Меньшее из зол

На протяжении последних трех с половиной лет мы проявляем стойкость. Нам, можно сказать, не оставили выбора — или выстоять, или исчезнуть с лица земли. А за этим как раз и стоит выбор — личный выбор каждого из нас — кем и каким быть в этой войне. Но вопрос о возможных мирных переговорах размывает эту предельную ясность. Просто давать отпор — этого уже недостаточно. Пришло время думать о том, что дальше.

Выбор для нас еще никогда не выглядел так скверно — куда ни кинь, мы выбираем из множества зол, настолько разных, что их трудно сравнить, чтобы выбрать меньшее. Настаивать на переговорах или отбросить любой компромисс на дальних подходах? Где провести красные линии? Воевать до победного — но как выглядит «победный»? И когда, и какой ценой? Путин хочет весь Донбасс — но мы ему не отдадим. Или отдадим? Или он сам его рано или поздно возьмет — тогда уже можно переговоры начинать? Или еще нет, мы ведь и назад все отбить сможем. Сможем ведь?

За более чем тридцать лет независимости мы не научились толком выбирать. В том числе последние годы — которые стали для нас общим вызовом и общим делом — не стали для нас школой общего выбора. Личный выбор — вот то, что мы умеем. Именно благодаря ему, личному выбору каждого украинца, мы выдержали первый, самый трудный удар полномасштабного вторжения.

ВАС ЗАИНТЕРЕСУЕТ

Силы обороны вернули контроль над селом на границе Донецкой и Днепропетровской областей — ОСУВ "Днепр"

Но мы по-прежнему довольно плохо умеем делать выбор как народ — для всей страны. Выделять более важное и жертвовать менее важным. При необходимости — снять белое пальто и выбирать из двух зол. Научиться наконец сколько-нибудь четко определять цену и понимать, за что платишь.

До сих пор, делая свой политический выбор, мы редко думали о его истинной цене. Как и о его истинной ценности. Именно поэтому к своему политическому выбору мы относились довольно спокойно — он казался нам «бесплатным». До тех пор, пока не приходило время идти «в кассу» и платить уже по гамбургскому счету — жизнями своих людей.

Теперь ценники развешаны по всем пабликам и не сходят с эфиров: «сдача территорий», «победа» или «зрада» (она же — «компромисс», более или менее «позорный»). Наша незламність. И справедливость. И главное — кровь: за что хлопцы умирают? За три с половиной года полномасштабной войны мы окружили себя словами, которые помогают нам выстоять. Мы маркируем реальность, которая разваливается — и физически, и символически, — чтобы выжить и сделать свой следующий шаг сколь-нибудь логичным. Мы знаем, кто — герои, а кто — трусы. Мы представляем себе победу, как конец мирового Зла, воплощенного в Кремле и в России в целом. Наша победа — это справедливость, а справедливость — наказание за преступление. И наша незламність — в том, что мы готовы воевать/нести тяготы войны до того момента, пока эта справедливость не восторжествует.

У такого рода незламності есть выразительный терапевтический эффект. Она помогает выстоять. Но она не помогает сделать взвешенный выбор. Как, кстати, и ее противоположность, не менее популярное «всепропальство».

Но через три с половиной года полномасштабной войны, по-прежнему незламні (но уже сильно уставшие), мы больше времени и сил уделяем терапии, чем планам: у нас по-прежнему нет представления о том, как может выглядеть победа или поражение в нашей конкретной ситуации. Водрузить желто-блакитный стяг над развалинами Кремля — это еще одна терапевтическая фантазия, причем вскормленная советским синематографом. Но ничего другого у нас по-прежнему нет.

Война не располагает к разговорам о будущем — мы смотрим больше на сводки с фронта, в новостную ленту, и сверяемся с нашими условными «ценниками», а не с перспективой. Сколько метров за ночь «отжали», сколько вернули, сколько «отминусовали» противнику. Наши собственные потери по-прежнему засекречены. Это создает еще одну терапевтическую иллюзию — что с нашей стороны потерь нет. Пока не зайдешь на кладбище и не увидишь бесконечный ряд свежих могил, или на городской сайт какого-нибудь райцентра, который каждую неделю публикует три-четыре сообщения о прощании с героями. После чего ценник, на котором значится «сдача территорий», начинает выглядеть немного иначе.

ВАС ЗАИНТЕРЕСУЕТ

Сколько процентов украинцев верят в победу Украины в войне — результаты соцопроса

Кровь хлопцев — ultima ratio в любом споре о победе, поражении и условиях мира, особенно для тех, кто не хочет принимать никакие условия возможного перемирия: за что же хлопцы умирают? Отчего создается впечатление, что умирают они именно за территории — за километры квадратные?

Отчасти так оно и есть. Сдерживать наступление врага, защищать свою землю — это в том числе о географии. Но «война за территории» ставит нас перед довольно тошнотворным расчетом — жизнь человека/километр квадратный. Дело не только и не столько в дегуманизации — война сама по себе не располагает к гуманности. Но из-за того, что такая постановка вопроса легко превращает войну в схему Понци: мы «закопали» в эту территорию столько славных мужчин и женщин, и что же — зря? Довольно часто приходится слышать и читать подобные высказывания. Люди, которые их делают, как правило, сами не отдают себе отчета в том, что обесценивают и смерть этих людей, и жизнь тех, кто продолжает воевать, и сам их подвиг.

Вопрос о территориях, к сожалению, пока единственное условно рациональное — т. е. измеримое — представление о победе и поражении в этой войне. Сколько у нас условно «отожмут» — на столько мы и «проиграли». Проигрыш хочется сделать меньшим. И обмен «жизнь на километр квадратный» уже не выглядит таким уж неприемлемым.

Но победа и поражение далеко не всегда измеряются именно территориями. Даже когда речь идет о защите своей земли, о национально-освободительной войне. В мире вообще бывало не так уж много войн, которые заканчивались безоговорочной победой и, соответственно, безоговорочным поражением. Просто нам застят зрение две великие войны прошлого века, где грань между победой и поражением была проведена очень четко. Но даже в ХХ веке, через тридцать лет после войны, один советский поэт побывав в ФРГ, искренне недоумевал: так кто же победил в той войне?

ВАС ЗАИНТЕРЕСУЕТ

Между статьей 5 и «дикобразом»: Запад ищет «гарантии» безопасности для Украины

Победа и поражение — не одномоментные события. Они имеют долгий шлейф, который в конечном итоге определяет настоящего победителя «в общем зачете». Это, к сожалению, хорошо понимают наши враги. В недавнем выступлении глава МИД РФ Лавров заявил, например, что Россия вовсе не за территории воюет. Они бы, может, вообще нам их все вернули. Им важно только, чтобы эти территории были «денацифицированы». И в таком — денацифицированном — виде они вполне могут быть «украинскими». Для РФ это было бы даже лучше: союз России, Украины и Беларуси. Они бы, может, и население этих территорий могли бы обратно привезти (за исключением детей, возможно, дети им самим пригодятся). То есть ту часть украинских граждан-избирателей, которая всегда голосовала за «русский мир». После неудачи блиц-крига, Кремль включил «план Б». И продумал этот план на годы вперед — до победы. Не той, которую показывают в кино — с флагом над Рейхстагом. А той, которая через 10 лет, и уже неважно, под каким флагом.

А какой план победы есть у нас, кроме «не сдавать территории»? Да, война обрезает нашу способность планировать больше чем на пару недель вперед. Но можно начать хотя бы с того, что переписать ценники — на основании сколь-нибудь рационального расчета, который включает будущее время. Как бы трудно ни было, чтобы победить — надо планировать.

Рациональный расчет во время войны — это болезненный выбор точки, за которую заходить никак нельзя. И она не географическая. Во всяком случае она не исчерпывается географией. Это расчет ресурсов, который мы еще можем потратить. Или уже не можем, потому что не из чего будет восстанавливаться — отстраиваться, выздоравливать, воспроизводиться. Без этого ресурса мы и правда превратимся просто в территорию — как это уже неоднократно случалось в украинской истории. Для того чтобы восстанавливать экономику, заводить семьи, наполнять бюджет налогами, нужны живые люди — те самые хлопцы, которыми мы сейчас расплачиваемся за каждый квадратный метр территории. При правильном использовании человеческих ресурсов территории можно вернуть. Даже в таком дегуманизированном расчете люди все равно остаются первичными — без них территории просто не нужны. Чтобы «все было Украина», должны быть украинцы. А не «денацифицированное» население, которое нам охотно «подбросят» на сохраненные огромной ценой территории.

Лавров пригрозил, что война возобновится, если Украина не защитит права "русского меньшинства"

Нынешняя война, увы, вовсе не вакцина от «русского мира», как нам может казаться сейчас. Пример Грузии должен постоянно стоять перед нашими глазами рядом с примерами Финляндии или Хорватии. После войны светлое мирное будущее не наступит за двадцать четыре часа. Когда люди наконец выспятся, им захочется есть. Возрождение и восстановление не будет легкой прогулкой. И нам уже сейчас нужно представлять себе реалистичный маршрут, по которому мы сможем пройти и который не приведет нас в ближайшие 10 лет назад в объятия «старшего брата» — омерзительного, но достаточно богатого, чтобы заплатить за отопление.

Вот тогда наступит время задать этот самый проклятый вопрос нашей войны: за что хлопцы жизнь отдали? На что ушла эта самая драгоценная инвестиция? Где их победа? Она будет зависеть от тех, кто остался. Кто распоряжается этим национальным капиталом. От украинцев, которых нам нужно сохранить. От флага, который должен иметь значение.