Поддержать
29 сентября группа народных депутатов из разных фракций зарегистрировала законопроект №10100 — об обеспечении эффективности ведения уголовного производства и привлечении к ответственности за коррупционные преступления. Он окончательно отменяет контроверсионную систему исчисления сроков досудебного расследования, введенную еще в 2018 году так называемыми поправками Лозового, а также устраняет сроки давности привлечения к ответственности за коррупционные преступления. Законопроект обусловлен «необходимостью усиления борьбы с коррупцией» — общей рекомендацией ЕС и США по дальнейшей евроатлантической интеграции Украины.
Замысел вернуться к системе исчисления сроков уголовного производства до 15 марта 2018 года (до вступления в силу «поправок Лозового», спрятавшихся в переходных положениях новых процессуальных кодексов) не то что ко времени, а уже давно перезрел.
Напомним, что депутаты партии «Слуга народа» еще на выборах 2019 года обещали «отменить поправки Лозового», но сделали это наполовину (отменили монополию государства на проведение экспертизы в уголовном производстве и судебный контроль над ее назначением), а вторую половину оставили — действующую систему исчисления сроков в «фактовых» производствах (до сообщения лицу о подозрении) и возможность обжаловать уведомление о подозрении.
Это все вредит как общеуголовным расследованиям, так и топ-корупционным делам, где из-за процессуальных диверсий уже бывшего народного депутата теряются годы кропотливого труда над сбором доказательств виновности подозреваемых, обвиняемых. С учетом личности первого подписанта — Давида Арахамии — можно сказать, что в случае принятия законопроекта «слуги» почти довыполнят свои обещания. То есть отменят «поправки Лозового» на 3/4, что лучше, чем наполовину. И это только придирчивое отношение к обещаниям, на самом же деле речь идет о возвращении баланса в уголовный процесс.
Что такое «поправки Лозового»?
О содержании «поправок Лозового» я писал несколько месяцев назад в своем блоге, а до этого в 2018 году вместе с коллегами-адвокатами и научными работниками подготовил экспертное заключение об их потенциально негативном влиянии на систему уголовной юстиции. При желании можно подробнее ознакомиться с их содержанием там, а в этой статье из-за недостатка места лишь коротко объясню, в чем проблема с положениями о сроках расследования, действующими на сегодняшний день.
15 марта 2018 года была изменена система исчисления сроков в уголовном производстве. Ради «защиты бизнеса» и не только появились сроки расследования в «фактовых» производствах, то есть в производствах, где никто еще не уведомлен о подозрении. Если раньше срок подсчитывали только с момента уведомления о подозрении, когда действительно происходило вмешательство в права и свободы человека, то отныне — с момента внесения сведений в Единый реестр досудебных расследований (ЕРДР).
Самый простой пример — сложные производства, например, дела об убийстве, которые необходимо продлевать каждые полтора года в рамках сроков давности привлечения к уголовной ответственности (15 лет), для чего надо обосновать прогресс в деле. Вместе с тем не нужно смотреть детективные сериалы, чтобы знать: могут пройти годы, даже больше десяти лет, пока расследование другого преступления не даст возможности найти доказательную информацию для того, что давно считалось бесперспективным. В ситуации с «поправками Лозового» это становилось реальностью, когда производства просто закрывались из-за непродления сроков досудебного расследования.
Что уже говорить о вопросах теоретических, например о том, что происходит ограничение института сроков давности привлечения к уголовной ответственности, которые должны были бы совпадать со сроками досудебного расследования в «фактовых» производствах (как и было до 15 марта 2018 года). Ведь срок давности привлечения к уголовной ответственности — это инструмент процессуальной экономии, граничное время, которое государство может использовать для поиска и привлечения к ответственности виновного лица. Именно в этом и заключается отличие, ведь «фактовое» производство может расследоваться долго, не предусматривая вмешательства в права и свободы человека.
Если же лицо уведомлено о подозрении, то и расследование должно завершиться как можно быстрее — на протяжении двух, шести, двенадцати месяцев — ведь человек постоянно приходит на допросы, следственные действия, в отношении него обычно применяют меры обеспечения уголовного производства, в частности меры пресечения, он выполняет другие процессуальные обязанности. Иначе говоря, его права и свободы временно ограничены, и чем короче будет срок этого ограничения, тем менее инвазивно такое вмешательство. В этом и состояла концепция УПК 2012 года: до уведомления о подозрении никаких сроков существовать не может, ведь вмешательство в права и свободы человека не происходит. После уведомления о подозрении ограничения имеют место, поэтому и время для пребывания в таком статусе лимитировано.
Общеуголовные преступления обычно меньше обсуждают в обществе, но можно вспомнить топ-коррупционные дела НАБУ/САП, чаще всего сложные, многоэпизодические, с активной позицией защиты и т.п. Сроки досудебного расследования для таких производств слишком маленькие: например, только раскрытие банковской тайны продолжается восемь-десять месяцев с дальнейшим проведением длительной экспертизы, требующей продления таких сроков. Регулярные походы к следственному судье с обоснованием необходимости продления сроков лишь отнимает рабочее время у детектива и прокурора. К тому же активные адвокаты, которые в случае успешного обжалования постановления прокурора об остановке досудебного расследования почти всегда вызывают ситуацию с окончанием сроков досудебного расследования, прекращенного вследствие остановки уголовного производства.
Какие аргументы в таком случае должны быть в ходатайстве о продлении этих сроков? Вопрос открытый. Наглядно эти проблемы можно было увидеть в 2022 году — первая инстанция ВАКС закрыла три уголовных производства с вероятными многомиллионными убытками для государства, которые годами расследовало НАБУ при процессуальном руководстве САП. Речь идет о делах «Укрзалізниці», «братьев Дубневичей» и «Ощадбанка», также в этой категории рискует оказаться «дело Коломойского». Основание во всех случаях одинаковое — окончание срока расследования.
На самом деле замысел реальных авторов «поправок» (конечно, идея возникла не в голове у Андрея Лозового, ведь проект закона №6220 с идентичным содержанием в то время лежал в парламенте) состоял в «защите бизнеса» от незаконного давления со стороны правоохранителей. И такое решение действительно могло бы помочь, если бы правоохранители не начали просто открывать «фактовые» производства по похожим фабулам или и в дальнейшем получать определения суда на проведение обысков в других производствах или «легализовать» их в порядке статьи 233 УПК Украины. В итоге количество жалоб на незаконные действия в отношении бизнеса только увеличивается, а профильный орган — Бюро экономической безопасности — вероятнее всего, будет «перезагружен» после принятия соответствующих изменений в законодательство, ведь Комитет по вопросам финансов, налоговой и таможенной политики уже признал его работу неудовлетворительной.
То есть проблема не в процессе, а в следственных судьях, позволяющих вмешиваться в работу бизнеса, а также в профильных органах правопорядка, которые вместо применения аналитических подходов максимально парализуют деятельность предприятия при малейших предполагаемых нарушениях. С другой стороны, эти изменения разбалансировали уголовный процесс и оказались вредными для общеуголовных, топ-коррупционных и, на самом деле, всех преступлений, которые расследуются более полутора лет.
Даже больше, законодатель в 2019 году законом № 187-ІХ позволил не закрывать уголовные производства, в которых не установлено лицо, совершившее уголовное правонарушение, в случае окончания сроков давности привлечения к уголовной ответственности для преступлений против жизни и здоровья (пункт 3-1 части 1 статьи 284 УПК Украины) для выполнения положительных обязанностей государства по их расследованию, на что неоднократно указывал ЕСПЧ. Следовательно, мы якобы за эффективное расследование, и даже с выходом за рамки сроков давности, но вместе с тем каждые 18 месяцев следователь должен ходить в суд с продлением и сталкиваться с риском отказа...
В то же время для международных преступлений (прежде всего военных) «поправки Лозового» в части сроков расследования Верховная Рада отменила месяц назад, осознав, что вскоре более 100 тысяч уголовных производств окажутся под угрозой закрытия с учетом вероятности непродления сроков следственным судьей или по причинам неподачи такого ходатайства. Ведь вопрос восстановления справедливости для жертв военных преступлений — это в первую очередь вопрос международного правопорядка и способности Украины и ее партнеров восстановить справедливость в нем. Это хорошо понимают наши политики. А вот что касается топ-коррупционных дел или тяжких и особо тяжких общеуголовных преступлений, — к сожалению, нет.
Что предлагает законопроект?
В проекте закона №10100 предложены следующие шаги для обеспечения эффективности ведения уголовного производства и привлечения к ответственности за коррупционные преступления:
1) отмена сроков досудебного расследования до уведомления лица о подозрении и изменение порядка продления срока досудебного расследования после уведомления лица о подозрении (устраняется судебный контроль в пользу прокурора соответствующего уровня, включая руководителя САП);
2) отмена сроков давности за тяжкие и особо тяжкие коррупционные преступления, совершенные в период военного положения, и приостановление течения сроков давности для тяжких и особо тяжких преступлений на период военного положения;
3) другие положения о предотвращении злоупотребления процессуальными правами (ограничение количества защитников, которые могут одновременно принимать участие в заседании, и последствия неявки всех защитников в него), обусловлены пунктом 3.3.4 Государственной антикоррупционной программы (не рассматривается в этой статье).
Какие места в законопроекте являются дискуссионными?
Относительно отмены действующей системы исчисления сроков досудебного расследования и возврат к системе, существовавшей в 2012–2018 годах: как уже отмечалось выше, сама идея давно назрела и должна быть воплощена. Действующая система разбалансировала уголовный процесс и вредит интересам прежде всего потерпевших от уголовных правонарушений, которые не могут быть уверены в восстановлении справедливости путем привлечения к ответственности их обидчиков из-за сложных процессуальных правил, противоречащих здравому смыслу.
Единственным дискуссионным моментом является полный отказ от продления процессуальных сроков после уведомления лица о подозрении следственным судьей и возврат к модели, где этот вопрос является исключительной компетенцией руководителей прокуратуры соответствующего уровня. Если у меня лично нет вопросов к руководителю САП или руководителям прокуратуры в Офисе генерального прокурора (с учетом их публичности), то вопрос продления сроков руководителями низшего уровня может содержать риски злоупотребления на местах. В то же время проблема заключается в мотивированности потенциального отказа в продлении сроков, что решается путем контроля со стороны высшего прокурора и дисциплинарными механизмами. Если каждый раз менять УПК Украины с учетом «потенциальных злоупотреблений», то об одном из ключевых признаков нормативности права — системности — можно забыть.
Что касается отмены/остановки сроков давности привлечения к уголовной ответственности — это вопрос материального права, поэтому я не претендую здесь на профессиональную оценку. Для меня как процессуалиста вопрос сроков давности является вопросом процессуальной экономии (экономии уголовной репрессии, если говорить в терминах принципов уголовного права). Более того, в ситуации с действующим ограничением процессуальными сроками в «фактовых» производствах сроков давности я усматриваю коллизию между этими нормами, которую можно было бы решить в пользу уголовного закона.
Следовательно, если государство постепенно создало уголовную политику, в которой вопрос борьбы с коррупцией является едва ли не самым первым, не удивительно, что оно готово тратить ресурсы на постоянно открытые производства в этой категории преступлений. Если отсутствие сроков давности привлечения к ответственности за преступления против основ национальной безопасности, тяжелые истязания и международные преступления (часть 5 статьи 49 УК Украины) объясняется тем, что эти производства могут расследоваться десятилетиями с учетом их специфики, то здесь имеем реализацию на практике принципа нулевой толерантности к коррупции — сроков давности для таких преступлений нет и не мне решать, правильно это или нет. Вместе с тем с технической стороны упоминание о «в период действия военного положения» выглядит странно, ведь принцип ретроактивности уголовного закона, смягчающего ответственность, никто не отменял.
…Жаль, что, несмотря на регулярную критику со стороны специалистов, только сейчас, когда борьба с коррупцией в Украине стала частью международной политики и Украина активнее стала считаться с рекомендациями ЕС и США, этот вопрос остро встал в депутатском сообществе. Даже «слуги народа», еще на выборах обещавшие «отменить поправки Лозового», готовы завершить начатое и выполнить свои обещания. Но на этот шаг понадобилось больше пяти лет и законодательная инициатива вызвана не просто рекомендациями международных партнеров Украины, а реальными негативными последствиями «поправок Лозового», количество которых постоянно увеличивается с течением времени.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google