатии можно назвать российско-французское соглашение о либерализации визового режима, предусматривающее многоразовые визы по упрощенной процедуре для многих категорий российских граждан. Украине такой договор не светит еще много лет. В Москве это переводят украинцам так: «вы тоже можете иметь это, если будем работать вместе». И вот мы уже «работаем вместе», заморозив собственное вступление в ВТО ради «ЕЭПа вместе с Россией».

Германия, напротив, уже изжила бытовавшее еще пару лет назад умиление перед хозяином Кремля, владеющим немецким языком. Сомнительно, что Берлин, даже в случае сохранения напряженности с США, когда-либо вернется к идее оси Париж—Берлин—Москва. И хотя Америку в Германии по-прежнему не любят, авторитарная Россия доверия здесь также не вызывает. Как, впрочем, и авторитарная Украина. После того, как русские и украинцы на пару «кинули» немцев в деле о газотранспортном консорциуме (чтобы потом заняться тем же в отношении друг друга), никаких общих масштабных проектов здесь нет и не будет.

Тем не менее Германия в лице своих лучших представителей понимает опасность окончательной ресоветизации пространства, называющегося постсоветским. Поэтому Берлин имеет в своем арсенале нечто, называющееся украинской (а также, например, молдавской) политикой, которая отличается от политики в отношении России. Поэтому Германия не стесняется критиковать реставрационную политику постсоветских элит: от ЕЭПа до демонтажа демократических институтов. Именно руководство Германии рискнуло однажды заявить президенту Путину о том, что российская экономика в силу внутренних демпинговых цен на энергоресурсы не может претендовать на вступление в ВТО. Правда, потом это мнение скорректировалось, и Москве дали «зеленый свет» на льготных условиях. Политическая целесообразность?..

Так что и Веймарский треугольник, и тем более четырехугольник сегодня относятся к области геополитических мечтаний. Лишь небольшая группа польских интеллектуалов искренне пытается оживить проект, созывая научные конференции в живописных интерьерах Кракова — центральноевропейского города, символизирующего естественное историко-культурное единство Старого Света — единство, к которому в наступившем столетии Европа пока что ближе не стала.