Когда в 1991 году провозглашалась украинская государственность, ее триумф закономерно связывался с окончанием эпохи Советского Союза, с крахом последней из тоталитарных империй минувшего столетия. На месте этих империй должны были закономерно восторжествовать национальные государства — так нам казалось тогда. Но за прошедшее десятилетие с лишним мир изменился, а за время, прошедшее с прошлогоднего празднования юбилея украинской независимости, он изменился до неузнаваемости.
Стало ясно, что будущее отнюдь не будет розовым и безоблачным, что будут возникать новые и новые опасности, что необходимо бороться со всеми вызовами и проблемами совместно. Совместно — но как? Объединяясь — но во что? Имперская форма объединения, создание новых супердержав на нестойкой основе принуждения никого уже не привлекают, тем более что любая такая супердержава — и история ХХ века доказала это со всей очевидностью — оказывается колоссом на глиняных ногах по сравнению с переселенческой супердержавой, созданной на основе добровольности, — Соединенными Штатами.
Модель США всегда привлекала европейских интеллектуалов, но до последнего времени было совершенно неясно, на каких основах могут объединяться между собой вечно враждующие и недолюбливающие друг друга европейские страны. Новые вызовы дали ответы и на эти вопросы. Европейцы почувствовали, насколько сильными и авторитетными становятся американцы, они увидели, что в критические моменты Вашингтон может вполне обходиться без них, не считаться с ними. Нет, я не утверждаю, что дальнейшее сплочение Европы будет происходить по принципу противостояния Соединенным Штатам, я вовсе не об антиамериканизме европейцев. Я скорее об осознанной европейцами настоятельной необходимости находиться рядом с американцами и быть сравнимыми с ними по возможности влияния на мировую политику. Пускай сегодня такого рода возможности выглядят еще не до конца очерченными, но тем не менее именно они позволяют «большим» европейским странам играть свою традиционную роль, а «средним» и маленьким — участвовать в большой политике в обмен на часть суверенитета. Очевидно, что сегодня даже голос таких политических тяжеловесов, как Франция и Германия, не был бы услышан, не будь Европейского Союза. А уж о мнении Дании вообще никто бы не узнал, не председательствуй она сегодня в Брюсселе. И в этой возможности презентовать все точки зрения — большой успех европейской объединительной политики. И прообраз дальнейшей интеграции — интеграции равноправных участников.
Один из европейских аналитиков назвал ЕС «империей поневоле», по сравнению с бывшей империей — Россией. Вряд ли можно согласиться впрямую с этой оценкой. Европейский Союз прежде всего по мышлению своему неимперское образование в современном понимании этого слова. Мы представляем себе империю как государство, подчиненное единой воле и единому центру. Но в средневековье были и другие имперские образования — например, Священная Римская империя германской нации или Речь Посполитая, где монарха выбирали, а власть феодала, главы региона была достаточно сильна. Правда, эти имперские конструкции оказались нежизнеспособны именно с точки зрения своего времени, они не давали возможности сплотить все силы ради борьбы с постоянными угрозами хищных соседей, управляемых железной рукой своих монархов. Но вполне возможно, что сегодня, когда регионализм торжествует, а понимание необходимости сплочения усилий в борьбе с общей опасностью очевидно, актуальной станет именно такая, уже позабытая схема «империи». И Европейский Союз в будущем станет именно государственным объединением равноправных народов.
Это на Западе. А к востоку от Украины? Я не обманывался бы маниловскими мечтаниями президента Владимира Путина о поглощении Беларуси, политологическими выводам работающих на власть центров об укреплении власти Кремля и прочими виртуальностями из российских телепрограмм. Россия сегодня — это и есть классическая «Священная Римская империя германской нации», только средневековая, не нынешняя. Власть в этой России практически полностью принадлежит региональным лидерам. Регионы-доноры превратились в государства в государстве, практически неподвластные Москве. Да и дотационные регионы: можно попробовать не дать денег, но как ими управлять? Вместе с тем добавился и современный компонент — власть больших денег, позволяющая криминализированным политико-предпринимательским кланам входить в удобные соглашения с региональными баронами. Впрочем, и это было всегда и везде в средневековье… При этом необходимо учитывать, что у России нет сил вести собственную внешнеполитическую партию, и тут она напоминает Османскую империю последнего периода существования этого некогда мощного государства: роскошные дворцы, разговоры о могуществе, десятки народов, вроде бы мирно уживающихся под властью константинопольских султанов — но полное следование во внешней политике воле и желаниям Запада. При этом нельзя сказать, что «второму Риму» это нравилось — просто никаких силовых и интеллектуальных возможностей противиться западному влиянию уже не было, оставалось разве что маневрировать между враждующими друг с другом западными партнерами. Сейчас пришел черед «третьего Рима», при этом разногласия между западными странами минимизировались — хотя желание маневрировать между ними также заметно, но не столь ощутимо…
В каждой из «империй» свои правила игры. Украине решать, пойдет ли она вместе с Европейской «империей» в будущее или застрянет вместе с Российской в прошлом. Этот выбор зависит не только от украинской власти, празднующей свои дни рождения в ресторанах Москвы, и не только от украинского бизнеса, бесстрашно сдающего позиции конкурентам с Востока и не способного выработать правила, привлекательные для партнеров с Запада. Он зависит еще и от граждан Украины.