ЗВЕЗДНАЯ ТУМАННОСТЬ ЕВРОСОЮЗА

Еще не так давно страны Центральной и Восточной Европы, которым было обещано скорое принятие их в члены Евросоюза, сетовали на инертность западноевропейских стран. И действительно, если исходить из логики соглашения, достигнутого в Ницце и предусматривающего для стран, относящихся к «первой волне расширения», возможность участвовать в выборах в Европарламент уже в 2004 году, то само вступление должно быть окончательно оформлено максимум до конца следующего года. А четкие и однозначные критерии соответствия принадлежности к «первой волне», равно как и детально выписанный механизм вступления в ЕС, до сих пор так и не приняты. Зато в одночасье были сняты все обвинения в пассивности со стороны стран—членов ЕС, так как события в последние недели закрутились с головокружительной быстротой.

Сначала лидеры крупнейших западноевропейских держав обменялись своими собственными представлениями о том, на что же, собственно, этот расширенный Евросоюз должен будет походить. Причем, если высказывания по этому поводу канцлера Германии Герхарда Шредера, министра иностранных дел этой же страны Йошки Фишера и премьер-министра Великобритании Тони Блэра основывались на печально знакомом принципе «маємо те, що маємо», то премьер-министр Франции Лионель Жоспен не побоялся в виде политической программы изложить один из снов Веры Павловны, героини Чернышевского.

Общие социальные стандарты, гармонизированные условия труда, студенты, которые хотя бы часть своего образования получат за пределами родной страны, так называемое экономическое правительство, выполняющее роль политического наставника независимого Европейского центробанка, транснациональная многоязычная общеевропейская единая телевизионная сеть — это лишь наиболее яркие картинки, нарисованные французским лидером восторженной аудитории, представленной студентами и журналистами. Политики же привычно выделили более весомые компоненты программы Лионеля Жоспена, где главным было слово «больше» — межправительственных образований, комитетов, субсидий (для европейской культуры, в частности), общеевропейских ведомств (единая европейская полиция, общеевропейский прокурор), правил (гармонизация корпоративных налогов) и больше ограничений (например, на налоговые льготы). Политическое устройство будущего ЕС будет носить черты федерации независимых государств, а не федеральных образований типа США или Германии, как предлагал, в частности, Йошка Фишер. И, опять же в противовес ранее предложенным моделям, Жоспен не оставил в будущей Европе никакой роли для США. Если он и вспоминал об Америке, то лишь в качестве негативного примера односторонности, торжества низменных капиталистических инстинктов, лицемерного пренебрежения правами человека, тогда как его британский и немецкие коллеги видели в США основной источник стабильности и оборонного могущества будущей Европы. Кроме того, по мнению Лионеля Жоспена, именно Европе в будущем предстоит взять на себя роль мирового шерифа, отвечающего за соблюдения «правопорядка, в котором нуждается весь мир для того, чтобы остановить подчинение общественных интересов интересам личным, погоню за сиюминутной прибылью в ущерб соблюдению социальной справедливости и окружающей среде».

Джон Винокур, комментировавший программу Жоспена на страницах International Herald Tribune, отметил, что французскую модель от моделей немецкой и британской отделяют несколько световых лет. И реальных шансов на реализацию она практически не имеет, так как полностью игнорирует экономические и политические инстинкты почти всех европейских политических заправил, за исключением разве что французских социалистов. И действительно, нынешние настроения в странах—членах ЕС весьма далеки от предпраздничных и не содержат тех высоких мотивов, которыми была пронизана речь французского премьера перед романтически настроенными студентами и прогрессивными журналистами. Австрия и Германия, в частности, опасаясь резкого наплыва дешевой рабочей силы из бывших социалистических стран, требуют введения семилетней отсрочки. В течение этого времени граждане стран, только что вступивших в ЕС, не будут иметь права работать на территории ее старых членов. (Однако стоит вспомнить, что 15 лет назад, накануне вступления в ЕС Испании и Португалии, Франция немало понервничала, опасаясь наплыва иберийских рабочих и крестьян. Тем не менее после присоединения к ЕС Испания и Португалия продемонстрировали такие невиданные темпы экономического роста, что даже бывшие экспатрианты, оказавшиеся во Франции в результате бегства от диктатур Франко и Салазара, вернулись в родные края и помогли в построении зарождающихся демократий.)

Испания, в качестве беднейшего региона Союза, получающая сейчас львиную долю его субсидий, боится в скором будущем утратить этот пусть и не почетный, зато достаточно доходный статус. Поэтому она требует сохранения для себя уровня субсидирования не ниже тех 40 миллиардов долларов, которые должны быть ей выделены на протяжении нынешних пяти лет. Италия, Греция и Португалия, также имеющие немалые субсидии, вполне разделяют испанскую точку зрения. А вот Франция, получающая крупнейшие в Европе субсидии на сельское хозяйство, считает, что новых членов, в частности Польшу, вообще нельзя в полной мере допускать до нынешней системы субсидирования в ЕС. Правда, эта позиция излагается не устами французского премьер-министра, а на более низком уровне, но все же имеет место быть.

Достаточно неоднозначные настроения царят и по другую сторону нынешней границы ЕС. В Эстонии, например, результаты опросов общественного мнения показывают, что противников вступления страны в ЕС больше, чем сторонников. В Польше и Чехии жители приграничных районов, насмотревшись на богатых немцев, скупающих недвижимость, тоже постепенно утрачивают свой энтузиазм. И, естественно, ни одна из стран—кандидатов на вступление в ЕС не собирается соглашаться на «членство второго сорта», допускающего возможные ограничения как в трудовом законодательстве, так и в программах субсидирования, подчеркивая, что это не соответствует в первую очередь принципам западной демократии.

И все же подобные разногласия сразу же показались малосущественными, как только стали известны отрицательные результаты референдума, проведенного в Ирландии по поводу соглашений, принятых в Ницце. Сразу же оказалось, что, несмотря на своенравие ирландцев, в течение последних недель в вопросе расширения ЕС отмечен «существенный прогресс». По крайней мере, именно так расценила недавние события Анна Линд, глава МИД Швеции, страны, которая председательствует сейчас в Союзе. А завершившееся в начале этой недели в Люксембурге совещание министров иностранных дел Европейского союза должно было недвусмысленно продемонстрировать, что результаты референдума в Ирландии не отразятся на процессе расширения ЕС на Восток. Более того, создается впечатление, что эти результаты как раз его (расширение) и подтолкнут. Ведь отныне западноевропейским зубрам придется отстаивать устои своей демократии в увлекательных боях в пределах собственной весовой категории, а не перед лицом малоопытных и легковесных, а потому и малоинтересных восточных соседей. И косвенным свидетельством этого может послужить тот факт, что из Лондона и Берлина еще на прошлой неделе поступили отклики на литургическое послание лидера французских социалистов. Пресс-секретарь германского правительства Бела Анда заявил, что Берлину импонирует видение Жоспеном будущего Европы, несмотря на очевидные расхождения с германской моделью расширения ЕС. Зато Тони Блэр заявил о своем категорическом неприятии идеи введения унифицированных налоговых ставок по всему ЕС. Все остальное, предположительно, у него возражений не вызывает.

Правда, Уильям Пфафф, авторитетный аналитик Los Angeles Times Syndicate, подчеркнул, что вся эта франко-немецко-британская риторика рассчитана прежде всего на внутреннего потребителя и продиктована интересами предстоящих (или только что завершившихся) выборов во Франции, Германии и Великобритании. А ведь это означает, что наиболее судьбоносные решения по поводу расширения ЕС, возможно, будут принимать совсем не те политические лидеры, которые сейчас выступают от имени своих государств.