Коррупция как «факультатив»

До юбилея еще почти полгода, но Польша уже сейчас готовится широко отмечать 1 мая 2009 года — пятилетие присоединения страны к Европейскому Союзу. Конечно, у каждой медали есть две стороны, и за все в жизни приходится платить, причем не только одному отдельно взятому человеку, но и нации в целом. Так вот, не все в Польше, подводя баланс плюсов и минусов от вступления своей страны в ЕС, считают его положительным. Тем не менее подавляющее большинство наших западных соседей все же убеждены, что выиграли они от этого исторического шага больше, чем проиграли. Примечательно, что удельный вес сторонников европейского сообщества среди разных групп населения тем выше, чем выше образовательный уровень и чем они младше.

— Какие изменения внесло в мои бизнес и жизнь вступление Польши в Европейский Союз? — переспрашивает Михал, а если точнее, Михаил Кертичак из Варшавы, польский предприниматель украинского происхождения. — Пожалуй, самое важное — даже не в пересмотре порядка налогообложения или в возможности получать дотации из разных европейских фондов для модернизации производства, а в том, что коррупция из «обязательного предмета» превратилась в «факультатив».

Еще пять лет назад такой мел­кий бизнесмен, как я, в принципе не мог решить некоторые вопросы в государственных органах, не дав взятку. Нынче же чиновники просто боятся дать необоснованный отказ на твое обращение или затянуть рассмотрение вопро­са дольше установленных сроков. Не буду утверждать, что коррупция исчезла совсем — она, пожалуй, в тех или иных формах и мас­штабах существует во всех странах. Но в Польше ее объемы, на мой субъективный взгляд, сократились на порядок. Платят сейчас только те предприниматели, которым «горит», которые хотят решить тот или иной вопрос, скажем, за три дня, а не за месяц, как предусмотрено законом. Или те, кто хочет получить что-то, ну, не совсем необоснован­но (это сейчас практически невоз­можно), а на основаниях не очень убедительных. Я, например, не платил никому никаких взяток уже три с половиной года...

— Когда семь лет назад я стал работать самостоятельно, то поначалу мои прибыли снизились, и значительно, — вспоминает пан Михаил. — Но со временем все выровнялось.

Сегодня фирма Кертичака, в которой трудятся полтора десятка человек, изготавливает самые разнообразные двери для корпоративных клиентов и физических лиц по индивидуальным заказам. Работает в основном на Варшаву и окраины. При этом полуфабрикаты для дверей он получает из Нидерландов, а индивидуальные «прибамбасы» для каждого клиента выполняются на месте. Зарплата в Польше, так же, как и производительность труда, сейчас еще значительно ниже, чем в старой Европе. А значит, голландское дверное полотно, производимое на конвейере, по соотношению «цена — качество» существенно выигрывает у аналогичной польской продукции. За ручную же работу, придающую каждой двери неповторимость, польским рабочим можно платить значительно меньше, чем голландским.

— Таким образом, голландцы никак не могут быть для меня конкурентами, а только партнерами, — утверждает Кертичак. — Тут еще добавляется и логистическая проблема: с каждым клиентом мы разрабатываем индивидуальный проект дверей в соответствии с его пожеланиями. Если бы эти заказы выполнялись не на месте, а передавались, скажем, в те же Нидерланды, это не только значительно повысило бы цену, но и намного увеличило бы сроки выполнения заказов.

Кстати, накануне вступления в Евросоюз многие из представителей польского мелкого и среднего бизнеса опасались, что полное открытие рынка для продукции из Западной Европы сделает их продукцию неконкурентоспособной даже на внутреннем рынке. В целом эти опасения не подтвердились. Конечно, кто-то прогорел. Но подавляющее большинство предпринимателей нашли свою нишу в изменившихся условиях.

К тому же вытесняют с рынка «старые» фирмы прежде всего молодые польские предприниматели. Молодежь нынче очень энергичная, образованная и зубастая. Если твое дело остановилось в развитии, то, считай, ты превратился в потенциальную жертву. Тихой жизни, которая была при социализме, уже не будет никогда. Кто-то до сих пор о нем жалеет, а мне лично это нравится. А молодежь вообще другой жизни уже не знает.

— В целом после присоединения Польши к Евросоюзу «дикий» рынок, сформировавшийся у нас в начале 90-х, становится все более цивилизованным. Думаю, что мелкий бизнес в Украине тоже много выиграл бы от присоединения к Евросоюзу, — продолжает пан Кертичак. — Я хоть и родился в Ольштынском воеводстве и практически всю жизнь прожил в Польше, говорю на украинском языке, чувствую себя украинцем. Так что предметно рассматривал возможность открыть филиал своего предприятия в Украине, может быть в форме СП. Но, подробно изучив условия, в которых реально работают у вас мелкие предприниматели, решил эти свои планы отложить. Украинские предприниматели — это герои. Если они выживают и развивают бизнес в нынешних условиях, то подавляющее большинство из них в случае присоединения страны к ЕС свое место в новых условиях обязательно найдет. И работать им будет намного комфортнее, чем сейчас.

Следует учесть еще, что Кертичак, в отличие от очень многих своих коллег, ни во время подготовки к вступлению, ни через пять лет после присоединения Польши к Евросоюзу ни разу не воспользовался какими-либо дотациями из европейских фондов на расширение и модернизацию производства.

Получение помощи из европейских фондов — не такое уж и простое дело. Эти фонды отнюдь не являются материальной помощью «на бедность» для хозяйствующих субъектов стран, чей уровень развития ниже среднесоюзного. Брюссель поддерживает только те проекты, которые способствуют повышению технического уровня производства, например, в Польше, и повышают конкурентоспособность местной промышленности.

Далеко не каждый предприниматель способен самостоятельно оформить заявку на получение материальной помощи из «Европы» таким образом, чтобы ее удовлетворили. Поэтому возник ряд консультационных фирм, которые помогают бизнесменам это сделать.

— Многие в Польше жалуются на слишком усложненную процедуру оформления подобных заявок, рассказывают даже анекдоты о «брюссельских бюрократах», — сказал «ЗН» один из таких консультантов, владелец «канцелярии экономических советов» Estinvest Томаш Арендарчик. — И когда членство в Евросоюзе стало реальной перспективой, у многих в Польше возникали вполне серьезные опасения. Ведь между нами и странами Западной Европы тогда была технологическая пропасть. Она, кстати, существует до сих пор, но однозначно уже не такая глубокая. А накануне вступления кое-кто рисовал себе и согражданам хмурую картину: здесь будет «выжженная земля» практически без промышленности и сельского хозяйства, Польша превратится в рынок товаров и источник дешевой рабочей силы для Западной Европы.

А еще при подготовке к вступлению Евросоюз запустил в Польше две стандартные программы адаптации к условиям общего рынка — SAPARD и PHARE. Кстати, эти две программы действуют и сейчас, хотя и под другими названиями и с несколько измененными условиями — речь идет уже не об адаптации, а о развитии экономики. Евросоюзовские условия финансирования предполагают, что 50% инвестиций предпринимателя — это его собственные средства, а вторую половину оплачивает Брюссель. Собственно, деньги перечисляются только после окончания проекта, когда соответствующая комиссия убедится, что модернизация уже проведена в соответствии со всеми заявленными требованиями.

На ту, вторую, часть предприниматель, как правило, берет кредит в банке после того, как его проект утвержден. И деньги потом переводят непосредственно на погашение кредита. Проценты за этот кредит обычно ниже, чем за обычный — ведь у банкиров есть практически стопроцентная гарантия, что его вернут.

Кроме того, предприниматель, получивший дотацию из европейских фондов, берет на себя обязательство, что на протяжении пяти лет не будет закрывать или перепрофилировать свое производство. В ином случае он будет обязан возвратить деньги.

При рассмотрении «заявки на дофинансирование» преимущество имеют предприятия, которые уже функционируют и что-то производят. Обязательным условием является инновационность: поддерживаются закупки только того оборудования, которое повысит технический уровень этого предприятия, будет способствовать модернизации всей отрасли. И, конечно же, очень большим плюсом при вынесении положительного решения является обязательство создать новые рабочие места.

Программа SAPARD предназначалась для модернизации агропромышленного комплекса — сельскохозяйственных и перерабатывающих предприятий. Помощь от Брюсселя получали на протяжении этих лет в среднем по 70% предприятий, подававших заявки на ее получение. И крестьяне, и переработчики чаще всего просили средства на новые машины, оборудование. Главным условием выделения денег было технологическое преобразование предприятий, их адаптация к европейским нормативам качества продукции, прежде всего гигиеническим. Ну, и, конечно, увеличение объемов производства.

Например, пан Арендарчик сопровождал один проект по модернизации небольшого мясоперерабатывающего завода в Мазурах. До «европейской» инвестиции он перерабатывал четыре тонны мяса в сутки, после нее — 20 тонн. Если до «евросоюзовской» модернизации на польских мясоперерабатывающих предприятиях из килограмма мяса производили, например, ветчины в среднем 700 граммов, то сейчас, после внедрения европейских безотходных технологий, — 1,5 килограмма.

Многие поляки нарекают, что вследствие этого польские мясные изделия стали более привлекательными на вид, но намного хуже на вкус. Правда, буквально в последние год-два Европейский Союз утвердил программу поддержки производства региональных традиционных продуктов питания на «экологических» малых предприятиях. И наряду с заводами и фабриками, производящими в массовых масштабах для всей Европы дешевую «экономную» продукцию, сейчас в Польше появляется (при материальной поддержке ЕС) все больше предприятий, которые восстанавливают старопольские рецепты. Их продукция, конечно же, значительно дороже массовой, тем не менее спрос на нее только растет.

Программа PHARE, стартовавшая в Польше в 1996 году, действовавшая до 2004-го и функционирующая под другим названием до сих пор, направлена на повышение конкурентоспособности промышленных предприятий, прежде всего малых и средних. Условия предоставления помощи очень похожи на условия SAPARD, за исключением некоторых технических подробностей. Средний размер выплаты на один проект по этой программе составляет около 100 тыс. злотых (около 200 тыс. гривен), хотя есть отдельные выплаты и до 2 млн. злотых.

Подводя баланс плюсов и минусов присоединения к ЕС для польской экономики, продолжает Т.Арендарчик, можно сказать, что многие опасения не оправдались: традиционные польские продукты, к которым привыкли потребители на протяжении десятилетий, остались на рынке. Да и в целом рынок не был захвачен западной продукцией. Многие польские товары нашли своих потребителей в других странах Союза.

Однако были и негативы. Немало польских предприятий все же не выдержали конкуренции и закрылись. Чтобы адаптироваться к условиям Евросоюза, преодолеть определенные барьеры, хотя бы ментальные, требовалась большая мобилизация всех интеллектуальных и психологических ресурсов каждого предпринимателя. Темп жизни возрастает, и все в жизни становится рыночным. Деньги, которые мы зарабатываем сейчас, в том числе и те, которые получаем из европейских фондов, «тяжелые», а не «легкие». Во многих случаях наблюдалось такое явление, как «переинвестирование»: влезая в долги и даже получив дофинансирование из европейских фондов, а затем, существенно увеличив объемы производства, предприниматель, который неправильно, слишком оптимистично оценил возможности рынка, просто не находил необходимого количества покупателей для своей продукции. И заканчивалось это банкротством.

С одной стороны, присоединение к Евросоюзу несомненно дало мощный импульс для развития польской экономики. С другой — значительно ограничило вмешательство государства в социальную сферу. «Забота» государства о своих гражданах, к которой привыкли поляки за время «народной» Польши и рудименты которой оставались и после краха социализма, сейчас уходит в прошлое. Ведь Польша, вступив в ЕС, лишилась части своего суверенитета и должна и в социальной сфере придерживаться общесоюзных правил. Для каждого отдельного человека возможности возросли, но повысилась и ответственность.

Как свидетельствует социология, накануне вступления в ЕС среди всех социальных групп населения наименьшую поддержку присоединение получило у крестьян. Они очень боялись, что в единой Европе их мелкие и технически отсталые хозяйства станут просто неконкурентоспособными. На волне этих опасений выросла целая популистская партия — «Самооборона Поль­ской Республики» во главе с Анджеем Леппером, который стал «защитником» интересов крестьян в «борьбе с Брюсселем» и местными политиками, «приносящими в жертву польское село». Он организовывал скандальные походы крестьян на Варшаву с блокированием правительственных учреждений тракторами, на волне популизма прошел в Сейм, и ради создания коалиции президент Качиньский даже был вынужден взять «Самооборону» в союзники и дать Лепперу должность вице-премьера и министра сельского хозяйства.

Однако на выборах 2007 года «Самооборона» позорно провалилась, не получила ни одного депутатского мандата, а сам Леппер практически исчез с политического горизонта. Причина — польские крестьяне, как утверждают практически все местные эксперты, больше всех выиграли от присоединения к Евросоюзу. И это несмотря на то, что поддержка из Брюсселя для польских фермеров и сейчас, и на протяжении нескольких лет будет оставаться при прочих равных условиях в два раза ниже, чем для сельхозпроизводителей из «старой Европы».

— Выплаты из европейских фондов составляют сейчас около 40% моего чистого дохода, — утверждает крестьянин из села Лешноволя Мазовецкого воеводства Гжегож Квятковски. У него 3,5 гектара пашни, и он выращивает картофель, капусту, морковь, свеклу. Дофинансирование для его хозяйства идет по двум направлениям — из фонда поддержки низкотоварных сельскохозяйственных предприятий и как доплата за использование сельскохозяйственных угодий.

Интересно, что такое финансирование получает именно тот, кто непосредственно работает на земле, — это может быть как владелец сельскохозяйственного участка, так и арендатор. Кроме денежных выплат, Квятковски получает ноу-хау: на протяжении двух последних зим он бесплатно посещал в родном селе организованные на средства Евросоюза курсы по использованию минеральных удобрений и химических средств защиты растений и курсы защиты окружающей среды. На последних его научили делать ямы для сбора навоза, которые не отравляли бы грунтовые воды.

Однако проблемы есть и тут. Гмина Лешноволя (гмина — приблизительный аналог нашего сельсовета) — богатая. Она расположена недалеко от Варшавы, и из 5 тысяч хозяев, зарегистрированных в ней, только тысяча занимается сельским хозяйством как таковым, а остальные 4 тысячи — разными видами мелкого ремесленного производства, предоставляют транспортные и логистические услуги (имеют склады и хранилища). Поэтому правление гмины содержит штатного работника — главного специалиста по вопросам европейской информации Катажину Трембицкую. В ее обязанности входит бесплатно готовить для всех хозяев села пакеты документов для получения всех видов дофинансирования из различных европейских фондов.

Конечно же, далеко не каждая гмина в Польше может себе такое позволить. В удаленных и, как правило, более отсталых сельскохозяйственных регионах крестьяне должны обращаться для подготовки пакетов документов к частным консультантам, которым нужно платить деньги и к которым нужно ехать в город. Например, в селе, расположенном в глубинке Ольштынского воеводства, где живут родители Кертичака, только считанные хозяева получают финансирование из европейских фондов, хотя, по идее, право на это имеют почти все. Но принцип жесткий: не обратился за помощью с надлежащим образом оформленной заявкой — ничего и не получил.

Кроме программ, по которым проводятся выплаты для отдельных крестьян и предпринимателей, нынешняя Польша очень активно использует программы регионального развития, которые передают деньги органам местного самоуправления на реализацию тех или иных проектов регионального развития. Размер выплат по этим программам для Польши, так же, как и для других новых членов Союза, будет максимальным на протяжении десяти лет — в 2007—2016 годах. При этом Евросоюз оплачивает 85% расходов на проект, а орган местного самоуправления должен вложить остальные 15%.

Например, в Лешноволе по этим программам уже построили замечательные дороги, которые соединили село с трассой Варшава—Краков и пересекли все угодья гмины. А сейчас в селе на деньги Евросоюза строится централизованная система канализации, действуют курсы английского языка для молодежи.

Однако и тут не все так просто. Ведь, как мы уже отмечали, 15% стоимости каждого конкретного проекта обязана оплатить сама местная община. В Брюсселе убеждены, что только так можно отсеять прожекты, которые в действительности не так уж и нужны конкретной общине, например, построить дорогу, по которой будет проезжать две машины в день. 15%, конечно, намного меньше, чем сто, тем не менее во многих случаях у бедных гмин нет даже таких денег. И хотя при распределении средств проект имеет тем больше шансов на одобрение, чем ниже средний уровень доходов жителей села или городка, который его подал, на практике подавляющее большинство средств из фонда регио­нального развития осваивают богатые гмины. Такой вот парадокс.

Вспоминая в Польше украинские села и города, у которых денег практически совсем нет, еще раз убеждаешься, что без реальной реформы местного самоуправления, о котором у нас годами только говорят, Украине просто нечего делать в Евросоюзе. Да и не примут нас туда без этого. Так же, как и без многих других вещей, за которые наши власть имущие еще и не брались.

Есть проблемы в рамках Евросоюза и у польской крупной промышленности. Например, именно сейчас Варшава ведет с Брюсселем напряженную борьбу за сохранение одного из крупнейших предприятий транспорт­ного машиностроения страны — Гданьской верфи. Той самой, на которой работал когда-то электромонтером Лех Валенса и откуда начиналась «Солидарность». Но самое главное, что это — одно из крупнейших предприятий Гданьска. И кое-как работает до сих пор, в отличие от многих машиностроительных предприятий, которые в Польше в начале 90-х, так же, как и в Украине, прекратили свое существование. Однако в Брюсселе пришли к выводу, что в Союзе есть избыточные мощности по судостроению, и их нужно сокращать. Кандидатами на вылет вместе с польскими корабелами стали их британские и нидерландские коллеги.

По предварительным выводам Еврокомиссии, поляки проигрывают судостроителям из других стран ЕС по организации производства и уровню качества. Так что задача представителей Польши в Евросоюзе крайне сложная: им нужно убедительно обосновать, почему сохранить нужно именно «Сточню Гданьс­ку», а не шотландские или голландские верфи. И хотя предсказать результат этой борьбы сейчас не может никто, в Польше нет чувства обреченности: «мол, все равно нам ничего не светит, они там в Брюсселе в любом случае сделают, как захотят».

Как сказала вашему корреспонденту по совсем другому поводу войт гмины Лешноволя Мария-Иоланта Батицка-Вонсик, «опасения, которые были у многих пять-семь лет назад, что мы станем в Европейском Союзе гражданами второго сорта, абсолютно не подтвердились. Мы чувствуем себя такими же европейцами, как немцы или французы, греки или шведы».