Владимир Стельмах: «Главная причина кризиса — политика и революционный пафос социального популизма. А от него идут все остальные метастазы»

С первых дней финансового кризиса «ЗН» уделяло этой теме максимум возможного внимания. На наших страницах подробно обсуждались жесточайший спад в экономике, инфляционные проблемы, переговоры с МВФ, курсовые скачки и резкое сокращение бюджетных доходов. Нас не могли не волновать как бесполезность и бестолковость большинства правительственных и парламентских антикризисных мер, так и угроза дефолта, проблемы с платежеспособностью банков, валютные спекуляции и непрозрачность процедур рефинансирования Национального банка.

Со страниц «ЗН» высказывались все возможные точки зрения о происходящем — министров и депутатов, глав регуляторных и силовых ведомств, ученых и аналитиков, банкиров и их клиентов, послов, бизнесменов, юристов. Для полноты картины не хватало, пожалуй, мнения только одного из самых главных десижнмейкеров страны — председателя НБУ Владимира Стельмаха.

Сегодня мы устраняем этот пробел. Конечно, был огромный соблазн устроить в ходе встречи первому лицу Национального банка «допрос с пристрастием» по каждому из широчайшего перечня накопившихся вопросов. Но вряд ли общение в подобном ключе оказалось бы информативным и полезным. Ведь время интервью не резиновое, а углубившись в дискуссию по конкретному вопросу, мы не смогли бы услышать точку зрения Владимира Стельмаха по многим другим проблемам. В сегодняшней непростой ситуации для общества, на голову которого свалились кризис, девальвация, тотальный негатив, недоверие, взаимные обвинения политиков и политиканов, значительно важнее попытаться найти ответы на вопросы — чего ждать, что делать и как жить дальше. Вот версия главы Национального банка.

— Владимир Семенович, как вы оцениваете нынешнее состояние финансового рынка и банковской системы?

— До самого последнего времени, когда мне задавали этот вопрос, проще всего было в ответ рассказать анекдот. «Банкир звонит колле­ге и, поздоровавшись, спрашивает: «Как дела?» — Слышит в ответ: «Хо­рошо». — Бормочет: «Извините, ошибся номером». И вешает трубку».

В последние недели в финансо­вой системе Украины наметились очевидные признаки стабилизации. В первую очередь, это видно по ситуации на валютном рынке. Глава государства уже озвучивал информа­цию, что Национальный банк уже даже покупал валюту на межбанковском рынке, пополняя резервы. Это, среди прочего, способствовало укреплению как рыночного, так и официального курса гривни к доллару в прошлом месяце более чем на 9 коп. (с 7,7 до 7,61 грн./долл.), или на 1,2%.

Курсовая стабилизация произошла как благодаря тому, что население успокоилось, так и благодаря постепенному выравниванию торгового баланса.

Что бы там ни говорили, психо­логический аспект был одним из главных факторов девальвации гривни. По данным платежного баланса, с ноября 2008 года по апрель 2009-го прирост наличной валюты вне банков составил 7,1 млрд. долл.

Значительно сократились валютные переводы от гастарбайтеров, которые тоже ранее формировали хороший приток валюты в Украину. По предварительным оценкам, частные переводы из-за границы за пять месяцев текущего года сократились на 23,7% и составили 1,47 млрд. долл. по сравнению с 1,9 млрд. долл. за тот же период 2008 года.

Снизить накал страстей помогли и валютные аукционы по покупке валюты на безналичном рынке под погашение кредитов для населения, малого и среднего бизнеса. А с начала мая ситуация существенно поменялась: предложение валюты на наличном рынке возросло почти в полтора раза, перевесив спрос на 150 млн. долл.

Стабилизация курса положительно повлияла на настроения вкладчиков. В банки начали потихоньку возвращаться депозиты. Если в первом квартале текущего года ежемесячные показатели прироста вкладов населения имели отрицательное значение, то в апреле и мае они были уже положительными — 0,6 и 0,7%, соответственно. Так что мы имеем пусть и небольшую, но стойкую тенденцию к увеличению темпов роста вкладов населения в банковскую систему. Причем вклады растут как в национальной, так и в иностранной валюте.

Улучшению ситуации способствовали и действия Национального банка. Кроме упомянутых целевых аукционов по продаже иностранной валюты для погашения кредитов физическим лицам, это и постоянная поддержка ликвидности банков, и дополнительные меры по стабилизации деятельности банков, и адекватная процентная политика. В частности, с целью закрепления позитивных изменений на финансовом рынке и стимулирования экономического развития НБУ снизил с 15 июня учетную ставку с
12 до 11%.

— Один из главных факторов, от которых зависит уровень доверия к банкам, — возврат замороженных вкладов. Подтвердите, так отменен или нет мораторий на досрочное изъятие депозитов? Как банки выполняют свои обязательства перед клиентами?

— Кризис затронул в наибольшей степени 25—27 банков, в 15 из которых введена временная администрация и объявлен мораторий на выполнение требований кредиторов. Однако мы планируем добиться, чтобы и те банки, у которых сейчас в связи с мораторием есть отложенные платежи, тоже были обязаны выполнять их.

Сейчас НБУ разрабатывает документ, чтобы мораторий на выполнение обязательств не распространялся на платежные функции банков, которые они должны осуществлять в соответствии с 47-й статьей закона о банковской деятельности.

Что же касается депозитов, то банки обязаны их выплачивать по срокам, как только истечет период их размещения в банке. Срок же выплаты связан с тем, что депозиты были вложены в банковские активы. Вообще, вкладчик должен делать выбор — либо получение дохода на свои деньги, либо возможность в любой момент иметь к ним доступ. Если вкладчик выбирает последнее, то он должен класть деньги на текущий счет либо арендовать в банке сейф. Но если деньги вкладываются в банк на определенный срок с целью получения дохода, то вкладчик должен понимать, что эти деньги не будут лежать на полке, а будут выданы в качестве кредита другому человеку (или предприятию). А раз так, то для получения денег необходимо ждать окончания срока депозита.

— Одним из немаловажных факторов снижения панических настроений населения стало прекращение публичных обвинений в адрес НБУ со стороны главы правительства. Что является более значимой причиной укрепления гривни — политическая или экономическая составляющая?

— Конечно, прекращение деструктивной полемики сыграло важную положительную роль. Когда ее нет, ключевую роль снова играют рыночные факторы, и сейчас курс укрепляется рынком. Как я уже говорил, мы практически достигли равновесия по торговому балансу. Очевидно, что происшедшая вынужденная девальвация, как бы болезненно она ни воспринималась в обществе, да и в самом Национальном банке, начала давать положительные результаты.

Положительным фактором стало и возобновление сотрудничества с МВФ, поступление траншей от которого в значительной степени компенсирует отток валюты по финансовому счету. А главное, национальная экономика также получила возможность «встряхнуться» с тем, чтобы поднять конкурентоспособность, в том числе за счет увеличения объема и повышения качества продукции.

При этом переход к гибкому курсообразованию способствовал довольно быстрому нивелированию дефицитов внешней торговли. Безусловно, обесценение гривни усложнило обслуживание банковских кредитов, взятых в иностранной валюте. Однако в нынешних экстремальных условиях на этот вопрос в любом случае не было бы простых ответов. Его же предельное обострение позволило перейти к кардинальному решению проблем, начало которым было положено еще в марте 2003 года.

Что же касается валютных разрывов между банковскими кредитами и депозитами, то их частичному нивелированию должна послужить программа рекапитализации банковской системы. Однако лишь частично. Поскольку ответственность за эти валютные дисбалансы должны нести и сами банки, годами отстаивавшие свое право на безусловное расширение валютного кредитования.

— Есть ли реальные перспективы для дальнейшего укрепления курса, насколько обоснован прогноз о его возможной осенней дестабилизации?

— Авуары в долларах, сформированные нашими коммерческими банками на счетах в зарубежных банках, сейчас составляют около
4 млрд. Если бы сейчас банки продали 1,5—2 млрд. долл., вопрос курса вообще бы не стоял.

Для этого мы и изменили методику расчета валютной позиции. Однако некоторые банки с иностранным капиталом заняли в этом вопросе деструктивную позицию, требуя для себя преференций и особого отношения. Я такой подход не приемлю.

Уж если иностранный капитал решился на долгосрочное вхождение в банковскую систему Украины, то в его собственных интересах поддерживать стабильность не только этой системы, но и всей украинской экономики. Поскольку именно от ее устойчивого развития зависит конечная эффективность соответствующих иностранных инвестиций. Понятно, что сегодня отечественная экономика, как, впрочем, и мировая, переживает не лучшие времена. Исключительность вызовов, которым мы вынуждены противостоять, требует исключительных по своей сути решений. Неудивительно, что некоторые из них разительно диссонируют с привычными правилами. Однако приходится напоминать, что некоторые из этих «привычных правил» в конечном итоге и привели к тем потрясениям, которые уже не один год переживает мировая экономика.

Все субъекты должны быть равны. И работать по украинским законам. Мы готовы идти на компромиссы по срокам или в чем-то еще, но полностью отказываться от своих намерений не собираемся.

Во время недавнего визита в Швейцарию мы ознакомились с опытом работы центрального банка этой страны и сделали для себя очень важный вывод: европейские ЦБ, оказывается, активно применяют индивидуальные нормы регулирования по отношению к своим банкам, например, повышенную адекватность капитала. Я не понимаю, почему мы не можем применить аналогичные нормы.

— Что сейчас является главной угрозой для стабильности валютного рынка и финансовой системы? В чем вы видите основные проблемы, мешающие восстановлению доверия к банковской системе?

— Как и прежде, сейчас главная угроза дестабилизации — политика. А точнее, овладевший подавляющим большинством наших политиков и неистребимый, несмотря ни на что, революционный пафос социального популизма. А от него идут все остальные метастазы проблем украинской экономики.

Доверие к банковской системе зависит в первую очередь от доверия к гривне. А мы, к сожалению, так и не смогли утвердить статус национальной денежной единицы как одного из главных атрибутов государственности. Долларизация только официальной части украинской экономики на сегодняшний день превышает 30%. Как я уже говорил, за предыдущие полгода в тень ушло около 7 млрд. долл. Сколько валюты находится под подушками граждан — мы можем только предполагать.

У нас любят ссылаться на китайский опыт. Так я вам скажу, что в Китае денежная масса составляет около 160% ВВП — вот где уровень монетизации. Но в этом нет проблемы, поскольку большая часть этих денег лежит на депозитах населения в банках, склонность к сбережениям которого, как и в Японии, очень высока.

Как нам начать двигаться в таком направлении — вот один из ключевых вопросов, который определяет и стабильность гривни, и наличие инвестиционного ресурса, и его стоимость.

У нас же, посмотрите, практически весь рынок жилья, как первичный, так и вторичный, был фактически полностью построен на валютной основе. Причем не только по кредитам, но и по расчетам. Ведь когда покупалась и продавалась недвижимость, только в счетах указывалась сумма в гривне, причем заниженная в несколько раз, потому что никто не хотел платить лишние отчисления. А все основные расчеты проводились чаще всего в валюте.

Ведь там оборот валюты шел огромный, как и на рынке земли, цены из-за дефицита жилья росли как на дрожжах, причем их еще больше подстегивали валютные банковские кредиты. А все потому, что сектор недвижимости был сориентирован на коммерческое кредитование, приносившее высокий доход.

— Почему Нацбанк не запретил валютные кредиты? Потому что они были дешевле для экономики?

— То, что валютные кредиты были дешевле, — это фикция. С помощью страховок, скрытых комиссий и тому подобных ухищрений банки доводили их стоимость до 46% годовых. Это показывали наши проверки.

Почему не ограничили валютное кредитование? Очень сложно принимать такие решения в стране, где все захотели побыстрее зажить хорошо. Строительству, которое было одним из главных двигателей экономического роста, необходима была подпитка кредитными ресурсами, которые шли в основном в валюте. Поэтому ограничить валютное кредитование значило бы своими силами задушить экономический рост.

Вопрос о целесообразности валютного кредитования долго дискутировался в правлении НБУ. Коллегиальное решение оказалось в пользу сохранения такого вида кредитования.

— Следует ли это понимать так, что вы приветствуете принятый на нынешней неделе Верховной Радой запрет на валютное кредитование?

— Несомненно. Как я уже сказал, его наращивание стало одной из главных причин возникших в финансовом секторе серьезнейших дисбалансов. О существовании соответствующих серьезнейших рисков Национальный банк предупреждал банкиров и население в последние годы неоднократно. Многие банкиры не вняли этим предупреждениям, годами отстаивая свое право на безусловное расширение валютного кредитования. Поэтому, повторюсь, ответственность за эти валютные дисбалансы должны нести и сами банки.

— Тогда почему сам Нацбанк не мог стимулировать дешевое кредитование в гривне?

— Давайте четко расставим акценты. Если речь идет об обеспечении низких кредитных ставок в условиях инфляции, тогда кто-то должен компенсировать кредиторам разницу между той ставкой, под которую они согласны одалживать деньги, и той, которая могла бы устроить заемщика. Такие механизмы есть, они с успехом функционируют в том числе и в Украине — я имею в виду бюджетную компенсацию части стоимости кредитов для тех или иных категорий заемщиков.

Другое дело, что объем средств для такой компенсации в бюджете предусмотрен не настолько большой, как кому-то хотелось бы. Но это уже вопрос не к центральному банку. Удешевить кредиты за счет эмиссионных средств невозможно: выпуск необеспеченных денег на любые, даже самые благие цели приведет к их обесценению, ускорению инфляции и дальнейшему росту цены кредитов. Какие бюджетные расходы урезать для того, чтобы увеличить объемы компенсации процентных ставок по кредитам, и какие именно категории заемщиков через такой механизм поддерживать — это исключительная компетенция правительства и парламента.

В 2005 году, когда я вернулся к работе в Национальном банке, 937 тыс. семей нуждались в улучшении жилищных условий. Чтобы решить эту проблему, нужно было выдать на 8 млрд. грн. кредитов на три-четыре года. Сейчас в жилье нуждаются 1 млн. 250 тыс. семей, а цена вопроса возросла до 12—15 млрд.
грн. целевых кредитов сроком до пяти лет. Выделить эти ресурсы — не проблема для Национального банка, однако, кроме как денег попросить, никто не хотел и сейчас не хочет этой проблемой всерьез заниматься.

Намного выгоднее заниматься выделением и перепродажей земельных участков под застройку. Зачем бороться за снижение цен, если их рост приносит чиновникам баснословные барыши?

Даже инициативу по завершению строительства жилых объектов с готовностью 50% и выше, которая могла бы помочь оживить не только строительную отрасль, не удалось довести до ума. Вопрос кредитования по госпрограммам, особенно в строительстве, всегда был связан с политикой, которая у нас очень меркантильна. А там, где Национальный банк включается в работу, все должно быть прозрачно, коррупцией заниматься сложно. Поэтому с нами не очень хотят работать.

— Насчет прозрачности. Может быть, вы все-таки объясните, чем мотивировались решения о многомиллиардных кредитах рефинансирования отдельным банкам?

— Если вы помните, та история началась не с банка «Надра», а с Проминвестбанка. Его проблемы, надо признать, стали для нас неожиданностью — мы то думали, что мудрый Матвиенко (председатель правления ПИБа. — Авт.) не допустит такой ситуации. Началась паника, в ходе которой под ударом оказались и другие крупнейшие банки, особенно те, у которых не было крупных заграничных материнских структур, зато было больше всех вкладов населения. В их числе оказался и банк «Надра», у которого было 700 отделений, 2 млн. вкладчиков с депозитами почти на 11 млрд. грн. (на 01.10.08) — 5% от вкладов по всей банковской системе! Самый что ни на есть системный банк, падение которого вслед за «Проминвестом» означало бы неминуемый крах всей банковской системы.

Поэтому решение о выделении рефинансирования по процедуре финансового оздоровления пришлось принимать оперативно и в индивидуальном порядке. Иногда без надлежащим образом оформленного на тот момент обеспечения, которое дооформлялось потом.

Поэтому замечания Счетной палаты, кстати, все были в основном по формальному, даже ближе к политическому признаку, а не по сути принимавшихся постановлений о выделении рефинансирования. Основная претензия по большинству постановлений НБУ состоит в том, что они не были зарегистрированы в Министерстве юстиции. Но ведь это требование касается постановлений, которые принимаются для всей системы и являются подзаконными актами. А тех постановлений, которые принимались в индивидуальном порядке для каждого банка, эта норма не касается, поскольку это ведомственный акт.

И так практически по каждому пункту акта проверки Счетной палаты — у нас были свои объяснения, доводы и замечания. Причем поскольку это общественно-резонансный вопрос, то были решения правления, а не мои лично. Так вот, если вы, журналисты, хотите разобраться в этом вопросе не поверхностно, а серьезно, мы готовы предоставить вам материалы проверки Счетной палаты и наши. Можете вникнуть, проанализировать, разобраться. В данном вопросе плетка бьет не по коню, а по оглобле. «Ударили», а точнее, прокукарекали, а дело не движется, поскольку выводы уводят в сторону от сути.

— А что вы можете ответить на многочисленные обвинения в участии Нацбанка в курсовых спекуляциях?

— Первое. За время своей работы в Национальном банке я ни разу ни одному коммерческому банку не сказал, какими будут изменения в курсовой политике. Это инсайдерская, строго конфиденциальная информация, и она должна исходить из НБУ только в те моменты, когда решение уже принято и введено в действие. Но никак не раньше.

Второе. Следственная комиссия Верховной Рады, вокруг деятельности которой было так много шума, встречалась со мной всего один раз. Депутаты пришли, мы им выделили помещение, создали условия для работы, они посидели, поспрашивали, почему такая ведется валютно-курсовая политика Нацбанка и что стоит за решениями по выделению рефинансирования. Запросили документы. Мы им в ответ принесли два центнера документов, попросили все почитать, разобраться, а после этого задавать вопросы. Они бумаги забрали, и в Нацбанке уже не появлялись. Зато приходили Генеральная прокуратура, МВД и та же Счетная палата — они серьезных нарушений в центральном банке не нашли.

— Обвинения сняты полностью? Конфликт можно считать исчерпанным?

— Та война, которую политики вели против Национального банка, сейчас приостановлена. Однако я не исключаю, что в сентябре, вместе с активизацией президентской гонки, она начнется заново. На электорат снова могут пытаться влиять с помощью спекуляций вокруг НБУ.

— Говорят, у политиков есть претензии к участию НБУ в качестве учредителя Всеукраинского депозитария ценных бумаг?

— Это вообще уму непостижимо, почему в нашей стране всегда пытаются вставить палки в колеса всем нормальным и рыночным инициативам! Много лет эту сферу раздирают корпоративные конфликты, даже международные финансовые организации, в том числе Всемирный банк, обращались к нам с рекомендациями упорядочить институт учета частной собственности через создание депозитария ценных бумаг, в котором бы не было внутренних конфликтов между акционерами.

Мы пошли на то, чтобы с участием Национального банка (который, кстати, обладает необходимой материально-технической и технологической базой, а также многолетним опытом депозитарной работы) создать депозитарий, который бы вывел систему учета собственности из-под угрозы корпоративных конфликтов. Однако некоторым людям очень не хочется, чтобы работала прозрачная модель, а хочется продолжать свары и иметь доступ к учету частной собственности. Вот в чем причина происходящего.

— Одна из наиболее часто предъявляемых к Нацбанку претензий — ошибочность решений о ревальвации в 2005-м и 2008 году, в результате которых сформировалось огромное отрицательное сальдо торгового баланса, ставшее, в свою очередь, одной из главных причин девальвации гривни…

— Я категорически против того, чтобы перекладывать вину с больной головы на здоровую. И ревальвация, и девальвация гривни стали платой за грубейшие ошибки и, если хотите, порой обыкновенную безалаберность в макроэкономической политике нескольких подряд правительств.

Эти шаги нельзя оценивать, вырывая их из контекста сложившихся на тот момент ситуаций. Решение об укреплении курса гривни в 2005 году мы принимали вместе с Сергеем Яременко, после того, как министр экономики Сергей Терехин дал официальный прогноз об укреплении гривни на конец года до 4,25 грн./долл.

Мы посчитали, что в результате спекуляций нерезидентов, которые начали массово входить на валютный рынок Украины в ожидании ревальвации, мы потеряем около 1,7 млрд. долл. из резервов. Просто так. Поэтому было решено не по кусочку рубить, а одномоментно опустить с 5,31 до 5,05 грн., и это было сделано. А уже через несколько дней, когда я был в командировке, Яременко от этого решения отказался и говорил, что никакого отношения к нему не имеет. Это, в принципе, и стало причиной его ухода из Нацбанка. К чести Терехина, он от своих слов потом не открещивался.

Придание курсовой динамике большей гибкости в мае 2008 года было связано с необходимостью замедления чрезмерной ценовой динамики, системный всплеск которой был вызван бюджетными дисбалансами. Стремительное наращивание социальных платежей за счет сокращения капитальных расходов повлекло масштабные товарные дефициты, которые сопровождались ускорением инфляции, наращиванием импортных закупок, ухудшением внешнего торгового баланса и увеличением внешних заимствований для его финансирования.

Темпы роста социальных платежей из бюджета выросли в 2007 году в 2—2,35 раза. Уже в 2008 году началось снижение динамики инвестиций в производство. Не удивительно, что в подобных условиях уровни инфляции на потребительском рынке превысили 30%, а в промышленности — вплотную приблизились к 50%, превысив показатели 1998 года, когда наблюдалось инфляционное подавление производства на фоне углубляющегося валютно-финансового кризиса.

В этих условиях Национальный банк был вынужден ревальвировать гривню. Хотя основные инфляционные факторы и находились вне монетарной политики, НБУ должен был выполнять свою основную конституционную функцию по поддержанию стабильности национальной денежной единицы.

Надо понимать, что любое решение регулятора — будь-то ревальвация, девальвация или что-то еще — всегда бьет по чьим-то интересам. Но НБУ не может угодить каждому, поскольку решения принимаются в общих интересах.

— Но Совет НБУ настаивал, что делать этого не следует, и даже наложил вето на это решение НБУ.

— Тот факт, что Совет Нацбанка в то время накладывал отлагательное вето на решение правления об укреплении курса гривни, никак не связан с желанием не допустить ревальвации курса. Ее просто хотели отложить во времени на несколько дней. Мы предложили собрать Совет по такому и такому вопросу. В тот период один олигарх продавал другому 58 млн. долл., и продавцу не хотелось терять на операции деньги.

Когда мы сели и проанализировали эту ситуацию, решение правления НБУ было единогласным: вето надо преодолевать. Кроме того, среди полномочий Совета, которые выписаны в ст. 9 закона о Национальном банке, 9-м пунктом четко прописано, что этот орган может давать правлению НБУ только рекомендации в рамках Основ денежно-кредитной политики в отношении политики курсообразования и валютного регулирования. Право отлагательного вето к этим сферам компетенции правления не применяется.

Вместе с тем хочу сказать, что на данный момент никаких серьезных противоречий между Советом и правлением Национального банка не существует. Свидетельством тому — позитивная оценка Советом действий правления по реализации Основных направлений денежно-кредитной политики в 2009 году. При этом хочу обратить особое внимание, ст. 100 Конституции Украины наделяет именно Совет НБУ полномочиями осуществлять контроль за проведением денежно-кредитной политики. Те же, кто пытается наделить этими функциями другие органы (в том числе и временную следственную комиссию парламента), делают это вопреки Конституции Украины.

— Правительство все чаще обращается к НБУ с просьбой монетизировать ОВГЗ? Только с начала этого года Нацбанк увеличил объем этих бумаг на более чем 15 млрд. грн., а с начала ноября прошлого года — почти на 24 млрд. Президент уже раскритиковал такую политику. Что скажете?

— На сегодняшний день Национальный банк воздерживается от монетизации ценных бумаг правительства, поскольку этим действительно создаются дополнительные инфляционные риски. Мы предлагаем правительству использовать государственные банки не только для кредитования НАК «Нафтогаз», но и для финансирования целевых государственных программ.

При этом уже открытые целевые кредитные линии Всемирного банка на сотни миллионов долларов почему-то не осваиваются. Или, например, последний вопрос, который обсуждался на недавнем Всеукраинском совещании с председателями сельсоветов, — перевод газовых котлов на угольное топливо. Речь идет о 74 тыс. котельных, требуется 3 млрд. грн. ресурсов. Оставим в стороне экологические аспекты и Киотский протокол. Но почему деньги опять просят у Нацбанка? Почему к реализации этого проекта не подключить, например, госбанки, которые сейчас очень хорошо капитализированы?

— Отказ в монетизации госдолга и фактическом эмиссионном финансировании дефицита бюджета чреват новым обострением вашего конфликта с главой правительства. Который, в результате, может вспыхнуть значительно раньше осени. Тем временем следующей зимой одновременно с президентскими выборами закончатся и ваши полномочия на посту главы Национального банка. И если уж Стельмах далеко не всегда может сказать «нет» — главное слово в лексиконе любого руководителя Центробанка, то как избежать угрозы превращения НБУ в банальную кормушку для политических сил?

— Укрепление институциональной независимости НБУ — это одно из обязательств, которые украинская сторона взяла на себя по условиям меморандума с МВФ. Мы уже подали в ВР законопроект, при принятии которого политические силы не будут иметь своего представителя в Совете НБУ. Более того, он даже уже прошел первое чтение. Мы будем предпринимать и другие шаги в этом направлении. О намерении подать законопроект, направленный на увеличение независимости Нацбанка, заявил и президент.

Сейчас, пока банковскую систему не атакуют, ситуацию стабилизации крайне важно использовать для укрепления положения банков и совместного противостояния тем популистским инициативам, которые проходят через ВР. У нас для этого остается три-четыре месяца, за которые банковской системе необходимо наладить коммуникации с обществом и дать ему уверенность в своей стабильности. Для этого нам надо не «чубитися», а наоборот, крепко поработать всем вместе над проблемами и с населением, в том числе и через СМИ.