ИРАК. ПРОВАЛ НЕДОПУСТИМ

В политике, как и на войне, поражение — удел тех, кто не умеет учиться на своих ошибках, а также тех, кого эти ошибки деморализуют. Сегодня деморализация и сопровождающие ее взаимные обвинения, оппортунизм и цинизм более разрушительны для будущего Ирака, нежели неумение учиться на собственных ошибках и характерные для недавнего прошлого невежество и заносчивость. Это остается фактом, несмотря на три знаменательных события, а именно единогласное утверждение 17 октября с.г. Советом Безопасности ООН американо-британо-испанского плана переходного периода (резолюция 1511), утверждение подавляющим большинством Конгресса США практически в полном объеме 87-миллиардного пакета, предложенного президентом Бушем на потребности оккупационных сил и реконструкции, и последнее, что не менее важно, — улучшение ситуации в самом Ираке.

Остается фактом то, что инициативы по построению стабильного, жизнеспособного и продуктивного политического порядка в Ираке находятся на ранней стадии реализации. Более того, выполнению этой задачи мешают непримиримые оппоненты, моральный дух которых отнюдь не подорван, и далеко не все они разоружены. Для них, как и для президента Буша, Ирак превратился в центр тяжести в глобальной войне против «зла». До событий 11 сентября 2001 года на релятивистки настроенном Западе эпохи постмодернизма термин «зло» практически исчез из политического сознания, и уже спустя много времени после событий 11 сентября его использование с президентской трибуны вызывало не только опасения, но и осуждение. На фоне интенсивности такой критики легко забыть о том, что для сторонников джихада, партии БААС и иных экстремистов «злом», с которым нужно бороться, является не президент Буш, а западная цивилизация и те из мусульман, которые готовы сосуществовать с ней.

Спустя шесть месяцев после официального заявления президента Буша об окончании военной фазы операции стало обыденным утверждение о том, что основные провалы администрации Буша в Ираке были совершены не в военной сфере, а в сфере политики. Этот вердикт представляется разумным, однако он неадекватен по трем причинам. Во-первых — и как же быстро мы об этом забываем! — способность вести боевые действия была скомпрометирована недостатками военного планирования. Как сказал один из командующих сухопутными силами США генерал-лейтенант Вильям Уоллес в марте 2003 года, «противник, с которым мы сражаемся, отличается от того, с кем мы играли в «военные игры»». Ожидаемого сопротивления со стороны подразделений Республиканской гвардии и специальной республиканской гвардии практически не было; в то же время сопротивление со стороны военизированных подразделений партии БААС хотя и предсказывалось аналитиками разведывательных служб, не было должным образом учтено в процессе планирования. Победа, причем достигнутая в короткий срок, стала результатом умения командиров американской и британской армий учиться на собственных ошибках. И это неудивительно, поскольку занимаемых должностей они достигли в рамках военной культуры, которая предполагает, что командиры должны прислушиваться к мнению своих подчиненных как минимум в той же мере, что и к мнению начальников. Результат — адаптивная и сплоченная военная структура. Именно благодаря этим качествам войска коалиции добились успеха и «сражались с врагом, а не строго следовали плану».

Во-вторых, причины провалов политики администрации Буша лежат не только в ее «высокомерии», осуждаемом всеми. Эти провалы допущены вследствие влияния политического процесса, неверных суждений (как в случае с Косово), влиянию которых была подвержена администрация Клинтона. Да, действительно, эта администрация до такой степени уверена в правильности своих действий, что выходит за рамки даже американских стандартов, и это стало раздражающим фактором и поводом для обвинений ее в высокомерии. События 11 сентября придали действиям администрации оттенок безотлагательных мер по обеспечению безопасности, и их результатом стало то, что в отношении зловещей проблемы Ирака терпению пришел конец. Никогда не было само собой разумеющимся, что после двенадцати лет нарушения режима санкций (ООН, а не США) Ирак и в дальнейшем будет испытывать терпение международного сообщества. Какими бы ни были внешние последствия, внутренние последствия иссякшего терпения для США оказались решающими и губительными. Хотя между Колином Пауэллом и другими ключевыми игроками возникали продуктивные споры в сфере политики, на бюрократическом уровне и в планировании, нетерпение привело к исключению из процесса принятия решений всех, кто мог посеять сомнения вместо того, чтобы ускорить их принятие. Следование такому курсу обычно неразумно, поскольку консенсус, который рождается на основе сходных позиций, редко бывает настолько же здравым по содержанию, как консенсус, который рождается в споре. Лучше, когда верность предположений испытывается друзьями до того, как их верность будет испытана противником. В данном случае этот принцип проигнорировали. Что еще более важно, в процессе информирования общественности правительства США и Великобритании слишком упрощенно подошли к этим вопросам, а также к оправданию ведения войны. Например, правительства этих стран полагали, что у них есть несколько весомых причин, чтобы начать войну. Однако в напряженной атмосфере под влиянием политической обстановки и под давлением со стороны СМИ несколько веских причин имеют меньшее значение, чем одна. Упрощенное оправдание — «оружие массового уничтожения» — требует такой же простоты стандартов при приведении доказательств. Попросту говоря, эти стандарты не были соблюдены. Результатом стало ослабление общественной поддержки, которая при любой демократической системе является основой национальной мощи.

Однако наибольший провал в сфере политики имел не презентационный, бюрократический характер, а также не был связан с темпераментом участников. Это провал интеллектуального плана, касающийся предсказания характера послевоенной ситуации в Ираке и планирования новой, совершенно нетрадиционной стадии конфликта. Этот провал очевиден на всех уровнях. Как сказал один из официальных представителей Пентагона относительно федаинов, «когда рухнет режим, эти парни исчезнут вместе с ним». В своем февральском выступлении перед Конгрессом заместитель министра обороны Пол Вулфовиц заявил: «Трудно было предположить, что на обеспечение стабильности в Ираке в постсаддамовский период потребуется больше сил, нежели на ведение самой войны». Причина этого провала заключается в выражении «война против Саддама». Основное внимание постоянно акцентировалось на «диктаторе» и «режиме», а не на институтах тоталитарного государства, системе интересов, пристрастий и преданности, которые взращивались внутри него. Трансформация такого государства всегда представляет собой долгосрочный процесс, поскольку даже тогда, когда оккупационные власти полностью контролируют ситуацию (как в Германии по окончании войны), все его институты должны быть перестроены коренным образом. Тем, кто стал свидетелем эйфории на Западе относительно «нового» Советского Союза и «новой» России, эта картина до боли знакома.

Таким образом, должны ли мы прийти к заключению, что противники войны были правы, как и критики навязываемого американцами «мира»? Если мы действительно придем к такому заключению, это будет крупнейшей ошибкой. Давайте не будем акцентировать внимание на факте (хотя и тревожном), что большинство этих критиков — не просто «участников протестов», а редакторов, дикторов и ведущих политиков — еще более ослеплены собственной праведностью и еще более проворны в перекручивании фактов, чем те, кого они критикуют. Не будем так же останавливаться на не менее тревожном факте, что сама атмосфера, насыщенная обвинениями, избавила критиков от необходимости конкретных предложений относительно того, что должно быть сделано. Чем больше фактов становятся известными, тем более очевидным становится следующее: масштаб проблемы, которую представлял собой Ирак — раз, практическая невозможность нахождения ее мирного решения— два, отсутствие реальной альтернативы политике Временного коалиционного правительства, которое неохотно, но единогласно поддерживается Советом Безопасности ООН — три.

Аудит войны

Согласно заявлениям многочисленных политиков и комментаторов, предварительный доклад, опубликованный в конце прошлого месяца Группой наблюдения за Ираком (ГНИ), образованной США, является обвинительным актом против тех, кто заявлял, что Ирак представляет собой «непосредственную угрозу». Справедливость этого обвинения сомнительна по двум причинам. Во-первых, ни правительство США, ни правительство Великобритании не утверждали, что Ирак представляет собой «непосредственную» угрозу, они говорили, что эта проблема серьезна и что она постоянно возрастает. Эта позиция отражала практически единодушное мнение по данному вопросу, сложившееся в американских и британских разведывательных кругах, в том числе и среди тех представителей этих кругов, которые были обеспокоены и раздражены вмешательством политиков в их работу. Дэвид Келли, британский эксперт в области вооружений, который стал символом этой обеспокоенности, совершил самоубийство в августе этого года после того, как его критика по данному вопросу стала предметом парламентского расследования. Несмотря на это, ввиду уникального опыта, которым обладал Келли, его взгляды относительно Ирака заслуживают, по крайней мере, такого же внимания, как и его смерть. За несколько недель до начала войны он писал:

«В течение 30 лет Ирак наращивал арсеналы оружия массового поражения (ОМП) … Сложно себе представить, что будет налажено сотрудничество в данной сфере, если только изменившийся Саддам не назначит достойных доверия официальных лиц, которые бы занимались этим вопросом… Возможно, война сейчас уже неизбежна… В долгосрочном плане остается угроза доведения Ираком ОМП до стадии его военного использования — помешать этому может только сам режим».

Вторая проблема с упомянутым обвинением — это, собственно, содержание предварительного доклада. ГНИ не обнаружила ОМП — пока. То, что она обнаружила, не менее показательно, чем то, чего она не обнаружила. В составе ГНИ 1400 экспертов, ученых и опытных инспекторов. Тем не менее, до сего момента ей удалось провести инспекцию лишь на 10 из 130 складов, некоторые из них по площади превышали 50 кв. км, и там было складировано 600,000—650,000 т боеприпасов. Они помещены в немаркированную упаковку и складированы на объектах, на которых хранились и обычные, и химические боеприпасы. Во-вторых, Группа обнаружила два направления деятельности, скрытые от группы инспекторов Ханса Бликса:

Программа разработки биологического оружия, которая осуществлялась двумя десятками секретных лабораторий, находящихся в ведении разведывательной службы Ирака — Мухабарат. В этих лабораториях хранилось смертоносное оборудование и, по свидетельствам иракских ученых, осуществлялись эксперименты над людьми. Там были обнаружены штаммы токсина ботулизма, а также документы и данные о новых исследованиях. Согласно заключению Группы, Ирак мог возобновить производство иприта в считанные недели, производство газа VX — в считанные месяцы;

Было зафиксировано четыре попытки разработать, приобрести или сохранить ракеты с дальностью полета, превышающей установленное ООН ограничение в 150 километров (включая попытки приобрести северокорейские ракеты класса Нодонг с дальностью полета до 1300 км).

В-третьих, был начат процесс по установлению необходимых связей с иракскими экспертами и учеными, большинство из которых уклонялись от встречи с инспекторами ООН и некоторые из них (по их собственному признанию) лгали им. Именно благодаря их показаниям председатель ГНИ Дэвид Кей выразил уверенность в том, что «мы доберемся до сути этой программы».

Смогла бы ООН сделать то же самое? Смогла бы она обнаружить больше, чем ГНИ при наличии Мухабарата, «прислуги» вместо сотрудников и при отсутствии людей, готовых предоставить информацию о том, как работали и как скрывались эти программы? (Военнослужащие украинского батальона в провинции Васит недавно получили урок по иракской маскировке, когда в результате случайного взрыва был обнаружен огромный подземный бункер, в котором находилось два самолета МиГ-23 «с полным боекомплектом, полностью заправленные и готовые к полету».) Если учесть, что иракским ученым до сих пор угрожают (два уже убиты), а представители команды Дэвида Кея подвергаются нападениям (четыре случая в сентябре), смогли бы инспектора ООН работать в менее «либеральных» или, попросту, в более стесненных условиях? И если в большинстве случаев ответ «нет, не смогли бы» инспектора ООН дойти до сути программы, то возникают два новых вопроса.

Во-первых, сколько месяцев инспекций потребовалось бы для того, чтобы Ширак и Путин (или Саддам в очередной раз) сами сказали «хватит!»? Во-вторых, что бы последовало за этим: продолжение «бесчеловечного» режима санкций, принесшего столько страданий иракскому народу, или их снятие? Не является ли показательным тот факт, что те же, кто в 1998 году выступал за «пересмотр» режима санкций, в 2003 году ратовал за его сохранение как альтернативы войне? Легко понять то, что, должно быть, понял сам Саддам: если бы он продолжал вести свою игру, мир бы скоро устал от этого затяжного и безрезультатного инспектирования. Уничтожение имеющегося арсенала ОМП (причем легко восстановимого) могло стать приемлемой ценой за то, чтобы получить желаемый результат.

«Война против террора»

В ответ на заявление президента Буша о том, что войска коалиции в Ираке ведут «войну против террора», можно сказать, что война привела к проявлению террора там, где ранее его не было. Сегодня существует расхожее мнение о том, что «между Аль-Каидой и режимом Саддама Хусейна не было ничего общего». В очередной раз следует задаться вопросом: кто же, собственно, преувеличивает — Буш или его оппоненты? В Украине не вызовет удивления тот факт, что автором наиболее авторитетных документальных источников о взаимоотношениях между Аль-Каидой и Саддамом является ЦРУ, поскольку для большинства в Украине (как и в Великобритании) ЦРУ и КГБ с моральной точки зрения неотличимы друг от друга. Однако точка зрения ЦРУ вызывает удивление многих американцев, поскольку в Вашингтоне оценки управления обычно ассоциируются с умеренностью, «попытками найти наилучший выход из ситуации» и несколько чрезмерной политкорректностью. ЦРУ весьма скептически отнеслось к информации о связи между Аль-Каидой и Саддамом даже после того, как об этом публично намекнул президент Клинтон в феврале 1998 года. Однако информация, которая стала известна по окончании операции «Несокрушимая свобода» в Афганистане, кардинально изменила ситуацию. В письме директора ЦРУ Джорджа Тенета сенатскому Комитету по вопросам разведки от 7 октября 2002 года отмечалось, что «у нас имеются проверенные данные о контактах на высоком уровне между Ираком и Аль-Каидой в течение десятилетнего периода». К тому моменту Тенет обладал информацией от двух небольших групп (одна от министерства обороны, одна от ЦРУ), которые занимались сравнением новой информации со старыми разведданными. Эта информация получила подтверждение и из дополнительных источников, которые стали доступны после окончания войны в Ираке. В результате вырисовывается картина сложных, зачастую осторожных, однако продуктивных и постоянно наращивающихся взаимоотношений, которые включали предоставление баз, подготовку террористов, обмен опытом и как минимум ограниченную финансовую поддержку. Свидетельства наиболее предосудительных взаимоотношений, т.е. ведения совместного планирования, не были опубликованы, возможно, они просто отсутствуют. Говорит ли это о том, что война привела к возникновению этой связи, или о том, что она положила ей конец?

Это далеко не риторический вопрос, поскольку существуют свидетельства того, что эта связка все еще действует. Существуют серьезные подозрения, что была налажена связь между представителями БААС и союзником Аль-Каиды в северном Ираке Ансар Аль-Исламом; подозревают, что ими было совместно осуществлено нападение на штаб-квартиру ООН в Багдаде 19 августа.

Эти свидетельства, а также еще более шокирующее событие — взрыв мечети имама Али 29 августа ставят еще два серьезных вопроса. Кто является врагом террористов в Ираке? Кто им не является? Что касается представителей БААС, то их враг — ООН, автор режима санкций и не менее чем 17 карательных резолюций, принятых по иракскому вопросу. Что касается Аль-Каиды, ООН — символ, если уже и не столп осуждаемого ею международного порядка, сообщник США и гарант суверенитета презираемых ею дряхлых режимов — враг. И для БААС, и для Аль-Каиды те из мусульман, которые признают возможность взаимовыгодного сосуществования Ислама и Запада, являются не только врагами, но и предателями, теми, кто представляет угрозу. И если, как в случае с убитым духовным лидером шиитов аятоллой Мухаммедом Бакиром Аль-Хакимом, эти мусульмане глубоко религиозны и имеют многочисленных последователей, чувство враждебности, предательства и угрозы еще более сильно. Администрацию Буша и оккупационные войска США часто обвиняют в «нечувствительности к исламу» — и зачастую небезосновательно, поскольку как бы люди ни пытались этого избежать, невежество порождает нечувствительность. В то же время невежество не исключает сотрудничества, помощи, доброты и даже дружбы. Знание же не исключает варварства. Этот контраст ярко проявился в Ираке, где американские войска шли на потери ради сбережения мусульманских святынь, в то время как исламские пуритане их разрушали.

Контраст становится понятным и для иракцев, и, если верить мнению украинских, польских, британских и американских военнослужащих, это становится очевидным для большинства иракцев. Естественно, многое меняется. В течение нескольких месяцев пребывания Пола Бреммера на посту главы администрации Временного коалиционного правительства было реализовано 13000 строительных проектов, в том числе восстановлено 1500 школ, очищено около половины каналов. Несмотря на уничтожение электросетей, производство электричества в стране превысило довоенный уровень. Расходы на здравоохранение, урезанные Саддамом на 90%, выросли по сравнению с довоенным уровнем в 26 раз, зарплата учителей увеличилась в 12—25 раз. По состоянию на октябрь, иракская полиция насчитывает 40000 человек, комендантский час в Багдаде был сокращен до четырех часов в ночное время. Однако во многих сферах уровень обеспечения безопасности остается крайне неадекватным, особенно это касается нефтепроводов, которые не только подвергаются постоянным нападениям, но и являются объектом грабежа со стороны криминальных групп, многие из которых образовались благодаря амнистии Саддамом политических заключенных.

Остается неразрешенной дилемма передачи власти. Все очевидные пути решения этого вопроса все еще недостаточно хороши, в то время как правильный путь пока не найден. Наиболее вероятный вариант решения вопроса в краткосрочном плане — передача временной власти от коалиции к ООН — потерял свою привлекательность после подрыва штаб-квартиры ООН в Багдаде в августе. Надежда на то, что сторонники джихада признают священность ООН, в буквальном смысле этого слова была разнесена на куски 19 августа. 5 октября Дэвид Кей жаловался в этой связи: из-за двух взрывов ООН эвакуировала из Ирака почти весь свой персонал. На мою команду в течение сентября было совершено четыре нападения, результатом их стали четыре серьезных ранения. Весь персонал, имеющийся в моем распоряжении, включая меня самого, умеет обращаться с оружием и обычно носит его при себе. Мы работаем в очень неблагоприятной обстановке.

Как же ООН может претендовать на ведущую роль, практически не имея присутствия в стране?

Еще один очевидный вариант решения данной проблемы, а именно передача власти самим иракцам, по понятным причинам, является приоритетным, однако в ближайшее время это не представляется возможным с практической точки зрения. Во-первых, неизвестно кому эту власть передавать. Во-вторых, неизвестно, у кого в руках она окажется в конечном счете, если этот процесс — который уже активно идет на местах — будет завершен слишком быстро. До недавнего времени подавляющее большинство иракцев в частных разговорах произносили фразу, знакомую гражданам бывшего Советского Союза: «Они все еще у власти». Для коалиции передать власть до того, как «они» — сторонники БААС и джихада — ушли со сцены, было бы верхом безумия.

В процессе оккупации происходит процесс передачи американцам некоторых «традиционных ценностей». Американская риторика остается евангелистской и антиисторической по своему характеру. Однако американская политика признает, что дисциплина и толерантность, обеспечивающие жизнеспособность демократии, появляются только с установлением стабильности, с приобретением опыта и с течением времени. Почему же тогда те, кто не так давно читал лекции американцам об отсутствии традиций демократического правления в Ираке, сегодня призывают к немедленной передаче власти? Одним из объяснений может быть то, что им безразлично, демократичен Ирак или нет. Другое объяснение: их гораздо меньше беспокоит Ирак, нежели сдерживание американского влияния. Будем надеяться, что существует какое-то лучшее объяснение, поскольку ни одно из вышеперечисленных не выставляет «старую Европу» в позитивном свете.

Евразийское измерение

Одно из наиболее старомодных и в то же время наиболее часто звучащих обвинений в адрес американской политики относительно Ирака: «это все из-за нефти». Отнюдь не является само собой разумеющимся, что для супердержавы интерес к нефти незаконен, особенно, учитывая зависимость всего мира, стран богатых и бедных, от ее поставок и стоимости. Естественно, не очень приятно видеть, как компании, связанные с вице-президентом Д.Чейни, получают наиболее выгодные контракты по восстановлению послевоенного Ирака. Однако априори не очевидно, что президент Клинтон — который подобных связей не имел — существенно уменьшил бы участие в реализации этих контрактов компаний Bechtel или Haliburton, поскольку немногие компании в мире способны выполнить такой комплекс задач. Естественно, в абсолютно честном мире США вели бы войну, несмотря на оппозицию Франции, Германии и России, и по ее окончании предоставили бы «справедливую долю» контрактов французским, немецким и российским компаниям. Однако в реальном мире такое маловероятно, и не стоит ожидать, что последние получат многое.

Обвинение предполагает «личную заинтересованность» со стороны США и одновременно отсутствие таковой со стороны Франции и России. Что касается России, такое обвинение не только странно, а просто абсурдно, поскольку Россия — энергетическая супердержава, страна, у которой большую часть доходов от экспорта составляют именно энергоносители. Из 12 компаний, на которых приходится 70% производства российского ВВП, большинство являются энергетическими. Сегодня российские энергетические концерны не только «скупили» членов собственного правительства, но скупают и другие страны «постсоветского пространства».

Таким образом, события в Ираке влияют на Россию и, вполне возможно, могут оказать влияние и на Евразию. Однако не все возможные варианты являются невыгодными для России, в том числе те, что еще не были должным образом изучены. Одна из возможностей связана с Ближним Востоком, где Россия — не единственный игрок, пытающийся ограничить американское влияние и сохранить «предсказуемость» нефтяного рынка. Второго сентября состоялся первый с 1926 года визит в Россию правителя Саудовской Аравии, кронпринца Абдуллы Бин Абдул Азиза. Третьего сентября стороны заключили 25-миллиардный контракт в нефтегазовой сфере, предусматривающий контракты на добычу и переработку сырья российскими компаниями в Саудовской Аравии. Не менее важным стало то, что в совместном заявлении сторон была отмечена договоренность о «необходимости координации нефтегазовой политики с целью достижения стабильности и предсказуемости», а также сохранения цен «в рамках приемлемого коридора». Как и любая перегруппировка, эта влечет за собой непредсказуемость и возможность конфликтов. Способность российского государства контролировать поведение российских частных нефтяных компаний более не может восприниматься как данность. Еще менее вероятным представляется желание или способность правителей Саудовской Аравии контролировать «благотворительные организации», которые потратили 100 миллионов долларов на поддержку чеченцев. Тем не менее произошла явная, хотя и ограниченная перегруппировка, и она является не только способом получения экономической компенсации за потери в Ираке, но и геополитической компенсацией.

Однако с момента прихода Путина к власти основным полем игры для России остается Евразия. Несмотря на надежды, связанные с приходом к власти Ху Дзиньтао, Китай без особого энтузиазма относится к статусу «стратегического партнера», предложенного Россией. Китай продолжает быть наиболее сложной частью евразийской головоломки, и в глазах все большего числа россиян (не только в вооруженных силах) он представляется все возрастающей угрозой российскому Дальнему Востоку. К сожалению, проблематичность Украины для России снизилась, хотя характер и внешние связи этого государства представляют гораздо большую проблему для России, чем полагают на самом деле. В этом проблемном уравнении есть две константы: недостаточно четкая позиция Европейского Союза и стремление процветающей России контролировать то, что она способна контролировать, даже то, что не так давно представлялось немыслимым. В этом уравнении также есть две переменных.

Первая из них — Соединенные Штаты. Президент Путин верно рассчитал, что события 11 сентября станут для США поворотным моментом. Рассчитал «точно», поскольку после этих событий «война против террора» превратилась для Вашингтона в своего рода катаракту, которая мешает видеть другие проблемы и интересы. Россия использовала это временное ослепление для того, чтобы получить реальные приобретения в Евразии, в том числе в сфере энергетики. Более того, обеспокоенность США связью Саудовской Аравии с событиями 11 сентября с первого взгляда стала элементом «новой энергетической стратегии» Буша, которая в том числе предусматривает партнерство с Россией в энергетической сфере. В 2002 году российская нефть составляла лишь 1% импорта США; к 2010 году, согласно ожиданиям «пяти российских сестер»
(ЛУКОйл, ЮКОС, Сибнефть, ТНК и Сургутнефтегаз), эта цифра достигнет 10%. Однако, как уже говорилось на страницах «ЗН» (№ 31 (456) с.г.), политический бомонд России обеспокоен естественным следствием такого партнерства: более масштабным присутствием США в российской экономике. При этом политическая элита России утверждает (по словам Николая Злобина), что «американцы неоднократно сигнализировали о том, что они не будут играть роль противовеса России в регионе — особенно касательно Чечни, Грузии и Украины».

В этом россияне сильно ошибаются. Во время саммита, закончившегося 27 сентября, Буш дал один четкий сигнал — в отношении Чечни. Однако за исключением архиважного вопроса о соблюдении прав человека, позиции США и России в отношении Чечни совпадают. Последняя является частью Российской Федерации, и не ожидается, что она превратится во что-либо еще. Здесь нет ничего нового, кроме вежливого и в тоже время циничного решения объявить Чечню одним из театров ведения «войны против терроризма». В отношении Грузии и Украины тоже не наблюдается ничего нового. Соединенные Штаты слишком много вложили в достижение обеими странами независимости, чтобы уступить России право контролировать какую-либо из них. Если бы это было не так, если бы действительно сделка между США и Россией, которой так давно опасаются, была заключена, то не прозвучали бы «сигналы» США относительно членства Украины в НАТО, как не было бы и высказано беспокойство (во время встречи Чейни и Януковича) относительно возможности реверсного использования нефтепровода Одесса—Броды. Даже не учитывая события 11 сентября, причины, которые ограничивают роль США, остаются прежними: недостаточное понимание российской политики относительно Украины и слишком малые усилия Украины по разоблачению и противостоянию этой политике.

Таким образом, второй переменной в евразийском уравнении является сама Украина.

Национальные интересы Украины

В своем интервью программе «Эпицентр» от 7 сентября министр обороны Украины Е. Марчук выделил два аспекта интересов Украины в Ираке. Первым является сам Ирак. «Можна сказати, що демократичний Ірак, а він таким буде, це вже точно, справа тільки — коли. Дійсно, це складний процес. І коли демократичний процвітаючий Ірак, «другий Кувейт» або більше ніж Кувейт, буде з Україною вести справи як з одним із найближчих друзів, я думаю, це буде один із дуже таких точних елементів національного інтересу».

Не уточняя сказанное, министр выделил еще один аспект: «В США начинается политическая борьба». А стоит ли уточнять? Перед США стоит трудная задача, и они не должны решать ее единолично. США будут помнить, уважать и демонстрировать лояльность тем, кто их поддержит. Встав на сторону США, Украина не только выделит себя на фоне своего восточного соседа — это всегда положительно оценивается Штатами, — она берет на себя часть рисков, связанных с этим. Поступая таким образом, Украина поддерживает свои притязания на участие в сообществе, которое не испытывает необходимость противостояния рискам в одиночку. Украина также продемонстрировала веру в это сообщество и в себя самое.

Как и Соединенные Штаты, Украина продемонстрировала мужество. Его продемонстрировали немногие. Если Украине удастся сберечь это мужество и отстоять свои интересы на других фронтах, она не только получит поддержку «новой Европы», но и заслужит право стать ее частью.

В статье изложены личные мнения и оценки автора, которые могут не совпадать с официальной позицией министерства обороны Великобритании.