ГУУАМ — reloaded. Кишиневский процесс

Подзабытая уже аббревиатура ГУУАМ за последние два месяца вновь очутилась в центре внимания: 22 апреля в Кишиневе состоится саммит организации, которую еще недавно списывали в архив. Будущие же участники «саммита возрождения», справедливо или нет, но питают в отношении ГУУАМ самые радужные надежды. Любопытно, что название этой организации, построенное из заглавных букв стран-участниц, забавным образом совпавших с именем маленького островного владения Соединенных Штатов в Тихом океане, на языке аборигенов означает «мы имеем». Так что же собственно имел ГУУАМ, чем он был прошедшие семь лет для Украины и чем может стать теперь?

ГУУАМ появился на свет благодаря осознанию определенной общности интересов четырьмя постсоветскими странами — Украиной, Грузией, Молдовой и Азербайджаном (Узбекистан присоединился позже всех — в 1999 г., а в 2002-м уже приостановил членство). Экономическая конъюнктура, способствовавшая развитию ГУУАМ на первоначальном этапе, определялась бурным развитием Каспийского рынка энергоносителей. Поэтому предполагалось, что новая организация займется прежде всего проблемами транспортных коридоров. Политическая же логика, однако, играла не последнюю роль в этом проекте. Наиболее осознанный интерес был связан с неудовлетворенностью методами урегулирования региональных конфликтов, на фоне чего открывалась возможность военного сотрудничества в области миротворческих операций. США настойчиво подталкивали страны-участницы к созданию военно-политической организации. Рассматривалась идея созданию ГУУАМбата. Очевидно, что все эти сюжеты приводили в итоге к одной глобальной теме — создания альтернативы доминирующей роли России на постсоветском пространстве.

На самом деле проект в определенной мере отвечал этой последней задаче, хотя и в очень ограниченном виде, несмотря на отсутствие ощутимых результатов в виде экономических программ, конкретных внешнеполитических инициатив. Символично, что нефтепровод Одесса—Броды, наиболее амбициозный украинский проект, ассоциировавшийся с ГУУАМ, был в итоге сориентирован вовсе не туда, куда бы следовало, исходя из логики этого кавказско-европейского предприятия. Проект ГУУАМ довольно эффективно использовался странами-участницами как инструмент в двусторонней полемике с Россией для получения краткосрочных тактических преимуществ. Альтернативность ГУУАМ по отношению к СНГ, в которой единственно и состоял его смысл, при этом стыдливо отрицалась участниками на уровне публичной политики. В самом деле, противопоставить эти форматы в открытую постсоветским президентами было технически непросто — ГУУАМ означал для них «мы собрались без Путина», а СНГ — «те же и Путин». Тем не менее по тем временам даже такая интрижка делала посткоммунистический спектакль немного не таким скучным, каким он был по самой своей суконной природе.

Не среди первых лиц, не на уровне публичной политики, но ГУУАМ все же способствовал развитию независимой дискуссии в странах-участницах, направленной на поиск возможностей сотрудничества без оглядки на старшего брата. Благодаря ГУУАМ для украинских наблюдателей наполнился неким смыслом поток новостей из стран Кавказа и Центральной Азии. Раньше, в составе единого государства, как это ни парадоксально, прямые контакты между его западной и азиатской частями носили в основном церемониальный характер. В контексте обсуждения перспектив ГУУАМ в Киеве и Ялте был проведен целый ряд конференций, элиты и даже контрэлиты получили возможность посмотреть друг другу в глаза.

С самого начала существовали две точки зрения на ГУУАМ — оптимистическая и некая неопределенная, которую нельзя назвать даже прагматической. Первая точка зрения была представлена в основном экспертами, а не политиками. Она усматривала перспективу развития ГУУАМ в его последовательной эволюции в экономический и, возможно, даже военно-политический союз. Было ясно, что подобная перспектива не могла найти полноценной реализации в условиях персональной унии посткоммунистических президентов. Отрицать наличие такой возможности никто все же не мог, да и не был заинтересован (как тогда использовать ГУУАМ в качестве тактической страшилки для Москвы?). На этом фоне вышел своеобразный компромисс.

Оптимистам удалось таки протолкнуть мысль о необходимости создания формальных органов ГУУАМ — появился Комитет национальных координаторов, Совет министров иностранных дел стран-участниц и целый список подобных совместных советов, не оставивших, впрочем, заметных материальных следов своего присутствия, и, наконец, информационный офис, сайт которого (www.guuam.org.ua) замер на отметке 1 апреля 2004 г. Оптимисты всерьез говорили в кулуарах различных конференций, что бюрократии стоит только возникнуть, а дело она себе найдет, наполнив смыслом пустую форму ГУУАМ. В качестве примера, между прочим, приводили ООН. Однако, как показал дальнейший ход событий, без политической воли такие процессы не происходят. Несмотря на определенный уровень формальной структуризации, как организация ГУУАМ так и не состоялась. В 2004 году даже не собрался саммит.

Теперь для оптимистического взгляда на ГУУАМ открылись новые перспективы. Вопрос только в том, нужен ли он теперь?

Некоторые задачи, которые не очень успешно выполнял ГУУАМ, не только не утратили своей актуальности, но приобрели новое содержание. Сейчас потребность в создании аналогичной региональной структуры с точки зрения Украины определяется, в частности, следующими требованиями. Необходимо консолидировать внешнюю поддержку внешнеэкономических и политических инициатив Украины, вписать их в более широкий региональный контекст. На этой основе следует подумать о том, как создать условия для модернизации всей сферы международных отношений между странами бывшего СССР. Понятно, что такая многоплановая задача не имеет одномоментного решения. Она требует выработки новой культуры взаимоотношений, построенных на глубоком усвоении всеми участниками не на словах, как раньше, а в ежедневной практике демократических ценностей, принципов приоритета права и т.п. Региональный ресурс необходимо переосмыслить в контексте нового внешнеполитического курса — на интеграцию в европейские и атлантические структуры. Ключевым моментом, с точки зрения наших западных партнеров, является региональная безопасность. Необходимо, чтобы новая региональная организация была способна найти и обеспечить реальное решение постсоветстких конфликтов в регионе. С экономическими аспектами безопасности связаны и традиционные для ГУУАМа проблемы транспортных коридоров.

Главное изменившееся обстоятельство — европейская перспектива. Несмотря на то (а в какой-то мере даже благодаря тому), что ключевые моменты — подача заявки, официальное признание европейской перспективы и пр. — пока не произошли, следует признать, что внешнеполитический статус Украины и двух других основных учредителей ГУУАМ существенным образом изменился. Обозначился некий вектор движения, не пространственный, как ранее (то Восток, то Запад), а временной. Эта новая политическая реальность выражается в форме открывшейся дискуссии в рамках ЕС, НАТО, активным элементом которого стало проукраинское лобби среди новых членов ЕС.

На фоне новых обстоятельств повтор старой схемы ГУУАМ будет уже шагом назад. Серьезное отношение в европейской перспективе требует отрыва от советского контекста. Европейская перспектива Балтии открылась на самом деле тогда, когда три республики пошли в мировых новостях через запятую после СНГ. От ассоциаций с советами следует отойти во всем — в формате новой организации, повестке дня, ее территориальной привязке. Символическим и организационным отправным моментом должна стать не общность происхождения, а общее видение будущего. Военное сотрудничество, вероятно, имеет перспективу, но зачем же создавать блок, если мы уже подаем заявку на вступление в НАТО?

Если ранее ГУУАМ приобретал смысл без выхода за рамки постсоветского пространства, то теперь этого недостаточно. На фоне конкурирующих форматов в том виде, в котором этот проект был запущен в конце 1990-х, ГУУАМ теперь легко потеряется, станет не более чем одним из членов длинного ряда из СНГ, ЕврАзЭС, ЕЭП (и кто знает, что там еще придумают в Москве) — мало вразумительных сущностей, за которыми так или иначе прочитывается все та же идеологическая матрица, навязываемая неутомимыми усилиями путинской России, оставляющая горькое чувство застывшего времени, зависшей картинки на экране. Хватит, пора перезагрузиться.

При создании новой структуры следует исходить из понимания того, что события, происшедшие в Украине, Грузии, Киргизстане, представляют собой не случайность, а закономерность. Процесс демократических преобразований на просторах бывшего СССР будет иметь продолжение, но никто не может пока предугадать, сколько времени он займет. Каждое общество изберет свой собственный путь и будет двигаться по нему со своей собственной скоростью. Следующее исходное положение состоит в принципиальной заинтересованности Украины и всех прочих будущих членов новой региональной структуры в успешности этих процессов, а соответственно, и в привлечении всех к новой инициативе в меру их готовности к этому (поэтому речь можно вести и о разных формах участия). Учитывая европейскую перспективу нескольких членов новой инициативы, она должна содействовать усвоению странами-участницами моделей политического поведения, присущих странам ЕС, учиться делать свою политику максимально понятной и прозрачной для европейских партнеров и стремиться привлечь их к возможно более широкому участию в различных совместных инициативах.

Исходя из этого, новая структура должна обладать одной существенно новой характеристикой, которая не была востребована в прошлом. Она должна быть гибкой, допускающей большое разнообразие степеней вовлеченности тех или иных участников. Так, не исключено, что, например, Азербайджан или Казахстан будут заинтересованы в первую очередь в продвижении совместных экономических проектов.

Наилучшим образом всем этим требованиям отвечает формат процесса. Примером могут служить Барселонский процесс и Римские соглашения 1957 года. Процесс позволяет сохранить все организационные преимущества других более жестких организаций при большей свободе маневра. Его, в отличие от СНГ или ЕЭП, нельзя будет представить как интеграционный формат альтернативный европейскому. Момент вхождения в ЕС для Украины может быть даже изначально обозначен в формате процесса как его конечная цель. Новая инициатива даст возможность открыто заявить о наличии альтернативного центра в регионе, но сделать это в более мягкой форме, предложив решение, основанное исключительно на принципах заинтересованности. Главное на данном этапе открыть максимум дверей (в том числе для желающих красиво уйти). Именно формат процесса, мультиинституционального по своей природе, построенного на основе принятия ограниченного списка совместных ценностных ориентиров, станет тем механизмом, который поможет странам-учредителям активно усваивать принципы внешнеполитического поведения стран ЕС, учиться общему с ними политическому языку и, наконец, сделает постсоветское пространство понятным и прогнозируемым для наших западных партнеров.

Как имя собственное для новой инициативы вполне подошел бы «Кишиневский процесс». Выбор именно этого города для названия нового проекта, между прочим, можно представить не только как отход от традиций доминирования наиболее сильной страны, но и как символ преодоления старых идеологических противопоставлений. Принципиальное значение сейчас имеют не классовые отличия, а водораздел между теми, кто принимает и кто не готов принять демократию как модель общественного развития.