«МОЯ ХАТА — С КРАЮ ЦИВИЛИЗАЦИИ»

Стратегию жизни общества в цивилизованном мире разрабатывает наука. А самой точной среди общественных наук является, пожалуй, социология. Поэтому неудивительно, что в канун Дня рождения государства мы обращаем взоры к этому «барометру»: куда показывает его чуткая стрелка — на «ясно» или «ничего не ясно»?

Нас 48 миллионов — таких разных по политическим симпатиям, социальным, имущественным, возрастным, образовательным и прочим признакам. Но благодаря выверенным методам социологических исследований можно определить — чем «дышит» страна, попытаться составить из массы мозаических элементов портрет ее народа.

«Мы живем, под собою не чуя страны»?..

Анализируя социально-психологическое и социально-экономическое положение современного нам населения Украины, иногда задаешься вопросом: а приспособлена ли эта держава вообще к тому, чтобы здесь проживали люди?

О социальной структуре украинского социума, о его жизненных стандартах, стратегиях и общественных настроениях рассказывает народный депутат Украины, президент Социологической ассоциации Украины, заместитель директора Института социологии НАНУ, доктор социологических наук, профессор НИКОЛАЙ ШУЛЬГА.

— В изучении представлений населения о социальной структуре общества проявились некие тревожные закономерности. В исследовании мы опираемся на результаты мониторинга, проводимого нашим институтом с 1994 года, — они дают возможность показать устойчивые тенденции самоидентификации отдельных социальных групп. Как стойкие, уже на уровне бытовой речи, зафиксированы новые термины, новые для социальных групп категории, — такие, как «частный предприниматель», «олигарх», «элита», «наемный работник», «челнок» и т.п., — с которыми идентифицируют себя наши респонденты. Среди респондентов, которые на момент опроса были заняты, произошло такое распределение: работодателей у нас уже почти 3%, самозанятых — 16%, наемных работников — 82%.

Мы задавали опосредованный вопрос: «Какие социальные группы имеют наибольшую власть в обществе?» К сожалению, по мнению большинства, что из года в год подтверждается, — наиболее влиятельной группой населения в обществе является мафия. По данным опроса 2002 года — так считают 38% населения. На втором месте предприниматели и бизнесмены — 28%, и в этом году они впервые обошли государственных чиновников — 24%.

Анализируя восприятие населением различных социальных групп в связи с имущественным разделением, приходишь к неутешительному выводу: общественное сознание травмировано самой практикой. Отвечая на вопрос: «К какому слою общества вы относите себя сегодня?» — обеспеченными называют себя 1% опрошенных, людьми среднего достатка — 32%, бедными — 53%, нищими — 13%, не дали ответа — 1%.

А с другой стороны, очень сильно работает инерция самовосприятия, ориентированная на стереотипы прошлого, даже с элементами романтизации. Об этом свидетельствуют ответы на вопрос: «К какому слою населения вы относили себя до 1991 года?». К богатым относили себя 2% респондентов, к обеспеченным — 15,5%, к людям среднего достатка — 72%, к бедным — 8%, к нищим — 0,5%. Посмотрите, какая перевернутая пирамида получается, — и конечно, когда речь заходит о среднем классе, нужно иметь ее в виду, поскольку она четко описывает современные социальные условия. Опосредованно эта субъективная дифференциация по имущественному состоянию подтверждается другими вопросами мониторинга 2002 года. Вот ответы на вопрос: «Определите в общем материальное положение своей семьи?» «Часто не имеем денег и продуктов» — 3%, «Не хватает средств на продукты питания» — 10%, «Хватает только на продукты питания» — 50% (неужели это и есть наш «средний класс»?), «Хватает в общем на жизнь» — 24%, «Хватает на все необходимое» — 12%, «Можем экономить» — 2%.

К тому же в последнее десятилетие мы столкнулись с явлением «новой» маргинальности. Как эмигрант находится между двумя системами ценностей, так и мы оказались в транзитно-переходном обществе, — и ситуацию разлада с ценностями ощущает на себе большая часть населения. Здесь возникает очень серьезная психологическая проблема — изменение самого себя без измены себе. В обществе это создает сложную нравственную атмосферу, где присутствуют элементы конформизма. Наиболее, увы, привычный для нас вид маргинальности связан с развенчанием ценностей. Конечно, в основе всех ее проявлений лежит изменение социального статуса, а в его структуре — имущественного.

Общество деградировало, и люди пытаются понять, считать ли его своим или же просто признать свое от него отчуждение. Так, на вопрос: «Можете ли вы назвать общество, где мы живем, «моим» обществом?» — положительно ответили только 35% опрошенных, чужим признали его 21%, все равно, в каком обществе жить — 8% респондентов, не задумывались над этим 36%.

Государство также не является для людей опорой. Ответы на вопрос: «Как, по вашему мнению, к вам относится государство?» — очертили «безвоздушное пространство» нашей с вами демократии: «Я чувствую повседневную заботу государства», — признают 1,5% респондентов, «Государство лишь изредка вспоминает обо мне», — констатируют 29%, «Государство отвернулось от меня» — сокрушаются 60%, «Меня мало интересует, как ко мне относится государство», — утверждают 9%.

Когда люди ощущают свою заброшенность, общество замыкается в каких-то локальных сообществах: круг друзей, семья. Дальше свой ареал не расширяют: уверены, что будут обмануты. Тем более что наши люди еще не отвыкли от патернализма прежнего общества. Ответы на вопрос: «От кого зависит ваша жизнь?» — подтверждают, что далеко не все полагаются на самих себя. От внешних обстоятельств зависит жизнь 20% опрошенных, преимущественно от них — 29%, в равной мере зависят от внешних обстоятельств и от собственной воли 31%. И только 16% держат бразды управления собственной жизнью в своих же руках.

Растерянные люди не видят для себя возможности влиять на государство. Мы спрашивали: «Как вы считаете, есть ли у вас возможность контролировать деятельность властных структур?» Только 5% респондентов считают, что можно влиять на деятельность властных структур через средства массовой информации. Еще 2—3% уповают на общественные организации, политические партии. Больше всего, около 8% опрошенных, полагаются на итоги участия в выборах. Однако 81% убеждены, что никак не могут контролировать власть!

Многие люди, которые считают себя патриотами Украины, уже не связывают возможности самореализации с этой страной. Патриотами считают себя 69% опрошенных. Но только 3% полагают, что люди, входящие в нашу правящую элиту, радеют за страну. Остальные 73% не оставляют элите права на патриотизм.

Зато можно решить проблему интеграции украинцев в Европу — за счет потенциальных эмигрантов. Об этом свидетельствуют ответы на вопрос: «Если бы у вас была возможность выбора, гражданином какой страны вы бы хотели быть?» Среди молодежи от 16 до 25 лет больше половины тех, кто хотел бы покинуть Украину. Только 46% хотели бы остаться ее гражданами. В этой возрастной категории 8% хотели бы быть гражданами России, еще 8% — гражданами США, 11% — Германии, по 3 — 5% — гражданами Израиля, Франции, Англии, Канады.

Чем старше люди, тем они патриотичней или же инертней. В возрасте 36 — 45 лет уже 55% остались бы гражданами Украины, от 45 до 55 лет — 65%, от 55 до 65 лет — 73%, 66 и старше — 80%. Но все равно стопроцентного попадания в свою среду нет. И это подтверждает факт, что если мы не преодолеем явление маргинальности, то поставим под сомнение возможность существования нашего общества. А поскольку процесс его становления очень затягивается, патриотические чувства людей входят в противоречие с личными интересами. Шанс вернуться из духовной эмиграции в родную страну есть — она должна стать богатой и предсказуемой.

Среди же причин, побуждающих людей к отъезду, наблюдаются рост безработицы, остановка предприятий, инфляция, рост цен, дорогая медицина, возрастание страха за себя, за своих близких, особенно за детей, а также, как следствие, — утрата веры в будущее. В ходе исследования миграционных намерений населения Украины в мониторинге Института социологии НАНУ мы ставили вопрос: «Какие причины могли бы побудить вас покинуть место проживания?» На первом месте оказалось желание найти новое место работы, на втором — вредные для здоровья экологические условия отчизны... Остальные причины были признаны не настолько значимыми.

Социальная эксклюзия — это не личностная исключительность

Рассмотрим, каким образом наши сограждане обживают реалии как свои, природные, — на измор, на износ или же на прогиб? При «советах» люди были нужны в государстве для того, чтобы делать из них гвозди. Правда, из человеческого материала они получались ломкими и неэластичными. При «постсоветах» складывается впечатление, что и на это мы не годимся...

Как же чувствуют себя наши соотечественники в социальном пространстве современной Украины? От «фул-контакта» с обществом уходят в глухую защиту и исключают себя из игрищ с государством как «самое слабое звено»...

Рассказывает старший научный сотрудник Института социологии НАНУ, кандидат философских наук ЕЛЕНА ЗЛОБИНА.

— Изучая положение нашего современника в общей системе социальных координат, мы предложили участникам опроса выбрать из приведенного списка социальные позиции, которые точнее всего определяют их положение в обществе. Среди предложенных альтернатив были такие, как «маленький человек», «рядовой человек», «нерядовой человек», «лишний человек», «современный человек», «старомодный человек», «передовой человек». Одновременно можно было осуществить не один выбор. Наши исследования свидетельствуют, что для определенной части граждан ощущение «исключенности» из общества настолько укрупнено, что именно оно определяет их восприятие своего места в социальном пространстве. Так, «лишними людьми» ощущают себя 5,8% респондентов. Среди таковых превалируют мужчины, люди с низким уровнем образования, неработающие, прежде всего пенсионеры, люди с низкими доходами. Большинство этих людей старше 50 лет. Почти все они (88,4%), оценивая свою жизнь, ответили, что не живут, а выживают. Наиболее сильным чувством, которое эта группа испытывает, думая о своем будущем, является тревога (62,3%) и безысходность (40,6%). Однако среди прочих опрошенных ощущает тревогу вдвое меньшее число респондентов (33,2%), а безысходность — вчетверо меньшее (10,6%).

Итак, «лишние люди» олицетворяют самые слабые звенья социального пространства, в которых практически разорваны связи человека и социума.

Остальные респонденты хотя и ощущают свою принадлежность к социальной общности, но место свое в социальном мире определяют по-разному. В обществе, пережившем советскую эпоху под лозунгом «человек — это звучит гордо», наблюдаем большую группу людей, воспринимающих себя гоголевским «маленьким человеком», — именно так определили свое место в обществе 22,2% опрошенных. Для них характерен низкий, по сравнению с остальными, уровень образования и доходов, здесь преобладают люди старшего возраста и безработные. Характерно, что на востоке страны таких идентификаций значительно меньше, чем в других регионах, — не случайно именно там зафиксированы наиболее массовые выступления трудящихся в защиту своих прав.

Следует отметить, что проявления «комплекса неполноценности» достаточно распространены в современном украинском обществе. Только 22,7% респондентов по выборке в целом отметили, что ощущают себя не хуже других, только 23,9% ощущают, что их уважают люди. Повышение самооценки связано с возрастанием удовлетворенности жизнью.

Самочувствие респондентов, которые отнесли себя к «рядовым людям», характеризуется более выраженной позитивной окраской. Оптимизм относительно своего будущего ощущают 21,3% опрошенных, надежду — 63,6%, а пессимизм только 7,1%.

Принцип сравнения — ключевой для определения человеком своего места в социальном пространстве. Современное украинское общество представлено на сегодня тремя весьма неравномерными группами. Те, кто считают себя «хуже других» («лишние» и «маленькие люди»), те, кто относит себя к обыкновенным («рядовые люди») и те, кто выделяет себя из среды прочих («нерядовые люди»). Первая группа охватывает около 30% опрошенных, вторая — 43,8%, а третья — 1,6%. Жизненные ориентиры «рядового» жителя Украины скорее фиксируют сознание человеком права на равные возможности овладения современным пространством. Не случайно, определяя свою модель желаемой жизни, только 7,8% респондентов отметили, что их жизнь должна быть такой, как у большинства.

«Современными людьми» считают себя 23,4% опрошенных и 81,9% из них моложе 40 лет. Те, кто принадлежит к этой группе, по преимуществу оценивают свою жизнь как нормальную (34,9%) или же признают, что живут сложно, но пока справляются с трудностями (39,9%). Здесь, по сравнению с другими группами, мало респондентов, воспринимающих свою жизнь как выживание (21%). Это адаптированные люди, что либо активно включились в новую жизнь, которая им видится естественной средой (19,6%), либо пребывают в постоянном поиске себя в новом мире (50,5%). Палитра социальных чувств этой группы содержит чувство ответственности за собственную жизнь (43%), ощущение того, что они не хуже других (35%), ощущение себя свободным человеком (33%), ощущение, что они могут чего-то достичь в жизни (22%). 35,9% респондентов этой группы ощущают оптимизм относительно собственного будущего, 34% — интерес к нему, 71,9% ожидают будущее с надеждой.

Ощущение себя «современным человеком» более распространено в среде горожан. Напротив, среди крестьян больше тех, кто относит себя к «маленьким людям». На селе, где возможности выбора ограничены, наблюдаем меньше ответственности и уважения к личности со стороны других людей. Крестьяне менее оптимистичны и ощущают меньший интерес к собственному будущему, чем горожане.

Кстати, уровень образования выполняет важную защитную функцию, помогая человеку активнее овладевать социальным пространством и преобразовывать его по себе.

Социальный капитал — в циничный распыл?

Атомизированный относительно социума, избегающий добровольных социальных контактов гражданин не отпускает себя за духовные пределы элементарного выживания. А ведь люди, не способные к сочувствию, не жалеют и себя. Отсюда и тяжелая атмосфера безверия и настороженности в обществе. Неприватизированным своим сознанием не могут люди постичь лозунг нового времени: «Человек человеку — никто».

Феномен «аморального большинства» в украинском обществе, возникший в условиях постсоветской трансформации массовых представлений о нормах социального поведения, анализирует главный научный сотрудник Института социологии НАНУ, доктор философских наук ЕВГЕНИЙ ГОЛОВАХА.

— Суть данного социального феномена состоит в том, что моральные нормы человеческой порядочности и ответственности, регулирующие повседневное поведение, их взаимоотношения в различных ситуациях общения и деятельности рассматриваются большинством взрослого населения Украины как нормы поведения «моральных аутсайдеров», тогда как большинство людей оцениваются как нечестные, безответственные, лживые и эгоистичные существа, готовые ради выгоды пренебречь моралью. Эмпирической базой исследования данного феномена являются результаты мониторинга Института социологии НАНУ (1992—2002) в сравнении с соответствующими данными репрезентативного для населения УССР опроса, проведенного в 1982 году в рамках Всесоюзного исследования «Образ жизни советского человека» (руководитель проекта — Ю.Левыкин; в Украине было опрошено 5000 респондентов). Ряд вопросов, касающихся представлений людей о нормах социального поведения, из анкеты 1982 года были полностью воспроизведены в мониторинговом опросе Института социологии НАНУ в 2002 году.

Разумеется, вряд ли можно было ожидать, что постсоветская трансформация обойдется без серьезных последствий для нормативной системы, в том числе и норм морали. Это следовало из социологической теории аномии, созданной Э. Дюркгеймом и Р. Мертоном: любое изменение социальной ситуации, связанное с социальной реорганизацией, неизбежно вызывает аномические реакции в обществе. Однако показатель распространенности аномической деморализованности в первый же год независимого существования Украины превзошел все самые пессимистические ожидания. Как показывали репрезентативные для взрослого населения Украины опросы, более 80% населения были подвержены состоянию аномической деморализованности. Из той же теории следует, что состояние всеобщей аномии не может длиться неопределенно долго и на смену социальной дезориентации приходят нормативные и ненормативные реакции на аномию. Причем за прошедшие годы показатель распространенности аномической деморализованности и нормативных реакций на нее, связанных с поиском надежной нормативной опоры в ситуации безнормности и беззакония, существенно не изменился. В 90-е годы заметно повысился уровень социального цинизма как ненормативной реакции на аномию, тогда как показатель авторитаризма (нормативная реакция) остался практически неизменным. Это свидетельствует прежде всего о том, что аномическая деморализация приводит к последовательному разрушению моральных основ регуляции социального поведения.

С одной стороны, это своеобразная предохранительная реакция для общества, которому в условиях длительного социально-экономического кризиса угрожают системные нормативные реакции, связанные с реставрацией тоталитарной системы или с поиском авторитарного лидера, способного восстановить социальный порядок «железной рукой». Широкое распространение социального цинизма в этом смысле можно рассматривать как антиреставрационную и по-своему антиавторитарную тенденцию. Отрицание традиционных моральных устоев, свойственное цинику, в какой-то мере защищает его от политического мессианства и наивной веры в простые рецепты восстановления социального порядка. Однако циничная социальная позиция, защищая человека от слепого фанатизма, в конечном счете превращает его в изолированного индивида, утрачивающего способность к коллективному сопротивлению тем социальным силам, которые грубо попирают его собственные права и интересы.

Основным последствием распространения в обществе социального цинизма является разрушение основ социального доверия, уважения и ответственности за свои поступки перед другими людьми. По сути, это означает разрушение социального капитала, являющегося решающим фактором роста общественного благосостояния и перспективы устойчивого развития социума. Да и о каком социальном капитале можно говорить в государстве, большинство граждан которого склонны открыто соглашаться с суждениями, характеризующими большинство людей как бесчестных, непорядочных и не заслуживающих доверия. Причем оценка большинством большинства, по сути, означает общественную самооценку. И эта самооценка является свидетельством формирования в Украине феномена «аморального большинства». Причем за 90-е годы это большинство явно окрепло и близко к тому, чтобы стать «квалифицированным большинством», способным совершить «моральную революцию», сотворив общественное устройство, в котором честность и порядочность перестанут восприниматься как нормы социального поведения. Осталось только «дождаться» появления откровенно циничного харизматического лидера, способного конвертировать массовое пренебрежение к моральным нормам в новый социальный порядок, конституированный на отрицании общечеловеческой морали. И хотя многие современные политические лидеры цинизм обнаруживают, среди них пока не замечены яркие харизматики, способные личное пренебрежение к общечеловеческой морали умело интегрировать с ожиданиями «аморального большинства», но тем не менее угроза появления доморощенного «фюрера» остается вполне реальной, пока в обществе будет сохраняться атмосфера взаимного недоверия, подозрения ближнего в лживости и способности ради выгоды пойти на нечестный поступок.

Собственно, одну «моральную революцию» мы уже пережили, когда вместе с Советским Союзом похоронили и присущую ему «двойную мораль». Однако агония официозной составляющей двойной морали повлекла за собой столь бурные социальные изменения, что не устояли и нормы повседневной жизни. Об этом свидетельствует сравнительный анализ данных, полученных в репрезентативных для взрослого населения опросах 1982 и 2002 годов.

Судя по данным таблицы, за последние двадцать лет бархатная «моральная революция» в постсоветском обществе свершилась. «Большевики» вырастили циничную и беспринципную политическую элиту, воспользовавшуюся плодами «перестройки» и капиталистической трансформации для безудержного и безнравственного передела государственной собственности в свою пользу. К тому же они приучили большинство людей к мысли, что сфера применения моральных норм — это исключительно повседневная жизнь, тогда как в политике, управлении экономикой и культурой мораль подменяется тотальным контролем за инакомыслием.

И когда политика и «большая экономика» стали бесцеремонно вторгаться в повседневную жизнь людей, разрушая устоявшиеся традиции «микропорядочности», массовые нравственные реакции оказались столь масштабными, что сегодня не более трети населения Украины считает, что большинство людей способно проявлять отзывчивость, честным путем добиваться благополучия, осуждать взятки и думать еще о чем-нибудь, кроме личного благосостояния.

Чем же может обернуться для Украины феномен «аморального большинства»? Ответ на этот вопрос во многом зависит от того, как долго само большинство рассчитывает жить в тех условиях, в каких оно пребывает последнее десятилетие. Надеяться на мудрую власть, которая решительно положит конец экономической и политической нестабильности, по меньшей мере, наивно. Именно потому, что ее представители сами являются избранниками большинства, которое, по своему собственному мнению, не придерживается элементарных норм морали, в том числе и при выборе правителей. Власть, способная руководствоваться не только узкокорыстным интересом, вполне может быть избрана и в нашей стране, но только не тем большинством, которое никому не доверяет и не видит возможности достигнуть успеха в жизни честным трудом.

Думаю, что надежды на укрепление пошатнувшихся нравственных устоев на фоне столь длительной массовой аномической деморализации могут быть связаны с сохраняющимся массовым представлением о ценности профессионализма. По крайней мере около двух третей граждан Украины считают, что большинство людей, которых они постоянно встречают в своей жизни, ценят высокий профессионализм. Общество, сохраняющее профессиональные ценности, вполне жизнеспособно. А следовательно, перспектива его связана прежде всего с подготовкой «критической массы» современных профессионалов в различных сферах общественной жизни, и прежде всего в сфере управления экономикой и политической системой.