В начале марта в Берлине президент Польши Александр Квасьневский убеждал немецких партнеров в необходимости преодоления негативных стереотипов, разделяющих соседние народы. В Варшаве лидер популистской партии «Самооборона» Анджей Леппер с помощью СМИ запугивал польских крестьян, что правительство своими договоренностями с Европейской комиссией открыло дорогу «немцу», который теперь придет и выкупит польскую землю. В чешском Харрахове польские болельщики забросали немецкого чемпиона мира по прыжкам с лыжами Свена Ханнавальда снежками и бутылками из-под пива. Все это в течение одной недели.
О сложной истории польско-немецких отношений написаны сотни книг и монографий, тысячи статей в периодической печати. О последнем десятилетии польско-немецких отношений говорилось не иначе как об «истории успеха» — образцовом примере преобразования конфликтных отношений в партнерство. Но, как оказалось, новое тысячелетие, или новая действительность, «нового требует слова». И это слово правды, пытающееся все расставить по местам, поместило современные польско-немецкие отношения где-то посредине между вышеназванными моделями — «непримиримого конфликта» и «образцового партнерства».
В январе текущего года на страницах «Газеты выборчей» началась солидная дискуссия с участием польских и немецких публицистов о реальном состоянии польско-немецких отношений. Правда, еще в 1994 году немецкий публицист Клаус Бахман обвинил представителей элит в том, что они увлеклись взаимными комплиментами и избегают серьезной дискуссии о реальных проблемах, назвав эту тенденцию «кичем единения». В начале 2000 года польский дипломат Марек Правда писал, что польско-немецкие отношения оказались «в пустоте постединения». А директора варшавского представительства Фонда Аденауэра Роланд Фройденштайн и Геннинг Тевес ввели в дискурс понятие «нового недоверия», которое, по их наблюдениям, появилось в польско-немецких отношениях в конце 90-х годов.
Итак, сегодняшняя дискуссия (ведущаяся, отмечу, почти исключительно на страницах польской прессы) вращается преимущественно вокруг этих понятий и терминов. Основной ее стержень — предостережение, что польско-немецкое примирение и единение, доведенное в течение последнего десятилетия почти до идиллии на элитарном уровне, где руководствуются преимущественно государственными интересами, не находит подтверждения на уровне общественном, где охотнее пользуются предубеждениями и стереотипами.
Под стереотипами
«Unter Stereo-Typen» — именно так называется польско-немецкий журналистский клуб — организация, определившая преодоление взаимных негативных стереотипов своей уставной задачей. И, следует отметить, уже имеет немало достижений в этой сфере. Но проблема остается. Не углубляясь особо в историю польско-немецких конфликтов, все же необходимо вспомнить основные болевые пункты в сознании обоих народов.
По понятным причинам поляки таких «пунктов» имеют значительно больше, чем немцы. В течение веков агрессивный западный сосед угрожал польскому государству, а путем германизации населения смежных регионов — и польской культуре и традициям. Однако наиболее живучими в памяти стали события периода двух мировых войн. Агрессия против только что восстановленного государства — второй Речи Посполитой, кровавое подавление Варшавского восстания и тотальное разрушение старой Варшавы, расхищение и уничтожение национального культурного наследия, заключение в концлагерях и убийство миллионов польских граждан — это основные пункты обвинений поляков и чувства вины немцев. Таким образом, в широком значении антинемецкий стереотип рядового поляка — это образ агрессора, тайно или явно стремящегося лишь к уничтожению польской независимости и порабощению польского народа. Сегодня этот стереотип превратился из милитарного фактора — «немецкое оружие» — в экономический — «немецкий капитал».
Если же говорить о негативном стереотипе поляка, то в сознании рядового немца он формировался под влиянием таких уничижительных понятий, как «polnische Wirtschaft» (польское хозяйствование — балаган), «polnischer Reichstag» (анархия) и подобные. Поляк-вор, пожалуй, настолько прочно засел в сознании немцев, что даже проблему потерянных восточных территорий они порой рассматривают сквозь призму «кражи поляками» части их имущества и истории. Кстати, это тоже один из «живых» пунктов польско-немецкого диалога, поскольку касается разрешения проблемы «немецких изгнанников» — компенсаций за страдания и потерянное имущество миллионам немцев из штатских, которых, по принципу «коллективной ответственности», народная власть послевоенной Польши изгнала в Германию, лишенную восточных регионов, ставших западными польскими «обретенными землями».
Процесс объединения Германии не мог не вызвать определенную обеспокоенность с польской стороны, что немцы ошибочно (как утверждают польские публицисты) восприняли как враждебное отношение Польши к этому акту «исторической справедливости». В свою очередь, немало крови новой власти посткоммунистической Польши попортили немецкие христианские демократы во главе с Гельмутом Колем, тянувшие с признанием польско-немецкой границы в современном ее виде до начала 90-х годов и «не отмежевывались» от требования Объединения изгнанников связать вступление Польши в ЕС с возмещением польским государством ущерба, причиненного немецкому мирному населению после войны.
От «кича единения»
к «новому недоверию»
Здесь следует отметить, что никто из участников упомянутой дискуссии не ставит под сомнение огромные достижения в деле примирения и единения между польским и немецким народами, в истории которых было немало трогательных жестов с обеих сторон. В 1970 году Вилли Брандт во время визита в Польшу стал на колени перед памятником героям Варшавского гетто. Потом было письмо польских епископов к немецким епископам, содержащее объединительную формулу «прощаем и просим прощения». Немцы никогда не забудут роль польской «Солидарности» в разрушении Берлинской стены, а поляки — массовой солидаризации простых немцев с польским народом в период военного положения (граждане и организации ФРГ выслали в Польшу около 3 млн. посылок с продуктами и предметами первой необходимости) и т.п. В период вступления Польши в НАТО и в процессе интеграции в ЕС Германия выступала в роли преданного «адвоката» польских интересов.
Но отношения между Польшей и Германией налаживались не только благодаря жестам, сыграло роль конкретное экономическое сотрудничество. На сегодня Германия — главный торговый партнер Польши, на долю которого приходится треть польского экспорта и четверть польского импорта. Немецкие предприятия в течение последних лет инвестировали в экономику Польши 10 млрд. долларов, выведя Германию на третье место, после Франции и США, среди зарубежных инвесторов. На общественном уровне контакты тоже развиваются вполне успешно — кроме упомянутого уже журналистского клуба «Под стереотипами», появился ряд значительных и действенных инициатив, как, например, Фонд польско-немецкого сотрудничества, организация молодежного сотрудничества Jugendwerk. В пограничных городах Франкфурт-на-Одере и Слубице у Одры (когда-то — две части одного города) действует совместный польско-немецкий университет.
Здесь уместно отметить, что инициаторы и участники дискуссии о реальном состоянии польско-немецких отношений тоже не являются противниками единения народов, даже наоборот — они его приверженцы. Но приверженцы настоящего налаживания добрососедских отношений, а не симулирования их. Подталкивает к дискуссии и изменение ситуации — от помощи посткоммунистической стране до сотрудничества с завтрашним партнером по ЕС, — требующее пересмотра определенных формул сотрудничества и сосуществования. Польский публицист Кшиштоф Рак предостерегает: «Политикам в Варшаве и Берлине придется иметь дело с новым видом конфликтов — конфликтов, источником которых являются реальные расхождения интересов, а не исторические просчеты».
Особенно этот «конфликт интересов» вылез, словно «шило из мешка», сегодня — на последнем этапе переговорного процесса Польши с Европейской комиссией. Германия, как один из крупнейших плательщиков в общий европейский бюджет и страна, экономическое развитие которой находится сейчас не в лучшем состоянии, сопротивляется любым попыткам увеличения затрат на ЕС, в частности на расширение Союза. Польша же, как один из крупнейших (по населению и территории) кандидатов и страна, экономика которой также переживает не лучшие времена, добивается наилучших для себя условий принятия в ЕС, рассчитывая таким образом улучшить свою экономику. Именно здесь польская коса находит на немецкий камень.
На практике это выглядит так. В вопросах продажи пахотной земли фермерам из стран ЕС Польша добивается 12-летнего переходного периода (при прежнем правительстве желали 18-летнего), то есть запрета. А доступ к рынку труда в странах Союза поляки хотели бы получить сразу после вступления в ЕС. Немцы же, опасаясь наплыва дешевой рабочей силы, добиваются 7-летнего моратория, то есть запрета. По поводу субсидий для польских фермеров, которые Европейская комиссия предложила в течение первых трех лет членства предоставлять на уровне 25% от получаемых европейскими фермерами сейчас, Польша негодует и добивается ста процентов, надеясь выторговать хотя бы половину. Немцы, понимая, что в случае уступок доплачивать придется именно им, категорически протестуют, намекая, что за упрямство Польша может заплатить непопаданием в первую группу расширения ЕС. Напряжение, сопровождающее дискуссии между представителями элит, на общественном уровне трансформируется в реанимацию уже, казалось, отмерших предубеждений и стереотипов. «Поляки ленивы, они хотели бы получить сразу все, ничего не делая», — нервничает немецкий «бюргер». «Немцы хотят за бесценок выкупить нашу землю, а наших крестьян превратить в наемных рабочих», — негодует польский земледелец.
В такой ситуации и поляки, и немцы начинают осознавать, что говорить об идеальных польско-немецких отношениях нет смысла. Говорить следует уже об отношениях между Польшей и Германией в пределах Европейского Союза, но для этого Польша должна сделать все, чтобы стать членом ЕС во время запланированного на 2004 год расширения.