Невеселые и нестрашные сказки

Элтон Джон приехал в Киев по приглашению Виктора Пинчука. Ноябрь 2004 года. Мариинский дворец. Сэр Элтон участвует в круглом столе по разрешению кризиса. Не то активно, не то пассивно. Сидит рядом с Квасьневским и слушает Грызлова. Нервничает. Вступает Солана, и сэр становится спокойнее. Они с Соланой практически одного поколения, и тот сам в свое время ходил на его концерты. Солану он понимает. Он не понимает Кучму, хотя поколение Кучмы где-то рядом. Но Кучма слушал Окуджаву. Сэр слышит что-то музыкальное в его разочаровании.

Вступает Янукович. Сэр вслушивается и ничего не слышит. «Это не музыка. Это архитектура. Это небоскреб», — думает сэр. Он смотрит на Адамкуса, и ему чудится Моцарт. Он только чувствует, поскольку ни черта не понимает — ему забыли дать наушники с переводом.

В конце встречи он поет для них всех. Солана тихо радуется, он вспоминает, как это было в молодости, какой это был концерт в Лондоне в 73-м. Квасьневский вспоминает концерт в 85-м. Он тоже был тогда молод со всеми вытекающими из этого последствиями. Кучма вспоминает космодром и Окуджаву. Грызлов помнит о Путине. Янукович и Ющенко смотрят на Солану и размышляют, чего он так задорно дергается. Они ни черта не понимают в происходящем, поскольку им забыли дать наушники с переводом текстов песен. А слышат они их в первый раз.

Вам нужны новые лица в политике? А теперь скажите, зачем вам лица? Все равно никто из субъектов избирательного процесса не выйдет лицом лучше Александры Николаенко и Майкла Дугласа.

Вам на самом деле нужны не лица, вам нужны новые образы, новые суммы воспоминаний. Каждый из героев политшоу является не лицом и не фигурой в привычном смысле, он впечатление, сон, миф. Если он не миф, ему нечего делать на сцене. Ему даже нечего делать в зрительном зале, во всяком случае, в ВИП-секторе. Он должен быть там, в последних рядах, в которых невозможно различить персоны.

В политике нет героев и негодяев в чистом виде, во всяком слу­чае, в нашей. Наш политшоубиз­нес не выращивает звезд — ни кристально честных ангелов, ни грязных, подлых, мерзопакостных негодяев. Они приходят почти слу­чайно, они подворачивают­ся под руку. Каждый из них — сум­ма, но совершенно разных образов. И сэр Элтон в 2004-м в Мари­инском дворце, исполняя Crocodile Rock и глядя в это время почему-то на Януковича, думал о том, какие они в сущности разные. И о том, что не место им на этом кон­церте. И он прав. Они снова не при­дут на его концерт в 2007-м…

Нет, Виктор Андреевич пришел. Но на концерте он не был. Он был на мероприятии, которое должен посетить президент, поскольку, как ему объяснили, в страну приехала звезда, равных которой мало.

Он, видимо, думал о коалиции и радовался только за жену Катерину, которая понимала все тексты, но не все переводила. Он мог бы забыть о коалиции на несколько минут на концерте Нины Матвиенко. И потому, что чувствует ее полную и неограниченную украинскость, потому, что тогда рядом наверняка сидели бы соратники, духовные братья и сестры и они бы чувствовали единение, как на молитве.

А потом мог бы выйти хор имени Веревки. Хор бы дал возможность почувствовать не только тонкую украинскую душу, но и мощь объединенной нации. Нации, которая смотрит на него со сцены и ждет решительных действий во благо ее же.

А после хора они смотрели бы «Вечера на хуторе близ…». Тем более что Диканька эта относительно недалеко от Хоруживки, так что так и хочется «Вечера на хуторе близ Хоруживки». И если не думать о воспитательных проблемах (все-таки нация там показана не слишком героично), то эти все хлопцы и девчата были рядом много лет назад и, по сути, остались вместе с ним.

Так вот, именно эти хлопцы, многие из которых переехали за ним в Киев и даже в занимаемое им здание, требовали прекратить унизительные поездки к императрице за черевичками.

Как минимум императрица должна принести их сама, одеть на ноги Марички и абсолютно равноправно и паритетно попить чайку. Хотя бы потому, что мы — транзитная держава. И вообще, на хрена нам эти российские черевички? Канадские и качественнее, и дешевле…

Первые годы его пребывания на посту были медленной и мелодичной оперной арией Монт­серрат Кабалье. Очнулся он тогда, когда понял, что зрителей в зале почти не осталось. Лишь несколько человек мирно посапывали в последних рядах.

Вызвали монтера. Занесли на сцену электроинструменты. Ударили по струнам гитар, вооруженными электрическими примочками. Оркестр заиграл попурри из Iron Maiden (очень металлическое), Кабалье заголосила голосом Ронни Джеймса Дио (сильным и низким), танцевальная группа в мукачевских народных костюмах затанцевала боевой гопак.

Спящие проснулись. Народ потянулся на звук. Парламент распустили. Гитарист разбил гитару о голову Кабалье. Потом об этом концерте долго рассказывали по Би-би-си.

Юлия Владимировна сидит в ВИП-ряду на концерте «Ласкового мая». Рядом вся семья, друзья семьи, семьи друзей семьи. Вторая половина стадиона — близкие и понятные ей люди. Она чувствует то же, что и они. Точнее, она знает, что они чувствуют и понимают, что она с народом.

Юра Шатунов идет в ВИП-ряд и дарит ей белые розы. Юра, Юля и белые розы — это все вместе объединяет народ почище хора имени Веревки, потому что сирот­ские песни выжимают слезу и заставляют вспомнить о тяжелом и красивом детстве. Широкие Юлины глаза и тонкий Юрин голос символизируют глубокую печаль о сиротах, которым хватает рубля только на поход в видеосалон.

А там, в подвале, на маленьком телевизоре находятся грезы в виде буйствующей Эммануэли, срывающей с себя и с других все подряд. В соседнем подвале Рэмбо хладнокровно уничтожает вьетнамцев и прочих китайцев.

Широкие глаза и тонкий голос каждый вечер вселяются то в томную девушку, то в крутого юношу.

В результате этого кровосмешения на сцену выходит Мадонна, удивительно сексуальная и до предела стервозная. Слабая женщина до тех пор, пока не разденешься и не окажешься рядом в постели. После этого ты становишься неинтересен, лежишь и страдаешь от неразделенной любви, а ее ждут следующие.

Они укладываются штабелями, и вскоре их число зашкалива­ет за 20%. Ей подражают, но все это без толку — молодые не понимают, что такое настоящие сиротские песни. А Юра Шатунов уже вырос, устал и опять начал курить.

Со временем она понимает, что даже ее появление, не говоря уже о глазах, оказывает на людей неповторимое воздействие. Чумак тоже нервно курит в стороне — он заряжает воду не взглядом, а своим присутствием. Кашпировский отдыхает — больные сами делают себе безболезненные операции, глядя на ее фотографию.

Автор «Явления Христа народу» Иванов — средневековый мечтатель. Его мечта ожила. Третьяковка опустела — люди едут в Украину.

«Не думай о секундах свы­сока, настанет время, сам поймешь, наверное…» Дворец культуры ломится от народа, поскольку народ упитан и не молод. Виктор Федорович уже понял: не надо думать о секундах свысока. Каждая секунда — это тонны угля, это металл, это электроэнергия, это путь наверх.

Парик Кобзона еще достаточно свеж, и не все еще знают, что это парик. Народ ждет и наконец дожидается: «Там, на шахте уголь­ной, паренька приметили…»

«Добровольцы». Метро в Москве строят, в том числе, донецкие шахтеры. Обвал породы — а они строят. И поют сильными и в то же время душевными голосами.

Конферанс. На сцене Быва­лый без Труса и Балбеса. Быва­лый вызывает наибольшую симпатию, поскольку он хоть и не Карл Маркс, но прямой и честный. Говорит, что думает. Бьет неточно, но сильно.

Михаил Шуфутинский. Это мужик, он знает, о чем поет, он, может, сам там не был, но кто-то ему так четко все рассказал. Он как бы тоже уже вышел на волю и вот пробился на сцену, теперь на него валит народ. Он наливает полный стакан и, глядя в глаза, предлагает, не чокаясь, за ушедших друзей. До хрена их уже, ушедших. Кто из шахты не пришел, кто с улицы — в могилу.

Лучше казаться, чем быть. Надо казаться большим и непоколебимым. На сцене — группа Kiss. Они в костюмах упырей, кровь хлещет рекой, их ночью увидишь — не проснешься. Они тоже мужики, хоть и щупленькие, но ноги у народа подрагивают.

Они оторвали голову петуху прямо на сцене. Круто.

Но они вернулись в гримерку, пришили игрушечному петуху голову, залили в него краску, сняли костюмы, помылись и превратились в обычных пацанов. Виктор Федорович пришел домой, разделся и лег спать. Ему снилась группа Kiss, гоняющая по сцене хор имени Веревки.

«Ты прекрасней всех на све­те, Родина моя…» Апло­дисменты хлоп-хлоп-хлоп…И потом так учащенно. Большой Кремлевский дворец, София Ротару и хор маленьких мальчиков. Одухотворенно, патриотично, но вместе с тем современно.

Совершенно тот же, как и двадцать пять лет спустя, Петр Николаевич радуется, что это очень по-коммунистически, но это уже не «Наша Родина —революция, ей единственной мы верны!». Эта песня будет жить годами, а та уже скончалась.

Он не в ВИП-секторе, он далеко на балконе, а рядом притопывают ногами будущий банкир, будущий олигарх, будущий прокурор и будущий бандит.

«Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым…» Большой Кремлевский превращается в сауну, и после второго пива и третьей водочки пацаны поют, прикрыв глаза. И не только пацаны…. Нет, осторожность прежде всего, этого не надо даже во сне, только пацаны и поют.

«Золотой теленок». Даже при социализме есть миллионеры, а Остап Бендер, придерживаясь правильной тактики и лексики, превращает их в трудящихся. Он молодец. А если бы у него была своя парторганизация? А если партия? Эх, рассказал бы он Бендеру, что делать с миллионом в стране развитого социализма.

Сядь, Остап. Нет уже Ленина ни в Октябре, ни в 18 году. Ты жил, как капиталист при коммунизме, а надо, как коммунист при капитализме. Спустя много лет прикатится блюдечко с голубой каемочкой, заседание продолжится, а командовать парадом буду я!

Демис Руссос пел как бы по-украински, широко, мелодично и очень по-народному. Но Алек­сандр Александрович не пришел на его концерт, он писал стихи. Под Демисову пластинку.

Строки укладывались, как всегда ровно и уверенно, попадая в размер. Демис затянул «Ти ж мене підманула, ти ж мене підвела…» «Я прийшов, тебе нема…»

Ему нравилась эта песня и вызывала уважение девушка. Парень-то, наверное, хотел совершить с ней нечто аморальное. А она не пришла! В принципе это способ борьбы со злом и насилием — не прийти. Или прийти, но не туда.

По телевизору показывали «Осенний марафон». Герой вызывал сочувствие, как тонкая и ранимая душа. Да, он не мог выбрать одну женщину из двух возможных. Но он ведь и не хотел их расстраивать…. Герою несколько не хватало дипломатического мастерства, но в целом он симпатичен. Главное — он совестлив.

«Мимино» в кинотеатре. Ба­раны. Много баранов. Он не понимал, почему они всегда ходят стадами и всегда на убой. «Поче­му вы, как стадо баранов, идете за ним?!», — восклицает он во сне.

«Тому що!» — отзывается голос из будущего. Как видение появляется председатель Центриз-биркома, который летит на вертолете и поет «Чито-гритто».

Вам нужны новые образы. Потому что в наших «героях» нет ничего от Гребенщикова, Мэрилин Монро, Пласидо До­мин­го, комиссара Каттани, Ди­кой Розы, Пугачевой, Шу­махера, ВИА Гры, Брэда Питта, Шемякина, Высоцкого, Спилберга, Пелевина, Жирардо, Манделы, Пеле….

Ничего этого там нет.

А это должно быть. И тогда они придут на концерт Элтона Джона. И тогда это будет другая страна.