Владимир Литвин |
Историческая справка
«Гражданское общество» — термин античного обществоведения, встречающийся у древнеримских (Цицерон) и даже у древнегреческих (Платон) авторов в значении «сообщество граждан города-государства». В работах авторов эпохи Просвещения и нового времени (от Пейна до Гегеля) термин приобрел иное значение: сеть гражданских объединений по интересам, параллельная государственным структурам. Новое мышление отражало новую экономическую действительность — расцвет частной собственности, рынка и буржуазии. В XIX веке концепция гражданского общества пришла в упадок, вытесненная промышленной революцией. Вновь вошла в моду после Второй мировой войны, когда итальянский марксистский теоретик Антонио Грамши предложил рассматривать гражданское общество как сеть независимых политических инициатив, активисты которых являются естественными союзниками коммунистов в борьбе против буржуазной диктатуры. В 70—80-х годах гражданское общество в этом понимании считалось организационной крышей для всех форм борьбы против авторитарных режимов в Латинской Америке и Восточной Европе. В 90-х годах прошлого века гражданское общество стало рассматриваться некоторыми политическими мыслителями как реальная альтернатива существующей системе политических партий — наряду с другими теориями «третьего пути» (общество самоуправления, анархосиндикализм и т.д.). Концепция, став ключевым элементом «духа времени», обросла многочисленными мифами, воспринимаемыми некритически. Вот некоторые из них.
Гражданское общество формируется вокруг неправительственных организаций
Отнюдь. Гражданское общество действительно чаще всего ассоциируется с шумным активизмом неправительственных организаций, борющихся за «общественное благо» вообще: за окружающую среду, права человека, равноправие женщин, справедливые выборы, против коррупции и «за все хорошее». Но всякое отождествление гражданского общества с неправительственными организациями — глубокое заблуждение. Концепция гражданского общества в любом толковании включает в себя все организации и объединения, стоящие вне государственных структур. В политологии они именуются объединениями по интересам. Наряду с неправительственными организациями социально-политической ориентации сюда входят профсоюзы, торговые палаты и профессиональные коллегии и синдикаты (адвокатов, врачей и т.д.), этнические ассоциации и, кстати, те же политические партии. Но сюда входит также широчайший спектр объединений, не имеющих социально-политической программы: религиозные, студенческие, спортивные и культурные общества (от кружков любителей хорового пения до клубов спортивных болельщиков и добровольных пожарных).
Неправительственные организации, разумеется, играют в развивающихся странах немаловажную роль, оказывая на правительства корректирующий прессинг и консультируя политиков по специальным вопросам. Однако удельный вес более традиционных сегментов гражданского общества превышает вес неправительственных организаций тысячекратно. Сверх того, такие объединения по интересам, как церкви, профсоюзы, палаты, спортивные клубы и так далее, имеют, в отличие от неправительственных организаций, широкую членскую базу и отечественные источники финансирования. Неправительственные организации, борющиеся за «общественное благо», растут как грибы после дождя, однако рекрутируют свои кадры из весьма узкой прослойки вездесущих элитных активистов, ничем не связанных с теми, от имени которых они выступают. Соответственно в финансировании своей деятельности они на сто процентов зависят от иностранных спонсоров.
Гражданское общество преследует благородные цели
Все зависит от того, цели каких негосударственных объединений вы предпочитаете брать за основу — Армии спасения или преступной группировки «Луганская бригада». И та, и другая являются составной частью гражданского общества. После восточноевропейских революций стало модным коварное и ложное представление о том, что в гражданское общество идут лучшие люди с чистыми помыслами, пекущиеся разве что о благе народа. Достаточно одного беглого взгляда на интернетовский перечень добровольных объединений, чтобы стало ясно: гражданское общество — это широко раскрытый веер организаций с самыми противоречивыми установками, в которых сгруппированы люди добрые, злые и просто чудаковатые. Комментируя конфликт в Боснии, американский публицист Дэйвид Рифф заметил: «Лидер местных сербов Радован Караджич представляет помыслы и чаяния сербского населения так же верно и посему может смело претендовать на роль героя гражданского общества с тем же правом, как и Вацлав Гавел. Те же, кто пытается ограничить гражданское общество исключительно душелюбами и моральными апостолами, превращают всю концепцию из политической и социологической в теологическое учение».
Мысль о том, что гражданское общество автоматически способствует достижению общественного блага, несостоятельна по меньшей мере по двум причинам. Во-первых, общественное благо — это не богоданность, не абсолютная категория, не конкретное состояние вещей, это идея, выходящая победителем из общественной борьбы. Общественным благом может быть в одно и то же время незагрязненная окружающая среда и низкие цены на энергию, свободная торговля и максимальная занятость населения, свобода слова и защита от оскорблений и клеветы. И самый последний пример — полная безопасность общества и неограниченные свободы (собраний, шествий, даже тайна переписки и так далее). Что из этого большее общественное благо? Одно благо всегда достигается за счет ущемления другого. Гражданские объединения, имеющие в виду всегда только один аспект действительности (скажем, ассоциации охотников или общества охраны животных), по определению не могут разделять одни и те же взгляды касательно общественного блага и никак не заинтересованы в нахождении баланса между крайностями. Борьба за толкование того, что есть общественное благо на данный момент, ведется не между гражданским обществом с одной стороны и «мальчишами-плохишами» с другой, а всегда и только между различными силами самого гражданского общества.
Во-вторых, все составляющие гражданского общества имеют собственные экономические интересы. Даже так называемые «некоммерческие» организации, вроде ассоциаций домовладельцев и профсоюзов, яростно отстаивают экономические интересы своих членов. Каким бы бескорыстием ни отличались действия отдельных героев, всегда находится способ оприходовать их героизм.
Сильное гражданское общество — гарант
демократии
Идея соблазнительная, но недоказуемая. Действительно, активное развитое гражданское общество может дисциплинировать государство, продвигать интересы различных групп населения, обеспечивать их активное участие в политической жизни. Но немало примеров и того, что резкое усиление гражданского общества может быть симптомом опасного ослабления политических структур. Профессор Принстонского университета Шери Берман в 1997 году выступил со статьей «Играя в кегли с Гитлером», в которой дал отрезвляющий анализ роли гражданского общества в Веймарской Республике. Германия 20—30-х годов отличалась замечательно богатой кружковой жизнью (почти поголовно немцы были членами тех или иных профессиональных ассоциаций и культурных объединений), что, по идее, должно вести к укреплению демократических институтов. Берман, однако, утверждает обратное: гипертрофированное гражданское общество не только не гарантировало победу демократии и либеральных ценностей в Германии, но, наоборот, подорвало их. Слабые политические структуры Веймарской Республики были не в состоянии удовлетворить завышенные и противоречивые запросы конкурирующих гражданских объединений, что и привело в результате к размаху националистических, популистских движений, к чувству потребности «сильной руки» и к возникновению нацистской партии. Плотность и структурированность гражданского общества, по мнению ученого, только облегчили нацистам процесс создания динамичной политической машинерии.
Но даже в странах устоявшейся демократии, где сильны политические институты, есть основания сомневаться в истинности простенькой формулы «чем больше гражданского общества, тем лучше». Уже в 60-х годах некоторые социологи предупреждали, что преувеличенное влияние групп интересов и групп давления может подорвать функционирование представительских институтов и систематически искажать результаты процессов принятия решений в пользу группировок с большими финансовыми возможностями, с лучшими связями или попросту с лучшей организацией. В 90-х годах этот процесс усиления лоббистских группировок получил название «демосклероз общества».
Демократия — гарант сильного гражданского общества
И здесь прямой пропорциональности нет. Япония, к примеру, является стабильной демократией уже полвека, однако же в ней крайне слабы именно те проявления активизма, которые в США и Европе считаются воплощением гражданского общества: охрана окружающей среды и потребителей, защита прав человека и женского равноправия. Франция и Испания — примеры вполне демократических стран, где налицо весьма сильное государство и относительно слабая союзная жизнь. Плюрализм и право политического выбора обеспечивают здесь политические партии и механизм демократических выборов. Некоторые американские политаналитики критикуют за это Францию, Испанию и Японию. Однако те отвечают, что живут в соответствии с собственной традицией отношений между гражданином и государством. Аргумент, по которому демократия не является подлинной, если не опирается на гражданское общество американского толка, не только фальшив, но и опасен — он ведет к убежденности в том, что демократия может быть либо американской, либо никакой.
Гражданское общество — залог экономического успеха
И в этом отношении все не так просто. Хотя энтузиасты и уверены в том, что активное, развитое гражданское общество ведет к росту частного предпринимательства, предлагают правительствам работающие хозяйственные идеи и следят за тем, чтобы государство не душило экономику, практика доказывает — между экономическим ростом и гражданским обществом нет прямо пропорциональной зависимости.
Сравним два примера. Экономическое чудо в Южной Корее свершилось при полном подавлении гражданского общества. Лишь в 80-х годах, когда военный режим ослабил хватку, начали появляться профсоюзы, студенческие движения и прочие организации. Они внесли решающий вклад в демократизацию страны, но в невиданном экономическом подъеме их заслуги нет — наоборот, темпы хозяйственного роста постепенно сошли на нет.
Прямая противоположность — Бангладеш. По каким-то историческим причинам эта страна традиционно богата гражданским активизмом: здесь действуют тысячи неправительственных организаций, правозащитных объединений и добровольных союзов помощи бедным. Однако другим богатством Бангладеш похвалиться не может, будучи одной из беднейших стран мира с доходом на душу населения 350 процентов в год.
Разумеется, хорошо структурированное гражданское общество может быть естественным партнером рыночной экономики. При высоком стандарте жизни у граждан есть время и деньги для общественной нагрузки. Но усматривать причинно-следственную связь между расцветом гражданского общества и расцветом экономики — значит предаваться самообману. Вот вам американский опыт: в 1995 году гуру американской социологии, профессор Гарвардского университета Роберт Путман своей статьей «Убыток социального капитала Америки» произвел эффект разорвавшейся бомбы. Он показал, что в 90-х годах кружковая, коммунальная и союзная жизнь Соединенных Штатов вступила в фазу настоящего кризиса. Однако, как известно, именно в этот период Америка переживала невиданную ранее конъюнктуру и хозяйственный рост.
Некоторые экономисты даже считают, что однобокое развитие гражданского общества и его чрезмерное влияние могут серьезно тормозить народнохозяйственный процесс. В частности, традиционная сила латиноамериканских профсоюзов, по их мнению, несет ответственность за нынешний аргентинский и бразильский кризис.
Сильно преувеличено и представление об эффективности гражданских движений в других сферах — политической, организационной, интеллектуальной. Польша — единственная посткоммунистическая страна, где гражданское движение (отчасти профсоюзное, отчасти правозащитное) трансформировалось в партийные политические силы, прорвавшиеся к реальной власти (президентство, правительство). Оба захода «Солидарности» во власть были сопряжены с хозяйственным и моральным упадком. В ходе последних выборов партии, сложившиеся на основе гражданских движений, были стерты с политической карты Польши — возможно, навсегда. Чуть раньше то же произошло с президентом Валенсой — бывшим символом политизации гражданского общества.
Гражданское общество
не стоит правительству ни копейки
И это не верно. Точнее, верно только до тех пор, пока оно борется с диктатурой и находится на содержании чужих правительств и спонсоров. Но в условиях демократии активизм переходит на иждивение внутреннего бюджета. Гранты, пособия, финансовые спецпроекты, освобождение от налога — обычные рамки деятельности гражданских объединений. Университет Джона Хопкинса — лучший факультет социологии в США — провел обширное сравнительное исследование некоммерческого сектора в стране. Обнаружилось, что «несмотря на огромное количество фондов и корпоративных специализированных программ, правительственный бюджет все еще остается главным источником финансирования некоммерческих организаций и вдвое превышает объем частных пожертвований».
Гражданское общество становится глобальным
Успех Международной кампании по запрету пехотных мин или организации «Врачи без границ» склоняет к мысли о формировании транснационального гражданского общества, о глобальной гражданской политике. Тезис не лишен оснований, но должен восприниматься с известной сдержанностью. Во-первых, транснациональное гражданское общество не так ново, как может показаться, и в прошлом имело свои периоды подъема и упадка. Таким транснациональным обществом с колоссальным влиянием на политику своего времени была, к примеру, Римско-католическая церковь. Движение в защиту мира. Пагуошское движение. Во-вторых, подавляющее большинство активистских движений в развивающихся и посткоммунистических странах — чистая проекция западных объединений, фактические филиалы зарубежных неправительственных организаций. Их «глобальность» сомнительна и неспонтанна. В-третьих, глобализация институтов гражданского общества так же неоднозначна, как деятельность объединений в рамках национальных государств, — может быть полезной или вредной, в зависимости от обстоятельств. Объединяются не только правозащитники всех стран — растет координированность экстремистских группировок, глобализируется для совместных проектов преступный мир. Те, кто констатирует, что международный терроризм перестал опекаться государствами и стал самостоятельной интернациональной силой, не всегда понимают, что говорят. А говорят буквально следующее: террор осуществляют взбесившиеся и глобализированные сегменты гражданского общества.
Демифологизация гражданского общества — попытка вернуть его с облаков на землю. И сделать тем самым термин пригодным к пользованию. В противном случае несбыточные ожидания могут привести к болезненному разочарованию, связанному с чувствительными потерями, — как и произошло, к примеру, с инвесторами, вложившими свои сбережения в акции «новой экономики».
(Газета «Факты
и комментарии»)