ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ БАСТИЛИИ,

или Нечто об исполнителях в истории

14 июля - Национальный праздник Франции - День взятия Бастилии. Для французов - возможность попраздновать и заслуженно погордиться собственной историей. Для всех остальных - повод их поздравить (что мы по случаю и делаем), а также поразмыслить: что остается человечеству от чужих и ушедших в Лету революций? В какие формулы укладывает подобный опыт история и как его можно приспособить к задачам современной политики?

Во Франции давно вышло из моды говорить в высоком штиле о событиях 1789 года. Равно как и сама площадь Бастилии героический дух не сохранила: сегодня это бесконечное количество велосипедов, средоточие дорогих магазинов и печальная репутация точки, где после шести вечера немыслимо припарковать автомобиль. Французы постарше, правда, отмечают, что такая опустошающая проза бытовала не всегда: лет 30-40 назад люди плясали на площади легендарной до утра, иногда даже - под проливным дождем.

Сегодняшние газеты, напротив, сухо пытаются угадать тональность приветственной речи президента, ибо это традиция - заглавная речь лидера нации в день 14 июля. Судя по прогнозам, нынешнее выступление обещает носить буднично-деловой характер: господину Шираку не избежать упоминаний про большой бюджетный дефицит, несовместимый с введением евровалюты, не обойти безработицу и не закамуфлировать за самыми возвышенно-праздничными откровениями тревоги по поводу медленного, но неуклонного падения популярности правительства...

Накануне Дня рождения французской демократии не особо вспоминают и о глобальных основах демократической организации общества, как было принято у нас в сопоставимый отчасти советский праздник 7 ноября. «Наша демократия крепка настолько, что ей давно ничего не угрожает», - отшучиваются французы. Привычный символ не столько затерся от времени, сколько оказался вытесненным более насущными проблемами. Что нового, в принципе, можно сказать о «свободе, равенстве, братстве», выгравированным на каждом последнем сантиме? Особенно если говорить об этом с четырьмя миллионами иммигрантов, которые не всегда хотят и умеют писать, говорить и работать, как того требуют обстоятельства, а посему все реже находят достойное место в жизни?..

Впрочем, не стоит так подробно о чужих проблемах. Лучше - о том золотом фонде, который действительно заложила в «кладовые истории» Великая французская революция. Позволю себе пересказать фразу из учебника для лицеистов, где взятие Бастилии трактуется совсем не так, как мы полагали с детства (то есть не как победа восставшего народа над тиранией). «Взятие Бастилии, - гласит школьное пособие, - есть победа французской буржуазии над ослабевшим дворянством в борьбе за привилегии, которыми она не обладала. Буржуазия добилась победы руками городских рабочих, используя их бедственное положение. Исполнитель играет меньшую роль, чем носитель интереса».

В результате такой вот «игры интересов» Франция получила в 1789 году одну из первых демократических конституций в мире, где (кстати, впервые) появилось понятие «делегированное волеизъявление народа». Французская революция научила политиков делиться на правых и левых, а конституция Первой республики впервые детерминировала принцип разделения властей. Правда, конституция оказалась не самой совершенной, ибо кардинально пересматривалась четыре раза, и результатами героизма масс воспользовались (согласно первоисточнику) «совсем не те», и громкая борьба с привилегиями оказалась по существу лишь борьбой с чужими привилегиями. А Бастилия... Бастилия стала всего лишь запятой в пересменке террора и оттепелей, реставрации и бесконечных социальных реформ. Не правда ли, напрашиваются некоторые аналогии с новейшей отечественной историей? Однако не стоит об этом в праздник. Пусть даже праздник превратился в обычный выходной.