Есть ли шанс на взаимность в украино-российских отношениях?

Стремительное, «по-братски» нерасчетливое и во многом поспешное транзитных возможностей Украины.

Здесь тоже нетрудно заметить, что Россия способна оказать влияние на реализацию любого первостепенного интереса Украины. Также видно отсутствие принципиальных расхождений в постановке стратегических целей, хотя имеются отличия в подходах. Это хорошо заметно на примере региональных конфликтов. Различия, существующие в позициях Украины и России по вопросу о том, как конкретно должна функционировать мультиполярная система безопасности в Европе, рассмотрены выше, но само наличие этого общего интереса может стать движущей силой сотрудничества. Не вызывает сомнения также и обоюдная заинтересованность России и Украины в максимизации экономических выгод от сотрудничества друг с другом и усилении своих позиций в отношениях с Европейским Союзом. Возникающие время от времени расхождения по тактическим вопросам должны показаться несущественными на фоне совпадения стратегических интересов. В целом источники активизации стратегического партнерства лежат во взаимном удовлетворении первостепенных интересов друг друга за счет собственных второстепенных.

Комплексы второстепенных интересов обеих стран достаточно разнообразны и разнонаправлены. Но среди них есть те, что могут создать основу для компромиссных решений. К ним относятся вопросы деятельности ОДКБ, будущего СНГ как инструмента коллективной безопасности, деятельность региональных международных режимов. В реализации этих интересов ставки сторон различны. Для России они во многом важны с точки зрения защиты первостепенных приоритетов, однако сами таковыми в чистом виде не являются. Для Украины же эти вопросы привязаны к «дилемме безопасности» и противоречивому отношению к возрастанию роли и влияния России на постсоветском пространстве.

Комбинирование интересов двух групп создает широкий спектр возможных компромиссных решений. Самым сильным ходом для Украины был бы правильный розыгрыш отказа от членства в НАТО и продление пребывания Черноморского флота РФ в Севастополе, но эти возможности, увы, уже утрачены.

Тем не менее активизация партнерства с постсоветскими странами в борьбе с транснациональными угрозами и терроризмом; углубление экономического сотрудничества с Россией и развитие свободной торговли (включая лоббирование интересов России в ВТО); отказ от мероприятий, воспринимаемых в России как угроза (например, от размещения элементов американской системы ПРО на территории Украины) — все эти вопросы могут быть открыты для диалога. Ответные шаги России в таком случае могли бы состоять в предоставлении гарантий энергетического сотрудничества в обоюдных интересах (включая отказ от попыток установить контроль над украинской газотранспортной системой); более активном вовлечении России в работу региональных многосторонних международных режимов; выработке общих подходов к урегулированию проблем региональной стабильности. В общем, квинтэссенцией такого подхода может стать движение навстречу друг другу, при котором Украина демонстрировала бы больше понимания глобальных стремлений России, а Россия вносила бы больший вклад в реализацию региональных интересов Украины.

Возможности для реализации такой стратегии все еще остаются при условии, что «глобальный прагматизм» России будет правильно оценен, позиции отделены от стоящих за ними интересов, а объекты во всех сферах двусторонних отношений максимально расширены. Если же этого сделать не удастся, то сложившиеся на сегодня обстоятельства подтолкнут Украину к такому партнерству с Россией, которое «стратегическим» назвать будет нельзя.