А ведь именно производителям, которые, казалось бы, отстаивают общие интересы, прийти к компромиссу было даже сложнее, чем странам, находящимся по разные стороны нефтяного прилавка.
Среди 11 стран-членов ОРЕС (Саудовская Аравия, Иран, Венесуэла, Кувейт, Объединенные Арабские Эмираты, Катар, Ирак, Ливия, Алжир, Нигерия и Индонезия) еще на заре создания этой организации образовалось два полюса, центрами которых стали Иран и Саудовская Аравия. Иран выступал не только постоянным антагонистом любых инициатив со стороны Аравии по чисто политическим причинам, но и всячески противился повышению квот на добычу нефти, исходя из сугубо технических причин. Дело в том, что квота Ирана незначительно меньше максимального объема добычи нефти в стране, который аналитики оценивают в пределах 3 миллионов баррелей в день. А Саудовская Аравия, которая сейчас добывает 7,6 миллиона баррелей в день, только потенциал для увеличения своей квоты оценивает в 3 миллиона баррелей в день. Вот и выходит, что в результате некоторого снижения цен Иран окажется в чистом проигрыше, тогда как у большинства остальных стран-экспортеров нефти останется возможность для маневра.
Тем не менее с избранием в 1997 году президентом Ирана реформаторски настроенного Мохамеда Катами иранская сторона начала проявлять первые признаки готовности пойти на уступки. Эти признаки стали еще более явными после того, как фактическая власть в Саудовской Аравии из рук тяжелобольного короля Фахда перешла в руки его брата, наследного принца Абдуллы ибн Абдулазиза, который оказался гораздо более расположенным к сотрудничеству с Ираном, чем к традиционной конфронтацит с ним же.
А тут еще в Венесуэле к власти пришел новый президент Хьюго Гавес, которому удалось добиться того, что контролируемые государством нефтяные компании перестали превышать свою квоту и сократили добычу нефти на 650 тысяч баррелей в день. И это несмотря на свои беспросветные экономические трудности. Так сказать, из чисто капиталистической солидарности.
К слову, новым главой ОРЕС как раз и назван министр нефтяной промышленности Венесуэлы Али Родригес, который тут же занял позицию активного сторонника повышения квот.
После всего вышесказанного можно было бы даже допустить, что определяющим моментом при поиске ответа на риторический вопрос, поднимать или не поднимать квоты на добычу нефти, заинтересованные страны будут учитывать скорее экономические, а не политические факторы. Если бы в самый последний момент Соединенные Штаты, заинтересованные в снижении цен на нефть опять же с точки зрения политики, а не экономики (лишний шум на бензоколонках в год президентских выборов не нужен никому), не бросили бы Ирану жирную кость, туманно пообещав в случае чего смягчить некоторые санкции, которые до этого считались непоколебимыми.
И все же драматическая история ОРЕС, которая лишь недавно от сплошного «базара» перешла к продуманным и, главное, подлежащим обязательному выполнению решениям, значительно усложняет процесс поиска компромисса. Поспешное решение ОРЕС об увеличении квот на поставки нефти, принятое этой организацией в конце 1997 года, обошлось странам-экспортерам в миллиарды долларов убытков, а цена на нефть, упорно стремящаяся опуститься ниже 10 долларов за баррель, шокировала даже потребителей нефти. Предприняв героические усилия по преодолению внутренних разногласий, ОРЕС удалось за два года снизить поставки нефти на 4,3 миллиона баррелей в день. При этом цены на нефть за последние 13 месяцев более чем утроились. В середине прошлого года производители нефти могли лишь надеяться на то, что цена на нефть достигнет 20 долларов за баррель. В начале марта этого года она достигла 34,13 доллара.
Обжегшись на своих прошлых ошибках, ОРЕС с большой неохотой признает необходимость повышения квот на поставки нефти. Впрочем, на этот раз решение не увеличивать квоты может оказаться чревато еще более губительными последствиями. По оценкам экспертов рост цены на нефть на 10 долларов вызывает в мировом масштабе добавочную инфляцию в размере 0,5%. Инфляционные ожидания приводят к необходимости поднимать процентные ставки, а это, в свою очередь, угнетает экономический рост и приводит если не к рецессии, то по крайней мере к стагнации мировой экономики. В результате спрос на нефть падает, и страны-производители нефти терпят значительные убытки. Поэтому страны-импортеры нефти, и в первую очередь США, не жалея сил, растолковывают незадачливым экспортерам эти азбучные истины.
Впрочем, страны-экспортеры достаточно резонно заявляют, что многие непреложные в недалеком прошлом истины сейчас не выдерживают проверки практикой. В частности, достаточно резкий подъем цены на нефть на 20 с лишним долларов за баррель вовсе не был отмечен сколько- нибудь значительной инфляцией. Объясняется это прежде всего тем, что состояние современной экономики (по крайней мере американской) в гораздо большей степени определяется степенью развития информационных технологий и в гораздо меньшей степени зависит от состояния энергоемких производств. К тому же наученные горьким опытом страны-импортеры нефти научились создавать достаточный стратегический запас нефтересурсов, который помогает им относительно безболезненно переживать особенно резкие скачки цен на мировом рынке нефти. (Впрочем, в данном случае речь идет скорее о психологической поддержке, так как американское правительство так и не уступило требованию выбросить резервную нефть на внутренний рынок для того, чтобы сбить цены. Ведь стратегический запас создается на случай войны или чего-то не менее катастрофического).
Тем не менее сейчас мировое потребление нефти составляет 75 миллионов баррелей в день, тогда как поставляется на мировые рынки всего лишь 73 миллиона баррелей. Если в ближайшее время не увеличить поставки на 2,5—3 миллиона баррелей в день, утверждает Билл Ричардсон, министр энергетики США, то ситуация может резко измениться в худшую сторону. Хотя по оценкам стран- экспортеров нефти, в ближайшие месяцы должно произойти естественное сезонное сокращение спроса на нефть в связи с наступлением летнего периода. Причем прогнозируется сокращение спроса как минимум на 2—2,5 миллиона баррелей. Поэтому любое повышение квоты на поставки нефти неизбежно приведет к разбалансировке нефтяного рынка, и необходимый паритет цен опять придется нащупывать весьма болезненным способом проб и ошибок.
Неудивительно поэтому, что 27 марта на встрече стран-членов ОРЕС в первый день работы участникам переговоров так ни о чем договориться и не удалось. Переговоры были продлены еще на один день, к концу которого удалось лишь добиться констатации того факта, что от повышения квот никуда не деться. Тем более, что срок их действия истекает 31 марта, а страны, таки да, согласившиеся на увеличение общего объема добычи нефти в размере 1,5 миллионов баррелей в день, с большим трудом находят общий язык при распределении этого увеличения квоты между собой. Ведь не секрет, что при разбивке нынешних квот страны-участницы достаточно долго перетягивали на себя «одеяло» размером в 1 миллион баррелей.
Многие эксперты уже выражают уверенность, что принятое решение об увеличении квот обосновано опять же не с экономической, а с политической точки зрения. Продемонстрировав свое «хорошее поведение» перед лицом Соединенных Штатов, страны-экспортеры вправе рассчитывать если не на поощрение, то хотя бы на отсутствие наказания. Например, на продолжение поставок военной техники Саудовской Аравии и предоставление американской помощи странам Латинской Америки.
Ждет дальнейшего развития событий и мировой рынок, который начал реагировать на прогнозируемое повышение квот еще даже до начала конференции. В начале недели цена на нефть составляла 27 долларов за баррель, а оптимальной даже страны-производители признают среднюю величину — 25 долларов за баррель. Ждут следующего витка интриги Мексика, Норвегия и Россия, которые членами ОРЕС не являются, но к мнению этой организации прислушиваются. Глядишь, особо упорные чего-то таки и дождутся…