Земля и собственность

Как всегда перед выборами, село и его проблемы оказываются в эпицентре политических баталий. Может быть, это и неплохо — глядишь, а вдруг что-нибудь из обещанного и удастся реализовать. Но оптимизм сразу же рассеивается, когда начинаешь понимать, что в действительности все декларируемое очень мало корреспондируется с системными преобразованиями, среди которых на первое место ставлю вопросы логического завершения земельной реформы.

Это проблема не только АПК. Конечный итог земельной реформы — частная собственность и рынок земли — определяющий стержень всей системы осуществляемых в стране рыночных трансформаций. Мы остановились на полдороги в развитии рыночных реформ во многом из-за отсутствия прогресса в вопросах земельных отношений. С этим связана и патовая ситуация в аграрном секторе, особо остро давшая о себе знать в текущем году.

Сейчас наиболее видные политические «адвокаты» села грозятся «провалить» бюджет-06, если в нем не будут предусмотрены ассигнования АПК на уровне 10% расходов. В общей сложности — это 13—14 млрд. грн. Я не против увеличения такого рода финансирования, хотя и являюсь сторонником общего снижения уровня огосударствления финансовой системы страны, а среди соответствующих приоритетов на первое место ставлю государственные вложения в живой капитал — в образование, в науку, а дальше — в энергосбережение и т.д.

Но дело даже не в этом. Будет ли отдача от соответствующих финансовых вливаний в фактически остановившийся в своем реформировании, полностью разбалансированный аграрный сектор? Не наступаем ли мы вновь на старые грабли?

Реформы, частные инвестиции и только на этой основе — государственная финансовая поддержка села — именно такой и только такой алгоритм экономической политики является безальтернативным. Мы же до настоящего времени не удосужились сформировать даже концепцию развития АПК. Возможно, новой власти, депутатскому корпусу следовало бы начинать с нее? Это архиважно в условиях углубляющейся открытости украинской экономики, предстоящего вступления в ВТО, возрастающей конкуренции со стороны наших соседей: с одной стороны — России и Казахстана, быстро наращивающих в последние годы свой аграрный потенциал, с другой — Польши, Венгрии и других стран, получивших огромный импульс аграрных преобразований в связи со вступлением в ЕС.

Уроки прошлого

Очень хорошо понимаю все сложности земельной реформы, особенно тех ее звеньев, которые касаются формирования цивилизованного рынка земли. Слишком глубокие пласты экономических отношений затрагивает эта проблема. Водораздел между частной и общественной собственностью на землю — это не только определяющий барьер между административно-командной и рыночной экономикой, это одновременно и разделительная черта между двумя цивилизациями — азиатской и европейской. Одна из главных дихотомий мировой истории «Восток—Запад» основывается именно на этой противоположности.

Хочу обратиться к К.Марксу. Он первым в научной литературе поставил вопрос о специфичности «азиатского способа производства». Ключ к восточному небу, писал он, состоит в отсутствии частной собственности на землю. Усомнившись после Парижской коммуны в преемственности для Запада обоснованных им же идей научного коммунизма, К.Маркс обратил свой взгляд на российскую общину. В своем письме к В.Засулич он назвал основанную на коллективном земледелии общину основной «точкой опоры», «отправным пунктом той экономической системы, к которой мы стремимся».

Говоря о целях земельной реформы, ее значимости для всей системы затормозившихся рыночных преобразований, это следует еще раз осмыслить, понять. Для дореволюционной России община представляла нечто большее, нежели базовая основа экономических отношений. Она была одновременно и основой российской монархии, ее духовного уклада, способа мышления. Не случайно стрелявший в П.Столыпина в Киевском оперном театре социал-революционер Багров (а это было двенадцатое кряду покушение на автора земельной реформы) оказался сотрудником царской охранки. Монархия и социализм выступали против земельной реформы вместе. Да и не только они. В общину, как самобытное проявление российской национальной духовности, верил А.Герцен. В ней видел будущее своего народа и Н.Чернышевский.

Необходимо учитывать и следующее. Колхозный строй, об «особых заслугах» которого раздаются крики и сегодня, выдумали не большевики. Колхозный строй — это калька с российской патриархальной общины. В то же время община, как и колхозная организация производства, никогда не имела ничего общего с ментальностью украинского народа. Речь идет об экономических отношениях, навязанных нам извне, об экономических формах русификации украинской нации, украинского крестьянина, об инструментах российского экономического империализма.

На всю жизнь запомнился такой случай. В 1982 году я был в одном из подмосковных сел. Больше всего меня поразило, что в подворье большинства крестьянских домов не было хозяйственных построек. Вывод из этого был очевиден: здесь не занимались подсобным хозяйством. На этом фоне резко контрастировали две усадьбы с выбеленной оградкой, фруктовыми деревьями и подсобными сооружениями. «Здесь живут куркули с Хохляндии», — несколько небрежно пояснил мне местный председатель колхоза...

Еще один пример того же плана. Помню, как в 1995 году во время государственного визита Л.Кучмы в Канаду на одной из официальных встреч особо подчеркивалось, что своим возрождением канадский АПК во многом обязан украинским поселенцам. То же самое я слышал и в Латинской Америке. Недаром столыпинские реформы получили наиболее широкую поддержку в тогдашней Малороссии. Показательным, на мой взгляд, является и другой факт: единственный в царской империи памятник П.Столыпину стоял до 1917 года в Киеве перед магистратом города.

Большим обманом общественности является основополагающий тезис левых об эффективности колхозного строя. Экономика — это прежде всего соотношение результатов с затратами. Производительность труда в земледелии СССР была в четыре-пять, а в животноводстве — почти в восемь раз ниже, чем в хозяйствах стран Запада. И это при условии, что, начиная с хрущевских времен, денег для села не жалели. Тем не менее в конце 80-х на импорт зерна тратилось ежегодно более 5 млрд. долл. плюс 2—2,5 млрд. — на импорт животноводческой продукции. К этому следует прибавить почти бесплатные кредиты, государственные капвложения, дотации на продукты питания, составлявшие более 20% бюджетных расходов. С 1981-го по 1990-й ценовые дотации выросли с 25 до 100 млрд. руб. Ни одна экономика не в состоянии выдержать подобное.

Каждая экономическая система имеет максимально возможный ресурс своего развития. Отставание в четыре-пять раз по производительности труда — это и есть максимум возможного для колхозного строя. Крушение административно-командной экономики советского типа определялось в первую очередь неэффективностью сельского хозяйства, его перманентной стагнацией. Существо этой стагнации состояло в постоянном наращивании государственных ассигнований на развитие АПК и отсутствии реальных механизмов, которые обеспечивали бы их эффективную отдачу. Кстати будет отметить, что горбачевские реформы, которым мы в свое время все аплодировали, сорвались прежде всего по этой причине: противоречия в развитии АПК достигли своего предела.

Говорю обо всем не для того, чтобы еще раз привлечь внимание к исходным позициям наших реформ, хотя и это важно. Меня беспокоят более принципиальные вещи — элементарное непонимание ведущими политиками страны, в т.ч. и аграрными «лоббистами» в правительстве и парламенте, очевидного: рынок и только рынок со всей его атрибутикой, и прежде всего с конкуренцией и дифференциацией, является единственно возможной конкурентоспособной формой развития сельского хозяйства. Это не придумано кем-то из ученых. Такова природа аграрных отношений. Политики, утверждающие противоположное, либо, играя в политические игры, лукавят, либо просто невежественны в своих профессиональных познаниях.

На пути к концентрации

А теперь посмотрим через призму сказанного на то, что у нас уже сделано. Я имел непосредственное отношение к подготовке известного указа президента «О неотложных мерах по ускорению земельной реформы в сфере сельскохозяйственного производства» (ноябрь 1994 г.), в котором были определены основополагающие принципы земельной реформы. Этим документом предусматривались три этапа земельной реформы.

Первый — этап разгосударствления земли. Только в двух странах бывшего соцлагеря — в СССР и Монголии — земля находилась в монопольной собственности государства. Собственность на землю и власть были неразделимы. Необходимо было в первую очередь разрушить эту связку. Если на 1 января 1994-го собственником 96% сельскохозяйственных угодий оставалось государство, то по состоянию на 1 января текущего года в собственности государства осталось всего 27,9% угодий. Общая стоимость земель, переданных государством бесплатно, составляет по существующей оценке 210 млрд. грн. Уже сам по себе этот шаг не может недооцениваться.

Во многом решены и задачи второго этапа реформы. Речь идет о разделе земли, полученной коллективными хозяйствами, между теми, кто ее обрабатывает. Итог этого также известен: на 1 января с.г. право на земельные паи получили 6,8 млн. работников и пенсионеров бывших колхозов и совхозов. Средний размер пая составляет около 4,0 гектара. В общей сложности — это 27,2 млн. га сельскохозяйственных угодий.

Важным событием земельной реформы стало принятие в октябре 2001 года Земельного кодекса. Он узаконил частную собственность на землю и фактически создавал предпосылки для реализации третьего этапа реформы — создания эффективного рынка земли. Однако в конечном итоге «левая фраза» взяла верх: ВР приняла поправки к Земельному кодексу, запретив продажу земли сельскохозяйственного назначения до 2010 года.

Трудно оценить не только экономические, но и политические потери такого решения, поддержанного не только левыми, но и многими центристскими партиями. Здесь есть ряд аспектов. Все знают, насколько опасным является нелегальный рынок, который существует уже много лет и давно стал серьезным фактором «тенизации» экономики. Блокирование рынка земли пролонгирует эту ситуацию. Кому это выгодно?

Одновременно такой запрет деформирует природу частной собственности на землю: юридически она как будто и существует, но экономически — не работает. Собственник земли использовать ее в качестве инструмента привлечения кредитов и инвестиций не может. Специалисты подсчитали, что в годовом исчислении только ипотечные кредиты могли бы составить 10—12 млрд. грн. Без рынка земли, без ее залога такие кредиты получить невозможно. Если учесть, что в данном случае речь идет, как правило, о долгосрочных инвестиционных кредитах, то цена экономических потерь от консервации ситуации становится достаточно наглядной.

Многие считают, что отсутствие рынка земли компенсирует ее аренда. Но мы и в этом вопросе заблуждаемся. Аренда может быть эффективной лишь во взаимодействии с механизмами купли-продажи земли, ее реального отчуждения. А без них аренда чревата серьезными проблемами. Она не только ведет к истощению земли, к ее хищнической эксплуатации, но и, поглощая значительную часть накоплений, существенно сужает возможности интенсивного земледелия. Мы это уже видим на практике. Почему и это не учитывается?

Существует еще одна, возможно, наиболее принципиальная проблема — преодоление распыленности земельной собственности. Думаю, вряд ли можно считать нормальной ситуацию, при которой почти 7 млн. жителей села, из которых 2/3 — предпенсионного и пенсионного возраста, являются собственниками земли, одного из наиболее производительных наших богатств. В свое время Столыпин категорически стоял против того, чтобы раздавать землю бесплатно, делить ее среди всех поровну. Его идеалом был «крепкий личный собственник». «Надо выработать такой земельный закон, — подчеркивал он в своей широко известной речи на заседании Государственной думы (5 декабря 1908 г.), — который бы служил разумным и сильным, а не пьяным и слабым». За свою приверженность «кулацкому уклону» поплатился жизнью и большевик Н.Бухарин.

Не нужно думать, что, разрабатывая принципы земельной реформы, мы не понимали сути и этой проблемы — принципиальных издержек уравнительного (бесплатного) распределения земли. Но в сложившихся политических условиях иного решения быть не могло. В этой связи проблема реальной капитализации аграрных отношений, разделения крестьян на класс земельных собственников и класс наемных сельскохозяйственных работников должна была найти свое решение на последнем этапе земельной реформы — на основе механизмов рынка земли.

Именно рынок земли должен окончательным образом сформировать предполагаемый строй аграрных отношений. Конечно, речь идет о весьма продолжительном процессе. Наиболее трезвые политики понимают, что становление реального собственника земли, эффективного фермера потребует двух-трех поколений. Но нам нужно, не останавливаясь, двигаться в этом направлении. Необходима концентрация землевладения. Это могут быть не только фермерские (семейные), но и крупные специализированные, связанные с наукой, промышленностью и финансовым капиталом акционерные хозяйства. Аренда в этом — только помеха. Основа нашей конкурентоспособности, а значит — и выживания, в подобной концентрации.

В свое время Франция потеряла экономический ритм (по сравнению с Англией), когда в 1789 году «именем революции» земля была бесповоротно раздроблена между крестьянами и буржуа. Наше будущее — концентрированное землевладение и интенсивно развивающееся фермерское хозяйствование. К сожалению, у нас сейчас еще очень мало политиков, которые готовы согласиться с этим. Это наша общая беда. Но пройдет еще немного времени — и жизнь расставит все по своим местам.

Конечно, это очень сложный и далеко не во всех аспектах популярный политический путь. Говорить о реальном, а главное — эффективном рынке земли в условиях падающей рентабельности, в ситуации, когда в отдельных регионах огромные площади земельных угодий вообще не используются, довольно рискованно. Я это понимаю. Но главное даже не в этом. Очень сложно преодолеть мировоззренческие барьеры, изменить нашу ментальность. Однако к этому необходимо стремиться. Нам нужно поднимать прежде всего социальный статус и политический престиж хозяина земли, фермера, рассматривать частную собственность на землю не только как источник экономических преференций, но и как основу нового общественного строя, который мы собираемся утвердить.

Кое-кто оценивает нынешнее положение дел в сельском хозяйстве как катастрофическое. Ситуация действительно очень сложная. Но она не бесперспективна. В настоящее время на селе уже начался стихийный процесс перераспределения собственности — «новая раздача карт», но с выгодой для более сильного. Это залог не только выживания, но и движения вперед.

Государство должно ориентировать свою политику на легализацию и поддержку именно этого процесса. И тогда нам не будут угрожать никакие катастрофы. Положение действительно станет катастрофическим, если наши политики не поднимутся до уровня понимания объективной обусловленности этого процесса и будут и дальше действовать вопреки его логике. В этом случае катастрофа может оказаться неизбежной.

Процитирую еще раз П.Столыпина. «Пока к земле не будет приложен труд самого высокого качества, т.е. труд свободный, а не принудительный, — подчеркивал он, — земля наша не будет в состоянии выдержать соревнование с землей наших соседей». Мы многому уже научились, чтобы реализовать сказанное. Нужна политическая воля. Хочется верить, что дефицит и в этом будет преодолен.