Весь этот джаз

…однако в данный момент нам не остается ничего иного, как созерцать это с ироническим безразличием.

Жан Бодрийяр. Заговор искусства (1996)

Modern Jazz ("Современный джаз"), Unfinished Simphony ("Неоконченная симфония"), Hard Rock ("Хард-рок") - вот такие затейливые названия Мировой энергетический совет (МирЭС) дал основным сценариям развития энергетики.

Аккредитованный ООН Мировой энергетический совет (World Energy Council, WEC), представляющий более 3000 государственных и частных организаций из почти 100 стран мира, является самой крупной в мире некоммерческой международной энергетической организацией, управляемой из Лондона генеральным секретарем, подотчетным Совету офицеров МирЭС, который, в свою очередь, подчиняется своему председателю.

Когда имеешь дело с такими громоздкими структурами, ищи "техничку в синем халате". Вроде той, что художник-карикатурист Денис Лопатин заприметил на исторической конференции в Ливадийском дворце: члены "большой тройки" - шаржированные Черчилль, Рузвельт и Сталин - сидят с комично поднятыми ногами, а грузная техничка в синем халате деловито орудует шваброй под их стульями.

"Техничкой" при МирЭС по части сценариев служат креативная американская Accenture Strategy, название которой происходит от фразы "accent on the future" ("акцент на будущем"), и швейцарский институт Пауля Шеррера (The Paul Scherrer Institute, PSI). Музыкальные названия вариантов глобального развития энергетики впервые прозвучали осенью 2013-го на конгрессе в южнокорейском городе Тэгу (Daegu).

Жанровая кодировка служит раскрытию характера сценария. "Джаз - это музыка безграничного индивидуализма... и музыка коллектива"; "Вы не можете сыграть симфонию в одиночку, чтобы играть такие вещи, нужен оркестр"; "Хард-рок - это выражение силы духа в трудные времена".

К 2016-му сценарии уже обросли эпиграфами. "Современному джазу" была предпослана фраза американского музыканта и актера Нэта Вульфа: "Джаз не методичный, но и не беспорядочный…". "Неоконченной симфонии" - слова английского писателя-фантаста и философа Колина Уилсона: "Симфония - это сценическое произведение с частями, написанными для инструментов, а не для актеров". А "Хард-року" - высказывание знаменитого американского рокера Элиса Купера: "Тяжелый рок всегда будет тяжелым роком, но вы никогда по-настоящему не узнаете, что есть Рок и что таким не является, - всё фрагментировано".

Но почему симфония-то неоконченная? Темна вода во облацех… Даже намеков нет.

В сокровищнице симфонической музыки под таким названием значится сочинение Франца Шуберта, состоящее всего из двух, а не из четырех традиционных для симфонии частей. Что, впрочем, не мешает многим музыковедам считать ее вполне завершенным произведением, настолько вещь композиционно целостна и содержательно исчерпана. Сосредоточенная тема басов в начале, создающая образ тягостного размышления и печальной непреложности, но уже во второй части появляются оттенки мечтательного состояния - то светлого, то чуть грустного, лишь изредка нарушаемого кратковременными, но напряженными взлетами - отголосками недавней драмы.

Возможно, этот "неброский оптимизм" и подразумевали разработчики энергетического сценария, дав ему название Unfinished Simphony. Но это из разряда субъективного.

Три сценария оттого, что нам свойственно выбирать меньшее из зол. Как с придорожным камнем: "Налево пойдешь - коня потеряешь, направо пойдешь…" и т.д. Трилеммы - это всегда "невозможная троица".

Выбирая между Energy security (энергетическая безопасность), Energy equity (равенство энергетического доступа) и Environmental sustainability (экологическая устойчивость), составляющими мировой энергетической трилеммы (World Energy Trilemma), неминуемо чем-то, да придется поступиться.

Так и в случае мирэсовских сценариев: сильной стороной "Джаза" является доступность энергии, сильной стороной "Симфонии" - экологическая чистота.

Любой из указанных в репертуаре "концертов" обойдется мировому сообществу недешево, но крайние проявления отличаются на треть одно от другого: 34 трлн долл. в стиле хард-рок и 45 трлн долл. в симфоническом исполнении. Вопрос заключается в том, чья санкция будет решающей при выборе сценария.

МирЭС без обиняков говорит о несостоятельности симфонического сценария без поддержки некоего мирового правительства: "Неоконченная симфония" опирается на глобальные структуры управления, на дипломатию, ведущую к миру растущего регионального и глобального сотрудничества".

Выбор, пожалуй, сделан. Документы, принятые Конференцией ООН по климату (COP21) в 2015 г., ратифицированы по состоянию на 21 сентября 2016-го 195 высшими национальными органами. Приоритет и доминанта Парижского соглашения - Environmental sustainability в варианте защиты климата. Это явная "симфоническая" установка. Все остальное - в сильно урезанном виде.

В 2050 г. предполагаемое потребление первичной энергии в сценарном воплощении "Джаз" должно вырасти на 61% (к уровню 2010 г.), а по сценарию-антагонисту - только на 27%. В результате без доступа к электроэнергии останутся не 320 млн жителей планеты, а 530 млн, но экология пострадает меньше. В 2030 г. соотношение "Джаз"/"Симфония" по числу не имеющих доступа к электроэнергии может составить 730/880 млн человек.

Но и в самом МирЭС есть ключевые фигуры, которые не стесняются сказать: "Изменение климата не является основной проблемой для большинства районов земного шара; на первом месте, скорее, экономическое развитие и улучшение качества воздуха. Единственным исключением является Европа", - как это сделал профессор Карл Роуз.

Каждый год "техничка по трилеммам" под именем "Оливер Уайман", международная консалтинговая фирма по управлению, производит для стран и континентов (регионов) расчеты индексов (Energy Trilemma Index). Индексы подтверждают, что "…все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему".

"Счастливые" Швеция, Швейцария, Нидерланды, Великобритания, Германия и пр. похожи друг на друга диаграммами, приближающимися по конфигурации к равносторонним треугольникам.

А в Улан-Баторе с населением 1,4 млн человек почти половину жилого массива составляют районы юрт, не имеющие централизованного отопления. Поэтому зимой столицу Монголии накрывает губительным для здоровья густым смогом, на 80% напитанным печным дымом.

Но проблема оказалось не столько в угольном топливе, сколько в бедности. Правительство Монголии совместно с корпорацией "Вызовы тысячелетия" (Millennium Challenge Corporation) начиная с 2011 г. поставило в районы города, где семьи ютятся в юртах, 100 тыс., а с 2013-го совместно со Всемирным банком - еще 40 тыс. инновационных печей турецкого производства с 93-процентной скидкой к цене. На первых порах снижение уровня загрязнения атмосферы было явным. Но вскоре почти все бездымные печки перекочевали в сельские районы, жителям которых прежние владельцы перепродали их в несколько раз дороже… И снова в Улан-Баторе стало "так дымно, что в зеркале нет отраженья"!

Поэтому, когда сэр Филипп Лоу, председатель Группы по изучению мировой энергетической трилеммы (the World Energy Trilemma Study Group), заявляет о том, что по Парижскому соглашению каждая страна осознает трилеммность подхода, то это, наверное, так: политики-то знают, что имеют дело с "невозможными троицами".

Достижение более двух поставленных целей за раз невозможно ни в энергетике, ни в области права, ни в экономике. Американский писатель Роберт Пенн Уоррен будто мыслил категориями трилемм, когда писал: "Право - узкое одеяло на двуспальной кровати, когда ночь холодная, а на кровати - трое. Одеяла не хватит, сколько его ни тащи и ни натягивай…". А известный американский экономист турецкого происхождения Дэни Родрик обосновал "парадокс глобализации", известный также как трилемма глобализации. На уровне национального государства, утверждает он, невозможно соединить демократию, экономическую глобализацию и неограниченную автономию. Поэтому гиперглобализация возможна только в случае создания той или иной формы мирового правительства (глобальный федерализм) или отказа от демократии в отдельных государствах в пользу технократической элиты, которая будет приспосабливать свою политику к требованиям мирового рынка, а не к ожиданиям граждан. Первый вариант, по Родрику, нереалистичен, второй - аморален.

Поэтому одобренное мировым бомондом "симфоническое" Парижское соглашение насквозь пропитано "новой неискренностью" (см. ZN.UA №36 от 29 сентября 2018 г.).

А что "Джаз"? Это, как выразился Максим Горький, "музыка для толстых". Больше всех в Modern Jazz заинтересованы топливные гиганты, ибо, как подсчитала инвестиционно-консалтинговая фирма Kepler Cheuvreux, интенсивное "озеленение" энергетики грозит им утратой почти 28 трлн долл. выручки.

Есть, конечно, и в их лагере "симфонисты" вроде крупного энергетического концерна Vattenfall из Швеции, вознамерившегося отказаться от ископаемого топлива на протяжении жизни одного поколения, есть нефтегазовая транснациональная компания BP, ратующая за "еще более быструю трансформацию" и за соблюдение целей Парижского соглашения. Но более представительны промысловики из России, которые искренне убеждены, что, несмотря на весь ажиотаж с возобновляемыми источниками, глобальный энергобаланс все равно на 75% будет обеспечен нефтью, газом и углем. Поэтому их тревожат не столько сами новые вызовы, сколько неадекватное отношение к ним претендующих на роль мировых энергетических лидеров российских компаний, даже не удосужившихся разработать собственные сценарии обустройства глобальной энергетики.

Да и американские угольщики не торопятся перейти от "черного к зеленому". Мощная американская угольная компания Murray Energy Corp. в августе 2017 г. обратилась к президенту Трампу с ходатайством о введении чрезвычайного положения в энергетике с объявлением двухлетнего моратория на закрытие угольных электростанций, без чего - банкротство самой корпорации и увольнение 6500 занимаемых ею шахтеров в штате Огайо.

В сложившемся разнобое атомщики тоже пытаются лоббировать свои интересы. Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) в 2017 г. выступило со сценарием "Гармония", предусматривающим пуск к 2050 г. 1000 ГВт ядерных мощностей и обеспечение до 25% мировых поставок электроэнергии атомными станциями. Дело, как уверяют разработчики "Гармонии", опробованное, введение 33 ГВт в год на протяжении следующего десятилетия сопоставимо с темпами развития атомной энергетики в восьмидесятых годах минувшего века. Куда сложнее вернуть доверие общества к атомным технологиям после Чернобыля и Фукусимы. А это вопросы большой политики.

Раскардаш в стане главных сил мировой энергетики ставит под угрозу саму идею провозглашенной МирЭС программы Grand Transit - перехода к светлому энергетическому завтра. Гед Дэвис из Мирового энергетического совета подчеркнул: "…сегодня мы находимся на пороге новой эры, когда беспокойство вызывают уже не только уцененные активы, но и то, какое влияние оказывают обесценившиеся ресурсы на экономику отдельных стран".

За примерами далеко ходить не надо: украинская энергетическая система при наличии столь мощного топливно-энергетического комплекса переживает тяжелые испытания, обусловленные дефицитом топлива, в том числе и ядерного, изношенностью электростанций и шахт, их экологической неприемлемостью. Но национальная экономика не имеет предпосылок к изменению положения энергетики к лучшему ни сейчас, ни в обозримом будущем.

В целом Grand Transit выглядит не "Великим переходом", а неуклюжим маневром мирового хозяйства в пространстве двух "невозможных троиц" - энергетической и глобализационной, напоминающим проход Одиссеем тесного пролива между Сциллой и Харибдой. Уделом человечества может стать "Тяжелый рок", да прощен будет сей каламбур, со всей безотрадностью "Хард-рока", с его слабым экономическим ростом, замкнутостью в "национальных квартирах", разнокалиберными экономическими и энергетическими моделями, ресурсной автаркией и… какие там, избавьте, климатические приоритеты!

Поэтому главная задача актуальности - увязать интересы основных сил энергорынка. Не применять к тем же угольщикам грубую политику вытеснения из энергетики, а выстлать им, образно выражаясь, мягкую дорожку - при уходе.

Китайцы, у которых угледобыча представляет собой существенную статью национальной экономики, всерьез заговорили об углехимии и ее значении для будущего связанных с шахтами провинций. Это важный признак, свидетельствующий о грядущей диверсификации. Та же тема все более явственно слышна и в российском Кузбассе. К словам Дмитрия Менделеева о нефти, сжигать которую все равно, что топить печку ассигнациями, теперь добавляют и уголь. А призыв великого химика к национальному капиталу "превратить четырехкопеечный продукт в пятирублевый, отчего пристанет кое-что и к вашим рукам, и к рукам тысяч рабочих, которые потребуются для того, чтобы поворотить эти миллионы пудов, втуне лежащие под землей", - как будто про химическую переработку угля, и так современно. Провидец!

История цивилизаций - это подборка "черных лебедей" - событий маловероятных, но весьма значимых. В двадцатых годах прошлого века писатель Александр Беляев в книге "Продавец воздуха" поведал фантастическую историю английского коммерсанта мистера Бэйли, сжижающего в огромных количествах атмосферный воздух на своей секретной фабрике в Якутии. И вот уже современные англичане интенсивно развивают энергетику на жидком воздухе, поражаясь, что не взялись за это намного раньше (см. ZN.UA №48 от 16 декабря 2017 г.).

В знаменитом кинофильме "Весь этот джаз" (All That Jazz) режиссера Боба Фосса (Bob Fosse) тяжело больной талантливый хореограф и режиссер Джо Гидеон разрывается между подготовкой своего нового бродвейского шоу и монтажом очередного кинофильма. Каждое свое утро он начинает с… фразы "Шоу начинается, господа!".

Шоу начинается?