Об американской мечте, европейской идее и русском «авось»

Уверенной поступью по миру шагает кризис. Заглядывает в окна заводов и банков. Трясет кошельки и коалиции. Ломает широкий стиль жизни и ставит во главу угла узкие интересы. Как мячики в барабане спортлото, перед глазами скачут политические судьбы, экономические перспективы и предвыборные рейтинги. Кому выпадет черная метка, а кому, возможно, счастливый номер? 2009 год принес в этом плане неоднозначные новости. Похоже, сбывается старая политическая заповедь, что реальность никогда не бывает такой светлой или такой мрачной, как кажется на первый взгляд. В данном случае, уже тот факт, что по состоянию на середину 2009-го дамоклов меч грандиозного мирового краха еще не упал, что банкиры не прыгают гурьбой из окон, а вкладчики не штурмуют государственные казначейства, представляет собой хорошую новость. Однако это не означает, что сам кризис чудесным образом «рассосался».

Фаворитом в парадоксальной номинации «счастливчик кризиса» пока что выглядит Барак Обама. Мировой экономический кризис не только помог ему выиграть выборы, но и создал — как ни странно это звучит! — удобные условия для президентства. С одной стороны, масштабы экономического обвала так велики, что мало кто бросит в него камень, если титанические усилия по спасению американской экономики не принесут полного исцеления. С другой, — если Обама все же сможет вывести Америку из штопора, он имеет шансы войти в историю как избавитель от кошмара. Причем в историю не только американскую, но и мировую.

Бог благоволит новоизбранному президенту. Уже в феврале он смог провести через палату представителей и сенат так называемый финансовый стимулус — закон о вливании в экономику ни много ни мало 787 млрд. долл. Пенсионер всеамериканского значения Буш может только грызть ногти, вспоминая, как всего за год до этого конгресс выпил из него всю кровь, прежде чем дал согласие на аналогичный законопроект со «смехотворной» суммой в 168 миллиардов. Появление «стимулуса», так называемый план Гайтнера (нового министра финансов) и неожиданно позитивные квартальные отчеты ряда американских корпораций вселили оптимизм в фондовые рынки. Причем до такой степени, что на протяжении марта—апреля индекс Доу-Джонс галопировал как молодой жеребец и даже компенсировал многострадальным капиталистическим акулам некоторую часть понесенных ими в 2008 году потерь.

На руку Обаме сыграло и освобождение из пиратского плена в Сомали капитана Ричарда Филлипса. Нужно знать американское восприятие мира, чтобы понимать: если бы Филлипс не был освобожден или погиб, это висело бы на Обаме до конца его президентского срока точно так же, как в свое время на Картере — неудачные попытки освободить заложников в Тегеране. Стоит ли напоминать, что президентство Картера было коротким и неубедительным, а сам он вошел в американскую политическую мифологию как «слабый лидер» — наихудшая из политических каиновых печатей.

Наконец, последней победой Обамы было решение сенатора-республиканца Арлена Спектера перейти в Демократическую партию, в результате чего демократическое большинство в сенате, вероятно, вырастет до 60 (против 40 республиканцев). А это объективно будет означать потерю республиканской оппозицией последнего рычага влияния на американскую политику. По большому счету, до промежуточных выборов 2010 года республиканские конгрессмены и сенаторы могут со спокойной совестью вообще не ходить на работу: от них сейчас почти ничего не зависит. Обаму остается только поздравить: в труднейший для нации момент он получил в руки все возможности для консолидации власти вокруг одной политики и одной концепции выхода из кризиса. Дай Бог, чтобы эта концепция сработала и чтобы американский экономический «хаммер» вытянул мировую экономику из болота так же быстро, как он ее туда и затащил.

В Европе поводов для оптимизма меньше. И речь идет не только о плохих экономических показателях. В номинации «жертва кризиса» лидирует британский премьер-министр Гордон Браун, чьи политические позиции обваливаются со скоростью замка из песка. Один британский журналист едко сравнил Брауна с «депрессивным слоном», который на глазах всей нации мучительно погибает от миллиона булавочных уколов. Плохое состояние экономики и фунта, нахрапистая, оголодавшая без власти оппозиция, раздрай в правительстве и парламенте, непрерывные скандалы и неумение в трудный момент консолидировать нацию могут поставить крест не только на политической карьере Брауна, но и на ренессансе лейбористской партии (привет Тони Блеру!).

Выбор достаточно прост и фатален: либо Брауну удастся повернуть вспять политические реки и подобрать ключ к общественному доверию, либо его соперник от консерваторов Дэвид Камерон подберет ключ к скромному особняку на Даунинг-стрит, 10. Времени у Брауна все меньше. По британской политической традиции, очередные выборы должны состояться в июле 2010 года. Одна­ко если ситуация для лейбористов будет и дальше ухудшаться, то не исключены и досрочные выборы. Учитывая сегодняшнее шестипроцентное отставание Брауна от Камерона, такой сценарий почти автоматически означал бы смену правительства в Лондоне.

По другую сторону Ла-Манша проживает еще одна жертва кризиса — Николя Саркози. Французский лидер, который пришел к власти ровно два года назад, будет отмечать эту годовщину без фанфар. На фоне глобальных экономических потрясений «французский прорыв» на глазах увял и утратил актуальность. На первый план вышло спасение национальной экономики. Соответственно и гиперактивный Сарко вынужден был, пользуясь футбольной терминологией, срочно переквалифицироваться из форварда в голкиперы. На первых порах эта новая роль была ему явно не с руки, особенно учитывая живой темперамент и острый язык французского лидера, которые не раз и не два втравливали его в политические передряги. Собственно, именно словесная неосмотрительность Саркози вкупе со скандальными перипетиями личной жизни и привели его к прошлогоднему катастрофическому обвалу рейтинга до 32% (даже с незадачливым Бушем такой конфуз случился лишь к концу второго срока).

Однако, судя по всему, ветреная Франция легко меняет гнев на милость. С начала этого года позиции французского лидера явно укрепились, а к маю рейтинг поднялся уже до 43%, что считается вполне солидным уровнем. Согласно всезнающей статистике, основа популярности Саркози — внешняя политика. После впечатляющего запуска Средиземноморского союза, успешных дипломатических усилий в прекращении российско-грузинского конфликта, а также на фоне определенного французского превосходства в тандеме Берлин—Париж, Сарко выглядит «сильным лидером», а это для французского электората так же важно, как для американского, украинского и любого другого.

В соседней Италии тоже правит сильный лидер. После года пребывания у власти Сильвио Берлускони заявляет, что имеет рейтинг ни много ни мало 75%. И это, несмотря на пресловутый кризис и обвинения в супружеской измене с 18-летней моделью. Даже самая радикальная оппозиция, которая постоянно обвиняет Берлускони в подтасовке, признает рейтинг нынешнего лидера на уровне как минимум 54%.

Видимо, у итальянских лидеров «особенная стать»: не липнут к ним ни аморалка, ни кризис. Тем не менее, зная переменчивость итальянской политической фортуны и глубину глобальных экономических потрясений, только очень смелый наблюдатель может предсказывать судьбу нынешнего итальянского правительства — уже 62-го со времени окончания Второй мировой войны.

72-летний итальянский лидер может смело претендовать на лидерство в номинации «ягодка опять». Конкуренцию ему может составить только 54-летняя Ангела Меркель, для которой начинается горячий политический сезон. 27 сентября она будет соперничать в борьбе за кресло федерального канцлера со своим нынешним заместителем по коалиции и министром иностранных дел Франком-Вальтером Штайнмайером. Похоже на то, что дочь гамбургского священника может смело смотреть в будущее. Имея 69% поддержки, Меркель по-прежнему является одним из самых популярных политиков страны. Рейтинг ХДС/ХСС, хоть и существенно уступает личному рейтингу канцлера, однако дает все основания надеяться на победу на парламентских выборах. Из трех наиболее вероятных раскладов коалиции два автоматически делают Меркель федеральным канцлером: (а) консервативная коалиция ХДС/ХСС со свободными демократами и (б) сохранение нынешней большой коалиции с социал-демократами. Альтернативой может быть только (в) создание ультралевого правительства с участием социал-демократов, «зеленых» и посткоммунистической «Левой партии», то есть возвращение во власть коммунистов. С точки зрения немецких реалий, это кажется пока что весьма и весьма маловероятным.

Покуда мировой кризис тасует политическую колоду, не лишним было бы задуматься, какие карты в результате получит на руки Украина. Европейские расклады несут ей, по крайней мере, две новости: одну относительно плохую и одну относительно хорошую.

Первая состоит в том, что центростремительные процессы в Европейском Союзе, скорее всего, усилятся. Если Камерон придет к власти в Британии и реализует свое обещание вынести на референдум Лиссабонский договор, то это может поставить неутешительную точку в многолетней эпопее с принятием европейской конституции. Пока что лидер консерваторов выглядит довольно решительным в своих намерениях, даже несмотря на неожиданно жесткую риторику со стороны Ангелы Меркель (а может быть, и благодаря ей), которая пригрозила «не протянуть руку любому, кто противится принятию Лиссабонского договора, и в то же время выступает за дальнейшее расширение ЕС».

Возрастающая осторожность франко-немецкого тандема в вопросах расширения Евросоюза вообще может создать для Украины дополнительные проблемы. К примеру, недавний прозрачный намек Меркель и Саркози относительно того, что их страны принципиально не будут поддерживать вступление в ЕС Турции, должен заставить насторожиться Украину, ибо жесткое блокирование турецкого вопроса создает нежелательный прецедент и в вопросе украинском. Вполне возможно, что Меркель, пришедшая к власти четыре года назад на волне «визового скандала» вокруг Украины, не будет испытывать к нам сантиментов и во время кампании 2009 года. Не несет хороших предзнаменований для украинской внешней политики и возрастающая «москвоцентричность» Берлина, Парижа, Рима, Вашингтона, а если к власти придет Камерон, то, возможно, и Лондона.

Относительно хорошая новость состоит в том, что возможные осложнения для Украины на европейском пути никоим образом не означают разрыв. Это — не разочарование. Это — прощание с иллюзиями. Причем со стороны как Европы, так и Украины. Как ни парадоксально, даже худшие сценарии не так уж много для нас изменят. Да, российский прессинг станет жестче. Так он и не был мягким. Да, Европа станет осторожнее. Так она никогда и не была слишком открытой. Да, Украина еще какое-то время будет продолжать находиться на пересечении мировых геополитических векторов. Но и эта диспозиция для нас не нова.

Истинная проблема Украины — в самой Украине. И дело не в том, что она допускает ошибки. Проблема в том, что Украина в них часто упорствует, а иногда и доводит до уровня высокого искусства. К примеру, сколько шишек мы должны набить, чтобы понять, что в современном мире у нас нет постоянных друзей и постоянных врагов, а есть только постоянные интересы? ЕС, НАТО, Россия, Америка — у каждого из этих глобальных игроков имеется свой путь и свои интересы, которые то пересекаются, то конфликтуют с нашими. Умелая внешняя политика сводится к способности сплести из этих переменчивых нитей приятное глазу, понятное уму и удобное для рук кружево. Политика же искусственного обрывания нитей с одной стороны и такого же искусственного привязывания с другой, сколько ни называй ее «одновекторностью», на самом деле сомнительна с точки зрения практической целесообразности. Газовый конфликт показал, что это вопрос не теоретический и даже не прикладной, а сугубо шкурный, то есть отражающийся на шкуре рядовых украинцев.

Не нужно тешить себя иллюзиями относительно ключевого геополитического места Украины в Европе. Пора международных альянсов, замешанных на противостоянии Запад — Восток, прошла. Кризисная и послекризисная диспозиции лишь усилят этот эффект. Украина не может и не сможет играть на международных амбициях Америки, Европейского Союза или России. Ей никто не поможет, если она не поможет себе сама. И если мы действительно к этому стремимся, если мы хотим объединить нацию, то, вероятно, делать это нужно не только и не столько вокруг мудреных геополитических стратегий, сколько вокруг простых человеческих желаний быть богатым, здоровым, влиятельным, успешным. Американцы называют это «американской мечтой», и ее им достаточно для развития. Почему же украинцам недостаточно «украинской мечты» об Украине как зажиточной демократической европейской державе? Почему для движения к ней нам периодически нужны костыли в виде политических благословений вышеупомянутых европейских лидеров, которым чужды мы и которые, положа руку на сердце, чужды нам?

Нужно быть объективным: единение украинцев вокруг европейской идеи пока не стало реальностью, ибо, как показал опыт последних лет, не декларации делают страну по-настоящему европейской, а серьезные, непопулярные реформы и честный, кропотливый труд. А вот с этим у нас в Украине дефицит. Вопрос «Куда движется Украина?» на самом деле лукав и зачастую отдает духом тех времен, когда она в составе Советского Союза якобы шла к коммунизму. В сознании многих украинцев идеологическая ниша осталась та же, поменялся лишь вектор: теперь Украина якобы идет в Евросоюз и НАТО. На самом деле, какие бы законы и стратегии мы ни принимали, Украина никуда не будет двигаться, пока у нее не появится действенная правоохранительная система, пока ее система образования, государственного управления, судопроизводства, а также наука, культура, армия являются лишь бледным сине-желтым отражением «наследия мрачных времен».

Европейская интеграция не стала тем позитивом, на котором может работать украинская государственная машина. Еще меньше она может работать на негативе по отношению к России. Да, Россия в своем новом имперском обличии малосимпатична многим украинцам. Да, европейский средневесовик Украина выбрала для себя иной путь развития, чем имперский тяжеловес Россия. Но означает ли это, что они должны постоян­но и по любому поводу пререкаться? Если эти свары вполне отвечают интересам тяжеловеса (расчет на раскол Украины и единение россиян перед лицом «предательст­ва хохлов»), то нужны ли они средневесовику? В прежние времена мы пытались строить отношения с Россией, основываясь на постулате, что «нам от нее никуда не деться». Но вот грянул Майдан, и с легкой руки новой власти мы решили отказаться даже от номинальных попыток построить с Россией нормальные отношения на том основании, что «Россия уважает только силу». Мне интересно, неужели наша страна всерьез собирается силой добиться «уважения» со стороны ядерной империи, особенно учитывая, что членство в НАТО Украине, судя по всему, не светит? Или конфликтный режим будет теперь постоянным фоном украинской внешней политики, как это произошло в грузино-российских отношениях? Вероятно, все же имеет смысл не рассматривать существующую на уровне рядовых украинцев и россиян историческую привязанность как досадный балласт, а попытаться путем разумных компромиссов перенести хотя бы часть этого позитива на государственный уровень.

Склонные к лаконизму американцы назвали бы нынешнюю ситуацию a make or break moment. То есть в результате затяжного экономического и еще более затяжного политического кризиса мы подошли к моменту, когда Украина либо сломается, либо приобретет новое качество. Как писал апостол Павел, «когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое». Пора и нам, украинцам, оставить младенческое упование на американский зонтик, европейские горизонты и русский «авось». Если мы хотим жить в цивилизованном европейском государстве, то к нему нет иного пути, чем провести наконец работу над ошибками, закатать рукава и начать вкалывать. В мире, в том числе в России, уважают не силу, а успех. Наш успех, как и наш провал, — в наших руках. Ни европейские перспективы, ни американские авансы, ни российские угрозы не изменят сами по себе нашу историческую судьбу, если ее не изменим мы сами. Посему не нужно хамить или верноподданно заглядывать в глаза России. Не нужно прогибаться перед Европой или игнорировать ее. И уж тем более не нужно набиваться в передовые полки американской борьбы за демократию, которые к тому же временно расформированы и распущены по домам. Нужно думать и делать выводы относительно слабых мест украинской государст­венности, какими бы горькими они ни были.

Новое качество, которое требуется украинскому государству — это в первую очередь новое качество мозгов его чиновников. Новое качество решений и их понятность рядовому украинцу. Украиной слишком долго руководили «крепкие хозяйственники», знающие, как построить дачу, но не способные выстроить вменяемую политику, понятную и приемлемую для избирателей. Их время заканчивается. Ему на смену придет либо безвременье, руина, либо время молодых, сильных, понятных Украине, Западу и Востоку менеджеров, ремесло которых не риторические баталии с геополитическими мельницами, а реформы и наполнение государственной казны. Давно пора.