Граждане? Предатели? Коллаборанты…

После того как отгремели основные бои российско-украинской войны и стало понятно, что оккупация Крыма и война в Донбассе это всерьез и надолго, мы, украинцы, начали задумываться, что нам делать с теми, кто запятнал себя сотрудничеством с агрессором и/или оккупационной властью. Со временем среди разнообразия эмоциональных терминов для обозначения этой категории украинских граждан («сепары», «предатели», «запроданци») вырисовался и более-менее точный и научный — «коллаборанты».

Слово «коллаборант» происходит от фр. collaborateur, вошедшего в обращение во время наполеоновских войн для обозначения французов, занимавшихся контрабандой товаров из Британии, континентальную блокаду которой Наполеон провозгласил декретом от 1806 года, запрещающим всем союзным и зависимым от Французской империи государствам торговать с Туманным Альбионом. Под определение collaborateur подпадали и лица, помогавшие французским монархистам незаконно покинуть территорию империи. Современное значение термин «коллаборант» приобрел во время Второй мировой войны. С тех пор им обозначают тех, кто сознательно или по принуждению сотрудничал (или сотрудничает) с оккупационной властью. Марионеточный режим Виши под руководством маршала Петена, который официально признал гитлеровскую оккупацию части Франции и провозгласил курс на сотрудничество с захватчиком, стал архетипичным примером «коллаборационного режима».

Отношение к коллаборантам вообще зависит от того, как мы воспринимаем оккупантов. А по гамбургскому счету — от того, кто побеждает в войне и соответственно пишет историю. Так, если фамилия норвежского офицера, националиста и министра-президента оккупированной немцами Норвегии Видкуна Квислинга стало нарицательным и в большинстве европейских стран является синонимом слов «коллаборант» и «предатель», то немецкий юрист Франц Оппенхоф, которого союзники в 1944 году назначили обер-бургомистром Аахена, а нацистские диверсанты казнили по личному приказу Гиммлера «за измену родине», вписан в анналы истории как жертва нацистского режима и его именем названа улице в городе, где он был бургомистром.

Грань между коллаборационизмом и государственной изменой весьма тонкая. Был ли коллаборационистом Жан Поль Сартр, который жил и творил в оккупированном нацистами Париже и очень радовался, когда его драма «Мухи» прошла оккупационную цензуру и ее поставили не где-то, а в театре, который до оккупации носил имя Сары Бернар, но в соответствии с антисемитскими установками «нового порядка» был переименован в «Театр де ля Сите»? В конце концов, премьеру смотрели многие немецкие офицеры. Учитывая, что француженок, флиртовавших с офицерами Третьего рейха, после освобождения Франции подвергали публичному остракизму и даже насильно остригали, развлечение оккупантов деликатесами «экзистенциональной литературы» не представляется таким уже невинным.

Наверное, именно потому, что термин «коллаборационизм» такой размытый, его крайне редко используют в юридических актах. Насколько мне известно, этот термин встречается в актах французского правительства в экзиле, в законах, принятых Временной консультативной ассамблеей в августе и сентябре 1944 года. По обвинению в коллаборационизме после освобождения Франции казнили 3920 человек, около полутора тысяч приговорили к лишению свободы и исправительным работам, 39 тысяч получили другие уголовные наказания. Кроме того, еще около девяти тысяч человек были казнены без судебного приговора, а еще 20 тысяч женщин подверглись публичному остракизму за близкие отношения с немецкими оккупантами. Но такое юридическое закрепление преступления «коллаборационизм» скорее исключение, чем правило в послевоенной Европе. Де Голлю было крайне важно доказать, что Франция и французы не капитулировали перед оккупантом, — сопротивление продолжалось, несмотря на коллаборацию с нацистами отдельных лиц. Даже Советский Союз, активно использовавший термин «коллаборант» в пропагандистских целях, не признал целесообразным его юридизацию.

После такого краткого введения в историю термина целесообразно перейти к украинским инициативам о введении его в украинское законодательство. 20 декабря 2017 года группа народных депутатов из провластного на то время «Народного фронта» внесла на рассмотрение Верховной Рады законопроект «О защите украинской государственности от проявлений коллаборационизма», получивший регистрационный номер 7425. В этом законопроекте коллаборационизм определялся как «сотрудничество с врагом, содействие в осуществлении агрессивных действий, разворачивании вооруженного конфликта против Украины, предоставление врагу помощи во время подготовки и проведения агрессии, при разворачивании вооруженного конфликта».

Каждая из разновидностей коллаборационизма была расшифрована отдельно. Так, сотрудничеством с врагом авторы законопроекта предлагали считать «любое участие, совершение общих с врагом действий, направленных на причинение вреда суверенитету, территориальной целостности и неприкосновенности, обороноспособности, государственной, экономической или информационной безопасности Украины». Содействием в осуществлении агрессивных действий, разворачивании вооруженного конфликта против Украины — «деятельность с целью облегчить, помочь, поддержать врага при осуществлении действий, направленных на причинение вреда суверенитету, территориальной целостности и неприкосновенности, обороноспособности, государственной, экономической или информационной безопасности Украины». Наконец, помощью врагу во время подготовки и проведения агрессивных действий, при разворачивании вооруженного конфликта — «передачу врагу материальных и нематериальных ресурсов для совершения действий, направленных на причинение вреда суверенитету, территориальной целостности и неприкосновенности, обороноспособности, государственной, экономической или информационной безопасности Украины».

Основной идеей законопроекта № 7425 было создание специального квазисудебного органа — Комиссии по вопросам рассмотрения фактов коллаборационизма. По сути, проверка в отношении коллаборационизма должна была происходить по лекалам люстрации. Лицо, признанное комиссией коллаборантом, не могло занимать политические должности, быть госслужащим, работать в органах местного самоуправления, в силовых структурах и т. п.

Показательно, что за период каденции пятого президента Украины этот законопроект так и не попал в сессионный зал. С завершением работы Верховной Рады VIII созыва его, как и остальные нерассмотренные проекты законов, отозвали и сдали в макулатуру.

Совсем недавно, 23 февраля этого года, группа народных депутатов от «Европейской солидарности» во главе с лидером ЕС Петром Порошенко и ряд «Слуг народа» внесли на рассмотрение парламента другой законопроект с пространным названием «О внесении изменений в Уголовный кодекс Украины и Уголовный процессуальный кодекс Украины (об уголовной ответственности за бытовое, административное, экономическое, военное, политическое, военно-политическое и прочее сотрудничество с государством-агрессором — коллаборационизм)», который получил регистрационный номер 5135. Авторы этого текста отказались от идеи предшественников создать специальную комиссию и предложили просто дополнить Уголовный кодекс статьей 1111 «Коллаборационизм». Наказание за коллаборационизм, «то есть умышленное и добровольное сотрудничество гражданина Украины с государством-агрессором или его представителями в любой форме, в интересах государства-агрессора и в ущерб национальной безопасности Украины или ее союзников», предлагают установить от трех до 15 лет, в зависимости от квалифицирующих признаков.

Очевидно, что дефиниция коллаборационизма, предложенная законопроектом, слишком уж широка. Согласно ей любому гражданину Украины достаточно сотрудничать с РФ «в ущерб национальной безопасности Украины или ее союзников». Поскольку в состоянии войны с РФ мы официально не находимся, дипломатические отношения поддерживаем, визовый режим между нашими странами не установлен, по товарообороту Россия остается нашим вторым партнером после Китая (если рассматривать государства ЕС отдельно, а не как единый блок), ряд стратегических предприятий Украины до сих пор опосредованно находится в собственности россиян, а интересы наших союзников не всегда совпадают с интересами Украины, — с такой формулировкой коллаборантом можно объявить едва ли не каждого.

Наверное, поэтому в предлагаемой в Уголовный кодекс статье 1111 есть примечание, определяющее девять возможных проявлений коллаборационизма. Не буду здесь перечислять их все, ограничусь одним пунктом: «ведение хозяйственной деятельности совместно с оккупационной властью и субъектами хозяйствования, которые находятся на территории Автономной Республики Крым, города Севастополя и территориях отдельных районов Донецкой и Луганской областей, независимо от места регистрации таких субъектов хозяйствования». Если исходить из содержания этой нормы, любое ФЛП, работающее на временно оккупированных территориях, — коллаборант. Заправил свое такси или маршрутку на АЗС на территории Крыма — коллаборант. Открыл частный детский садик или школу — коллаборант. Имеешь киоск в Донецке — коллаборант. Не знаю, судили ли бы Сартра по этой статье, но Шарля Дюллена, поставившего «Мухи» Сартра в оккупированном Париже, осудили бы наверняка: «сотрудничество с оккупационной властью и субъектами хозяйствования» было более чем очевидным…

Вряд ли такая законодательная инициатива будет стимулировать желание вернуться в украинский родной дом у блудной дочери временно оккупированных территорий. В общем, странно было видеть подпись Петра Алексеевича под законопроектом, который прямо противоречит п. 5 Комплекса мероприятий о выполнении Минского протокола (более известного как «вторые Минские договоренности»), который фиксирует намерение (если не обязательство) сторон «обеспечить помилование и амнистию путем введения в силу закона, запрещающего преследование и наказание лиц в связи с событиями, имевшими место в ОРДЛО». И если под «Комплексом мер» стоит подпись второго президента Украины, то под Декларацией президентов РФ, Украины, Франции и канцлера Германии в поддержку Комплекса мероприятий по выполнению Минских договоренностей — подпись пятого. Как можно обещать амнистию и «запрет преследования и наказания» лицам «в связи с событиями, которые имели место в ОРДЛО», и вместе с тем предлагать криминализировать их сотрудничество с оккупационным режимом, для меня остается загадкой…

Но абстрагируемся от минских соглашений, в рамках которых, очевидно, нет места ни одному закону, который устанавливает наказание за коллаборацию то ли с РФ, то ли с оккупационной властью, де-факто контролируемой РФ, то ли с субъектами хозяйствования на временно оккупированных территориях. Попробуем ответить на принципиальный вопрос: будут ли способствовать возвращению в украинскую юрисдикцию временно оккупированных Крыма и Донбасса криминализация или ограничение прав украинских граждан, которые не совершали военных преступлений или преступлений против человечности, но приняли статус-кво, установленный на этих территориях, самое позднее, после Дебальцевской операции, и, по евангельскому выражению, просто «ели, пили, женились и выходили замуж»?

В общем, ХХ век предлагает нам две модели, две парадигмы отношения к коллаборантам: 1) условно французская, о которой я упоминал выше, и 2) условно австро-германская. Хотя в немецком случае корректно говорить не о коллаборации с оккупантами, а о сотрудничестве с нацистским режимом. Так вот, несмотря на популярный в Украине миф об активной денацификации послевоенной Германии, Курт Георг Кизингер — предшественник знаменитейшего Вилли Брандта на должности федерального канцлера в 1966–1969 годы, с 1933 года работал в министерстве пропаганды Третьего рейха. Федеральный президент ФРГ (1974–1979) Вальтер Шеель был солдатом Вермахта и членом НСДАП. А государственный секретарь ФРГ в 1953–1963 годы Ганс Глобке, близкий соратник Конрада Аденауэра, был одним из основных авторов т.н. Нюрнбергских расовых законов, которые начали Холокост, и автором официального комментария к ним. Курт Йозеф Вальдхайм, четвертый генеральный секретарь Организации Объединенных Наций (1972–1981) и президент Австрии (1986–1992), в 1938 году вступил в ряды Национал-социалистической студенческой лиги Германии. Позже пошел добровольцем в СА. Во время Второй мировой войны служил в Вермахте, воевал на Восточном фронте.

Думаю, этих примеров достаточно, чтобы понять: если в послевоенной Франции появление коллаборантов на политическом Олимпе странно представить, в ФРГ, а особенно в Австрии, бывшие нацисты иногда делали блестящую политическую карьеру. И союзники закрывали на это глаза, а то и прямо покрывали бывших военных преступников именно потому, что понимали: нацистский режим был таким беспощадно-тотальным, что выжить, не сотрудничая с ним, можно было разве что чудом. А в природе чудеса случаются крайне редко…

Во Франции — наоборот. В разделенном обществе победили в конце концов левые и де Голль. Во время оккупации сохранялся большой резерв контрэлиты, не запятнанной коллаборацией с нацистами, в колониях, в эмиграции и даже в самой Франции. Эта контрэлита, которая ассоциировалась с Движением сопротивления, была очень заинтересована, чтобы сама она вошла в историю как французский мейнстрим, а вишисты — как девиация французского духа. И именно поэтому победители так сурово наказывали маршала Петена и его последователей, которых в случае победы Гитлера над союзниками история прославляла бы как мудрых финнов Юго Паасикиви и Урхо Кекконена…

Представим, что произошло чудо, и мы уже в этом году освободили Крым и Донбасс. Готовы ли мы реколонизировать эти земли? Я абсолютно уверен, что после семи лет оккупации мы не найдем там достаточного количества де голлей, камю и дебомарше, чтобы представить коллаборацию с оккупантами как девиацию, а не норму. А если мы не готовы реколонизировать освобожденные территории, если не планируем проводить операцию «Сиверский Донец» по лекалам операции «Висла» или депортировать из Крыма местных жителей, как когда-то Сталин депортировал крымских татар (кстати, обвинив их именно в коллаборационизме с оккупационной властью), если не планируем десятилетиями держать на освобожденных украинских землях военные администрации с чрезвычайными полномочиями, мы должны вспомнить евангельские слова «кто из вас без греха, первый брось в нее камень».

Это не означает, что мы должны закрыть глаза на вопиющие преступления против человечности садистов из печальноизвестной «Изоляции» или преследование крымскотатарских активистов в Крыму. Но для наказания тех, у кого руки в крови, у нас вполне достаточно действующего инструментария, закрепленного в Уголовном кодексе Украины. Вспомним уроки Нюрнберга: к смертной казни были приговорены всего 12 (двенадцать!) нацистских преступников. Еще трое — к пожизненному заключению. Еще четверо — к длительным тюремным срокам. Троим — Международный трибунал вынес оправдательный приговор. Это было, скорее, символическое осуждение нацистского режима, а не приговор всем, кто на него работал, не говоря уже о тех, кто с ним «коллаборировал».

А если так, я надеюсь, что PR-законопроект «Европейской солидарности» этого года под регистрационным номером 5135 постигнет та же судьба, что и его «фронтового» предшественника 2017 года под номером 7425. Потому что на самом деле оба эти текста направлены, скорее, на цементирование статус-кво, чем на возврат оккупированных территорий. Потому что сейчас ни украинского де Голля на горизонте не видно, ни таких сильных и решительных союзников, какие были у французского Движения сопротивления 77 лет назад, днем с огнем не найти. А вот желающих записать в коллаборанты политических оппонентов и бизнес-конкурентов (а иногда и бизнес-партнеров) точно будет хоть пруд пруди…

Больше статей Геннадия Друзенко читайте по ссылке.