Жизнь после взрыва

Свое мнение о причинах последней «тривзрывной» трагедии на шахте имени Засядько на страницах «ЗН» высказывали и шахтеры, и чиновники, и отечественные ученые. Мнение же человека, десятки лет возглавлявшего самую богатую шахту страны, человека, которого многие считают виновником происшедшего, — еще никто не слышал. Что Ефим Звягильский думает о причинах аварии, признает ли обвинения в чрезвычайно завышенных планах по добыче угля, как видит дальнейшую судьбу шахты, которую потребовал закрыть президент?

Сегодня существует три варианта решений — закрыть предприятие, приватизировать и продать по «криворожскому варианту» или просто сменить нынешнее руководство, как ни крути, а формаль­но — государственного предприятия. В этом споре пока не прозвучало мнение только одной стороны — руководства самой шахты.

Шахта имени Засядько — весьма «лакомое» и по-своему уникальное предприятие. Это единственная государственная шахта, не получавшая дотаций от государст­ва и приносившая прибыль. С 1992 года шахта находится в аренде у трудового коллектива, ежемесячно платящего государству 600 тыс. грн. арендной платы. Се­годня организация арендаторов насчитывает около 24 тыс. человек — работающие и ушедшие на пенсию сотрудники шахты имени Засядько. По итогам последнего проводимого аудита стоимость предприятия оценивалась в 1,3 млрд. грн., при этом доля арендаторов составила 1,1 млрд. грн. Кстати, автор этих строк с огромным удивлением узнал, что счи­тающийся одним из отечественных «толстосумов» Ефим Звягильский Совет арендаторов возглавляет на общественных началах, получая ежемесячно только зар­плату в Верховной Раде как народный депутат. Все сообщения в СМИ о том, что ему якобы принадлежит большая часть имущест­венных прав на предприятие или каких-то «акций», по его словам, не соответствуют действительности. На самом деле шахта никогда не была собственностью Ефима Звягильского, и сам он признается, что его очень обижает, кода журналисты называют его собственником или владельцем.

В ответ на вопросы о возможности ухода со своего поста главы Совета арендаторов Звягильс­кий цитирует Марка Твена: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены». А от принудительной прива­тизации и продажи шахты новым собственникам он застраховался тем, что инициировал еще в прошлом созыве парламента при­нятие поправок к Закону «О прива­тизации», которые предполагают, что именно арендаторы должны стать совладельцами своего предприятия в случае акционирования.

О перспективах шахты, возможности закрытия предприятия, своем видении причин, предпосылок и последствий катастрофы председатель Совета арендаторов шахты имени Засядько, народный депутат Ефим ЗВЯГИЛЬСКИЙ рассказывает в эксклюзивном интервью «Зеркалу недели».

— Сегодня известны лишь предварительные выводы экспертной комиссии о причинах аварии. Эксперты в выводах пока крайне осторожны. Что считают главной причиной трагедии на шахте?

— В расследовании причин аварии участвовал весь цвет отечественной науки, а также специалисты из Российской Федерации. К единому мнению, что привело к этой трагедии, экспертная комиссия, как вы знаете, так и не пришла. Мы думаем, что это неизвестное до сих пор смешение газов. Этилена, пропилена, тяжелых углеводородов. Наличие этих газов в определенной пропорции, которой мы еще не знаем, приводит к снижению барьера взрываемости газовоздушной смеси. При нормальных условиях критическая концентрация метана — более 4,5%. А если мы добавим туда газы, содержание которых мы не учитываем, определим зависимость температурного режима, этот барьер может резко снизиться. Это может быть 3,2… а может и 1%. В итоге мы считаем, что работаем безопасно, а в действительности среда, которая нас окружает, изучена недостаточно. Потом, после проведения научных исследований, может оказаться, что мы ходили по пороховой бочке, и необходимо было дополнительно контролировать наличие других газов.

Все существующие методики и нормативные документы, которые сегодня регламентируют безопасность, были соблюдены. Комиссия сделала вывод, что нет претензий к специалистам предприятия. На ровном месте случилась трагедия! Мы соблюдали все предписания по технике безопасности, датчики показывали, что все нормально… и вдруг — что самое страшное, без всяких признаков опасности происходит взрыв. В предыдущих случаях мы наблюдали проявления каких-то процессов, которые свидетельствовали о каком-то разломе и о наличии источника выделения газа. А здесь — ничего. Может, эти признаки и были, но нет приборов и методик, которые должны предупреждать нас об опасности.

— А не было подозрений, что все же техника подвела?

— На шахте Засядько за 10 месяцев с начала года проведено 537 проверок и обследований, которые показали, что ни в одном случае не было «загрубления» датчиков, какой-то фальсификации данных, предельной загазованности. Мы имели абсолютно нормальную, рабочую обстановку. Эффективность дегазации доведена до 85%. В отличие от других предприятий, на шахте не имеется под землей ни одной дегазационной станции, все они на поверхности. Мы можем по каждой «трубе» извлекать 450 кубометров газовой смеси в минуту, чтобы этот вакуум дошел за несколько километров до того места, где он необходим, и забрал метан.

Раньше эти станции стояли под землей, а там… Что-то выключилось, пропало напряжение, кто-то кабель повредит — шахта есть шахта. Вакуум-насосы останавливались, возникала аварийная ситуация. Мы от этого ушли и при этом полностью забрали метан из шахты. Поэтому все нештатные ситуации никак не влияли на газовую обстановку. В выработках, еще раз подчеркну, на момент аварии метана не было.

На аварийном участке было установлено даже оборудование, которое не требуется правилами безопасности. Это оборудование российское, сертифицировано у нас, в Украине. Речь идет об установках АСВП, которые предотвращают развитие взрыва. Установка «гасит» взрыв, не давая ему распространяться. Она содержит инертную пыль в специальной емкости, имеющей баллон со сжатым воздухом. При увеличении давления происходит разрушение баллона и распыление порошка в выработку. Взрывная волна «встречается» с этим порошком, и «гасятся» температура, детонация и горение. Такие установки стояли на нашем аварийном участке, но не сработали. Они были ориентированы на предотвращение взрыва со стороны лавы, а взрыв произошел с другой стороны.

Все новое, что применяется в мире, мы используем даже сверх того, что требуют от нас правила безопасности.

— После трагедии 18 ноября много говорили о том, что необходимо менять подходы к обеспечению безопасности. По-вашему, в какую сторону должны быть направлены эти изменения в первую очередь — обновление технической базы или работа с персоналом по вопросам грамотной эксплуатации оборудования и систем безопасности?

— Все это, конечно, необходимо, но на сегодня академическая наука (которая, на мой взгляд, очень и очень слаба) должна дать рекомендации, что нам делать дальше. Здесь нужны новые знания. Национальная академия наук должна серьезно заняться изучением этих процессов. Когда ученые выяснят, какие процессы происходят при ведении горных работ на таких глубоких горизонтах, мы обучим персонал и внедрим все новые системы контроля и методики, разработанные отраслевыми институтами.

Не имея этих знаний, мы считаем, что находимся в полной безопасности, а оказывается, что ходим по лезвию бритвы, балансируем между опасностью и безопасностью. Вероятно, в будущем, после проведения исследований, мы придем к пониманию происходящего.

Сегодня уже принято решение — и трудовым коллективом, и государством — о закрытии пласта L1. Чтобы изучить эти явления и дальше безопасно работать, потребуются большие финансовые вложения. Шахта имени Засядько находится на острие изучения наиболее актуальных проблем угольной промышленности. Мы перешагнули глубину в 1300 метров, где совсем другая физика пород и газов. Наш опыт используют другие шахты — в той же дегазации, в разработке концепций безопасности, технологиях. Знания, накопленные коллективом, «ложатся» в багаж угольной промышленности, и благодаря этим знаниям появляется возможность для стабильной работы угольных шахт.

— Все, кроме вас, сегодня публично решают судьбу шахту — закрыть или оставить. К чему приведет закрытие шахты?

— Если мы закроем шахту имени Засядько, если здесь прекратятся все работы, то через год-два (имеются даже специальные расчеты профильных институтов) случится непоправимое. Мы включенными вентиляторами и ведением горных работ обеспечиваем безопасность не только под землей. Если закрыть шахту, то по песчаникам метан из пластов выйдет на поверхность, и тогда пол-Донецка — весь Киевский район — окажется просто сидящим на бомбе. И мы, можно сказать, получим второй Чернобыль.

Если говорить об экономических последствиях, то наши потребители проблему с углем, я думаю, решат. В Австралии купят, к примеру. А социальные вопросы?.. Но в первую очередь нужно помнить о том, что закрытие шахты приведет к крупной экологической катастрофе непосредственно в городе Донецке.

— На поверхности метан тоже может скопиться до взрывоопасной концентрации?

— Не просто может, а обязательно скопится. Это будет в подвалах домов, и не где-то на окраинах, а здесь, в центре города. «Донецк-Сити» знаете? (Крупный торгово-развлекательный центр. — Авт.) Он стоит прямо на выходе нашего песчаника…

— Ученые МакНИИ и «Автоматгормаша» представили первый вариант разработанной по заказу Минуглепрома системы комплексной безопасности (СКБ) для опытной эксплуатации. Такую систему министерство планирует устанавливать и на Засядько. Это поможет повысить уровень безопасности?

— Любая новая разработка, касающаяся техники безопасности, будет применяться на предприятии. Потому что это лучше, чем ничего. Если министерство эту систему предложит, мы обязательно ее внедрим.

— А вы не думали о том, чтобы самим заказывать разработку таких приборов, поскольку именно здесь приходится сталкиваться с неизученными явлениями?

— Знаете, весь опыт работы на нашей шахте показал, что нет проблемы шахты имени Засядько. Есть проблемы угольной промышленности. Через нас прошли все приборы безопасности, которые используются сегодня в этой отрасли. Вся техника, начиная от комплексов и заканчивая проходческими и добывающими комбайнами. Этим мы не кичимся, но об этом знают все специалисты в угольной отрасли. Сегодня, по сути, наша шахта является научно-производственным объединением. Нас жизнь заставляет развивать новые направления в горной науке. У нас самые глубокие горизонты, самая высокая температура, любая опасность, наличествующая в горнодобывающей деятельности, у нас присутствует. И на весь этот набор неприятностей нужно находить ответы. Но усилий одной шахты явно недостаточно. Этот случай показал: здесь должна работать академическая наука, а за ней уже пойдет отраслевая.

— Если шахта не закрывается, то как предприятие будет развиваться в дальнейшем? Один из главных вопросов — будет ли переход на более высокие горизонты или и в дальнейшем уголь будет добываться на километровых глубинах?

— Сейчас принято решение закрыть аварийный пласт, а это 60% добычи угля шахтой. Мы прекрасно понимаем такую необходимость, потому что нельзя больше посылать людей под землю, не обеспечив их безопасность. У нас есть и другие пласты — М3 и L4, которые не вызывают опасений, поэтому предприятие будет работать дальше, будет развиваться. Такой флагман, как шахта имени Засядько, будет жить и обеспечивать энергетическую независимость Украины.

— Многие родственники погибших шахтеров обвиняли в случившемся лично вас, в частности, утверждая, что в погоне за объемами добычи на шахте все же пренебрегают правилами безопасности, и их родные ежедневно рисковали жизнью «за подачку». Вы чувствуете за собой какую-то-вину, особенно когда общаетесь с родственниками погибших и пострадавшими горняками?

— Как профессионал, как специалист, отдавший более пятидесяти лет горному делу, я сделал все, чтобы обезопасить работу шахтеров. Моя совесть чиста. А судьей пусть будет Господь Бог…

— Будут ли снижены объемы добычи и нагрузки на лавы с учетом того, что среди причин, повлекших в итоге взрывы, называлась и чрезмерно активная эксплуатация недр на шахте?

— Если некоторые «специалисты» горного дела говорят о том, что у нас было превышение по нагрузкам, люди просто не вникали или не изучали этот вопрос. Проектные нагрузки у нас не превышаются. Нагрузка зависит от многих факторов: технологии, состояния выработок, пылегазового режима… Учитывается также абсолютная и относительная метанообильность предприятия. Если говорить о шахте имени Засядько, то у нас максимальная абсолютная метанообильность — 290 кубометров газа в минуту, относительная — 75 кубометров на тонну.

По этим факторам рассчитывается безопасная нагрузка. Наши лавы были загружены на 75—80% от расчетных показателей.

Давать как можно меньше угля, снизить нагрузки и считать, что это решит все проблемы, может только дилетант. Задача любого инженера — соблюдая правила безопасности, обеспечивать максимальную добычу угля при минимальных затратах. Экономика проста: чем меньше угля, тем неэффективнее работа. Не в ту сторону нужно направлять мысли. Нужно при высоких нагрузках, при рентабельной добыче угля обеспечить безопасные условия. Это было сделано на предприятии, которое осуществило комплексную дегазацию шахтного поля.

Если всем этим не заниматься, то вместо двух тысяч тонн на лаву в сутки получится триста тонн, и все. Потому что при добыче в четыреста, пятьсот тонн уже начинает появляться газ. Логика горе-«специалистов» простая: чтобы не было газа, надо ничего не добывать. На рынке разговор еще проще: вот тонна угля — вот деньги. И рассказы о сложностях и проблемах добычи этой тонны потребителя не интересуют.

Мы работаем на рынке с 1992 года. За все это время шахта не получила ни единой копейки дотаций от государства, зато за последние пять лет вложила 600 млн. грн. в безопасность и в развитие предприятия. Построены три новых ствола, четыре вакуум-насосные станции, оснащенные 27 мощными насосами, проложено более 40 километров подземных трубопроводов большого диаметра по стволам и выработкам шахты. С целью дегазации породного массива ежемесячно бурится более семи километров подземных скважин.

Поэтому говорить о том, что надо снижать нагрузки и останавливать лавы, и тогда это будет безопасно — это просто глупость. Снижение нагрузок к безопасности не приводит, а приводит лишь к тому, что руководители вместо того, чтобы давать уголь, постоянно спрашивают: «Где наши дотации?».

— Глава Госпромгорнадзора Сергей Сторчак заявил недавно, что даже столь успешные шахты, как Засядько, требуют государственных дотаций для повышения уровня безопасности труда. Нужны ли госдотации шахте?

— Для обеспечения безопасности дотации нужны не столько шахте, сколько нашим отраслевым институтам и академической науке. Расследование причин аварии показало, что в отрасли недостаточно квалифицированных экспертов. Что дальше с наукой будет — неизвестно. Вот сюда бы направить вложения.

А если говорить о дотациях для шахты имени Засядько, то до аварии это было рентабельное предприятие, и мы развивались самостоятельно. Имея производственную мощность 4 миллиона тонн в год, предприятие было прибыльным, и все эти средства вкладывались в работы по развитию шахты, обеспечению безопасности. После аварии, когда государство приняло решение закрыть пласт и взять его на изучение, те 2 млн. тонн, которые можно будет добывать на оставшихся пластах, не хватит, чтобы покрыть наши расходы. Поэтому, естественно, мы будем ставить вопрос перед государством о выделении дотаций. Понятно, что речь будет идти о дотациях на тонну добытого угля, нахлебниками мы не будем в любом случае.

СПРАВКА «ЗН»

Шахта имени Засядько — одна из крупнейших в Украине — ежегодно добывает более 3 млн. тонн (иногда до 4 млн. тонн) коксующегося угля высокодефицитной марки «Ж». Здесь разрабатываются четыре угольных пласта мощностью от 0,8 до двух метров с глубиной залегания от 900 до 1320 метров, максимальная глубина ведения горных работ — 1380 метров. Промышленные запасы на начало года составляли более 110 млн. тонн. В то же время условия добычи на шахте имени Засядько являются одними из самых сложных: все пласты опасны по выбросам метана и угля, два из них — и по самовозгоранию. Приток воды — 500 кубометров в час. Шахтное поле вскрыто девятью стволами глубиной от 540 до 1280 метров. Два из них — глубиной 1280 и один на 1100 метров — пройдены в 2000—2004 годах за счет собственных средств предприятия, чего никогда не было в истории Углепрома Украины и СНГ.

Некоторое время назад перед шахтой замаячила перспектива закрытия, поскольку собственные запасы угля подходили к концу. Однако прирезка запасов Кальмиусского рудника и строительство новых стволов продлили жизнь шахты, по оценкам специалистов, еще на 50 лет.

Несмотря на непрерывное усложнение условий добычи вследствие увеличения глубины работ, постоянного роста горного давления, протяженности поддерживаемых выработок, высокой абсолютной и относительной газообильности, других отрицательных факторов, шахта имени Засядько ежегодно увеличивала добычу угля на 100—150 тысяч тонн.

Шахта ежегодно перечисляет в бюджеты всех уровней около 200 млн. грн. налогов и сборов, в том числе более 45 млн. грн. в местный бюджет. Годовой фонд оплаты труда составляет
450 млн. грн.