АЛЕКСАНДР АРНО: «НАКАНУНЕ ОБЪЕДИНЕНИЯ МНОГИЕ НЕПРАВИЛЬНО ПОНИМАЛИ ГЕРМАНИЮ»

Доктор Александр Арно родился 4 января 1931 года в городе Фрайбурге / Брайсгау.

С 1950 по 1954 год изучал юридические науки в Гамбургском, Фрайбургском и Хайдельбергском университетах.

С 1955 по 1959 год осуществлял юридическую стажировку.

С 1960 по 1962 год работа в Федеральном министерстве иностранных дел, проходил подготовку к высшей дипломатической службе.

1962 год — работа в посольстве в Банги.

С 1962 по 1967 год — постоянный заместитель посла в Котону.

С 1967 по 1970 год — работа в Федеральном министерстве иностранных дел.

С 1970 по 1972 год — в посольстве в Нигере.

С 1972 по 1975 год — референт по германо-польским отношениям в Федеральном министерстве иностранных дел.

С 1975 по 1979 год — заведующий политическим отделом в посольстве ФРГ в Москве.

С 1979 по 1984 год — заведующий референтурой по Советскому Союзу в Федеральном министерстве иностранных дел.

С 1984 по 1989 — советник-посланник посольства ФРГ в Москве.

С 1989 по 1993 год — посол в Будапеште, Венгрия.

С сентября 1993 года — Чрезвычайный и Полномочный Посол в Украине.

На следующей неделе — 3 октября — Германия отметит пятую годовщину своего объединения. Пятилетний юбилей — всегда подведение первых итогов, время первых серьезных выводов, требующих для обобщений достаточного отрезка времени. Насколько осуществились прогнозы тех, кто предсказывал неизбежность этого события и возлагал большие надежды на воссоединение нации? И насколько обоснованными были опасения, правду сказать, многих, и прежде всего соседних стран, якобы мощная единая Германия нарушит хрупкий баланс политических интересов в Европе? С этого вопроса началась наша беседа с господином Александром АРНО.

— Прежде всего, объединение Германии осуществилось мирным путем. Конфликты не произошли ни внутри страны, ни вне ее. Для Европы это событие прошло, я бы сказал, незаметно: в политике ФРГ ничего не изменилось, курс на дальнейшее развитие Европейского Союза также не претерпел изменений, мы остались солидным и верным членом НАТО, во многих областях сохранили позиции первого партнера Восточной и Центральной Европы, и мы все так же являемся страной, которая старается по возможности как можно больше привлекать эти страны к сотрудничеству с западными структурами. Так что дискуссия, происшедшая накануне и в первые годы объединения, оказалась необоснованной: многие попросту неправильно понимали Германию.

— Наша пресса часто проводит параллель между тем энтузиазмом, который охватил Германию после объединения страны, и настроениями украинцев после обретения независимости. Правда, наша эйфория оказалась менее конструктивной и сама по себе не стала импульсом глубоких преобразований. Процессы в Восточной Германии имеют более логичный по форме и кардинальный по сути характер. Политологи объясняют ситуацию тем, что, помимо прочего, Украина не наработала ту конструктивную идею, которая бы сцементировала нацию. В связи с этим — какова новая политическая философия новой Германии? Что появилось в вашем обществе на месте двух идеологий времен «холодной войны»?

— Восточная Германия стала частью Германии и установила у себя все структуры Федеративной Республики Германия: государственные институты, систему политических партий, общественный строй. У населения Восточной Германии на психологическом уровне это вызвало большой шок: состоялось внезапное и полное изменение образа жизни. Ни один из народов Восточной и Центральной Европы не пережил ничего подобного, так как, освободившись от коммунистической экспансии, бывшие соцстраны сами осуществляли свои преобразовательные процессы. Восточные же немцы столкнулись с необходимостью моментально войти в новую систему. И закономерно, что разные люди по-разному отреагировали на ситуацию. Очень отрицательно отнеслись к переменам те люди, которые входили в коммунистическую партию и непосредственно служили прежней системе. Они сохранили свою партию, участвовали в выборах, хотя и потеряли все, кроме некоторого ограниченного влияния. Большие изменения произошли в Восточной Германии на уровне цивилизации, изменилась сама система ценностей. Сегодня население там, жившее четыре десятилетия при социализме, разделяет все больше принципы западной парламентской демократии.

— А каковы перемены в экономической структуре общества?

— На месте системы централизованного распределения, которое осуществлялось в Восточной Европе коммунистической партией, установились рыночные отношения. Человек стал не только предметом, но и субъектом экономического процесса. На технологическом уровне — большая часть оборудования предприятий, которое и раньше уступало по своим возможностям западному, теперь устарело и не может больше участвовать в рыночной конкуренции. Это привело к определенной деиндустриализации некогда очень развитых регионов Восточной Германии. Таковы печальные последствия внедрения советской системы, которая спровоцировала регресс на восточных землях. Саксония, например, до советской оккупации была одним из самых развитых регионов Европы, а теперь, в результате деиндустриализации, многие люди там остались без работы. Безработица сегодня очень высокая в Восточной Германии: если в западных землях она составляет в среднем 8 процентов, то в восточных иногда — 15 — 20 процентов. Конечно, у людей, которые потеряли работу, жизнь усложнилась: пусть они социально защищены, материально обеспечены. Но сам факт, что для них нет работы — это личная трагедия. Впрочем, такая трагедия характерна для всех индустриально развитых западных стран, которые страдают от структурной безработицы.

— Кроме борьбы с безработицей, которая, безусловно, является одной из основных тем внутриполитической дискуссии в Германии, что еще вызывает споры представителей различных политических сил в стране?

— Существует несколько острых проблем, которые волнуют немецкое общество. Первое — это право на убежище, которое, согласно немецкой конституции, должно быть предоставлено каждому жителю земли в том случае, если он подвергается политическим преследованиям. Право это привело к большим злоупотреблениям, сильному наплыву иммигрантов со всех регионов мира, что спровоцировало недовольство населения. Выход найден в том, что отказались не от права на убежище как такового, но изменили практику его предоставления, чтобы уменьшить число людей, приезжающих в Германию по лживым свидетельствам о преследованиях.

Вторая очень острая дискуссия развернулась вокруг права на аборт, так как в Восточной Германии это было сделать достаточно легко, тогда как в Западной — очень сложно.

Третья большая проблема — это поиск эффективных методов борьбы с организованной преступностью. Некоторые политические деятели предлагали установить прослушивающие аппараты у представителей преступных группировок в частных домах и офисах, другие возражали, что такие действия противоречат конституционному принципу свободы личности.

Большие споры велись о том, как обеспечить достойную старость тем одиноким престарелым людям, которые нуждаются в постоянном уходе. До сих пор это было бесплатно. За стариками смотрели дети или другие члены семьи, но никакой системы в этом не было. После долгих-долгих дискуссий остановились на такой модели: каждого обязали к страховке, и на случай, если в старости гражданин Германии будет парализован, прикован к постели, ему гарантируется постоянный уход за счет этой страховки. Много различных точек зрения существует на то, хватит ли Германии денег, чтобы обеспечить каждому достойную пенсию. Так как количество и удельный вес пожилых людей в нашем обществе увеличивается, и увеличение продолжительности жизни граждан требует все больших средств от государства.

Еще одна большая внутриполитическая дискуссия ведется о том, как уменьшить государственные расходы на медицинское обслуживание. До последнего времени немцы не должны были непосредственно платить за визит к врачу. Деньги отчисляются в соответствующую кассу, туда же должен платить определенный процент частный работодатель или государство, когда речь идет о сотрудниках бюджетной сферы. Однако современная медицина стала очень дорогая, и мы постоянно превышаем запланированные расходы.

Если говорить о позициях различных партий, я бы сказал так: социал-демократы предусматривают большую роль государства в обеспечении жизненных процессов общества, тогда как христианские демократы выступают за увеличение роли личности в собственной судьбе, они считают, что у человека должна быть гарантирована возможность позаботиться о своем будущем самому, обеспечить себя, скажем, какой-нибудь частной страховкой и т.д.

— Какова нынешняя религиозная ситуация в Германии? Чем характерны отношения между традиционно протестантским Севером и католическим Югом? Разрешился ли конфликт между представителями государственных школ в Баварии и Конституционным Судом по поводу установления в каждом школьном классе Распятия Христового?

— Решение Конституционного Суда о том, что Распятие необходимо убрать из школьных классов, было принято в результате рассмотрения жалобы одного человека — в нашем государстве это возможно. Он написал, что его двое детей ежедневно страдают, видя распятого Христа, что это отрицательно влияет на их психологическое развитие, и кроме того, эта семья — не христианская, навязывание чуждых для нее христианских символов в государственной школе она считает определенным ущемлением свободы. Конституционный Суд нашел жалобу обоснованной, в связи с заложенным в Конституции принципом отделения государства от церкви, однако большинство населения Баварии встретило такое решение с недопониманием. Премьер-министр этой земли выступил на митинге протеста в субботу, 23 сентября, с речью, где заявил, что большинство, конечно, обязано учитывать интересы меньшинства, но и меньшинство обязано считаться с правами большинства на реализацию собственных интересов. Бавария приняла решение не соглашаться с требованиями Конституционного Суда. Такое случилось впервые в нашей стране.

В результате объединения количество протестантов в Германии увеличилось. Что касается церковной практики, протестанты довольно редко ходят в церковь. По статистике, регулярно бывают на службах где-то 5 процентов немецких протестантов и примерно 20 процентов католиков. У нас представлены и православные, и другие конфессии. Все церкви принимают активное участие в общественных процессах.

Германия в контексте религиозной ситуации отличается от других стран тем, что обе большие церкви — католическая и протестантская — имеют договора с нашим государством, согласно которым каждый гражданин, который заявляет о своей принадлежности к той или иной конфессии, платит церковный налог. Затем государство распределяет собранные деньги между церквями, которые в связи с этим достаточно хорошо обеспечены финансами. Между протестантами и католиками существуют хорошие отношения.

— Как продвигается процесс принятия ФРГ в постоянные члены Совета Безопасности ООН?

— Действительно, мы в этом заинтересованы. Наше правительство неоднократно заявляло, что хотело бы участвовать в работе Совета Безопасности ООН наравне с пятью постоянными его членами. Хотелось бы, чтобы и Япония получила такое право. Мы исходим из той роли в мировых процессах, которую играют эти две страны.

— А почему, с вашей точки зрения, такое решение откладывается?

— Это существенное изменение, которое само по себе требует времени. Кроме того, я могу предположить, что не все постоянные члены СБ ООН в восторге от перспективы расширения. И второй момент — интересы Японии и Германии некоторым образом связаны с интересами крупных стран «третьего мира», которые также хотели бы быть представлены в этом органе. Мы, кстати, за это. В любом случае, объективно ситуация ведет к расширению этой институции.

— Какова точка зрения официальной Германии на расширение ЕС и в этой связи — на реформу основных институтов Европейского Союза? В частности, западная пресса сообщала, что об этом шла речь на саммите лидеров стран ЕС, состоявшемся 23 — 24 сентября на острове Майорка. Возможное расширение ЕС до 25 членов усложняет механизм принятия решений, и если сегодня сложно добиться консенсуса от 15 членов ЕС, он станет практически невозможным для 25, и организация рискует утратить действенность. С другой стороны, то, чего боится прежде всего Франция, — принятие решения большинством голосов, ведет к утрате государственного суверенитета, так как обязывает страну участвовать в том, с чем не согласились ни народ, ни правительство...

— Наверное, такие соображения уместны, но, с другой стороны, следует обеспечить дееспособность ЕС. Перейти от нынешнего единогласия к принятию решений большинством голосов. Конечно, не в принципиальных вопросах, но во многих других. Политика нашей страны направлена на то, чтобы поступиться нашим государственным суверенитетом во имя создания нового суверенитета ЕС.

— На саммите ЕС в Каннах министр иностранных дел ФРГ Клаус Кинкель предложил определенное разделение полномочий для обеспечения европейской безопасности между Западноевропейским Союзом («ядро чисто европейской безопасности»), НАТО («гарант трансатлантической безопасности») и ОБСЕ («орган превентивной дипломатии»). Тогда эта позиция не была поддержана всеми странами, некоторые выступают, в частности, за создание миротворческих формирований в рамках ОБСЕ. Насколько изменилась ситуация с июня сего года?

— Позиция нашей страны не изменилась. Действительно, против выступают некоторые, в том числе и новые члены ЕС. Однако сложно представить себе развитие Европейского Союза без обеспечения собственной безопасности. Мы стоим перед необходимостью что-то предпринимать и надеемся, что дискуссия движется к конкретному решению.

— Что можно сказать о вероятности введения общеевропейской валюты до конца столетия? Тогда же в Каннах было решено перенести срок ее введения с 1997 на 1999 год, однако пресса все более скептически оценивает реальность такого шага в ближайшем будущем. Каковы настроения Германии?

— Мы всегда считали и считаем, что сначала нужно выполнить ряд необходимых условий, чтобы новая валюта сразу стала стабильной. У нас в Германии в этом веке произошли две сверхинфляции, которые уничтожили все сэкономленные людьми деньги до конца первой и затем второй мировых войн. Инфляция уничтожила, кстати, и средний класс Германии, который тогда обеднел, что не в последнюю очередь спровоцировало возникновение нацизма в стране. Поэтому мы против непродуманных действий. Я лично тоже боюсь поспешности в этом вопросе, так как тоже сэкономил определенную сумму денег, работая всю жизнь, и не хочу потерять все из-за того, что одна страна проводит такую инфляционную политику, которая сказывается на финансовой ситуации во всем ЕС. Монетарный союз бессмысленен, если он может уничтожить то относительное богатство, которым мы располагаем. Если бы так случилось, это могло бы вызвать очень негативную реакцию со стороны немецкого населения. Мы не готовы принести себя в жертву.

— Что вы можете сказать о развитии двусторонних украинско-немецких отношений? Есть мнение, что Украина недостаточно воспользовалась теми обширными возможностями, которые открылись перед ней после визита Леонида Кучмы в ФРГ...

— Я думаю, что это ошибочное мнение. Нельзя, конечно, представить, что можно нажать на какую-то кнопку, осуществить разовое действие, и случится чудо. Отношения строятся постепенно. Поездка украинского Президента действительно была удачной, наметились новые перспективы и итоги процесса осмысления, что мы должны делать дальше, будут подведены во время визита канцлера Гельмута Коля в Киев. Это состоится в следующем году.

— Готовятся какие-то новые ключевые документы к подписанию?

— В принципе, нет, речь идет о практическом сотрудничестве. Нам не так важен показатель подписания документов, как это воспринимают у вас в стране. На Западе принято больше думать о реальных шагах.

— Что можно сказать о динамике внешнеторгового оборота?

— Наш экспорт немного увеличивается. Но хотелось бы, чтобы Украина также предпринимала систематические усилия по наращиванию собственного экспорта. В немецком сознании очень сильна идея, что экспортом мы зарабатываем себе на жизнь, что каждая третья марка заработана именно так. В Украине такого чувства пока нет. Но я надеюсь, что со временем оно должно развиться в пользу Украины. Мы за то, чтобы Украина стала крупным экономическим фактором в Европе.