Живительная сила традиции

Зацепкой к разговору о роли и месте традиции в нашей жизни послужила небольшая заметка в местной прессе о возрождении одной из самых устойчивых и знаковых традиций советского бытия — коммунистических субботниках. Тех самых, с которыми росли и зрели поколения. Однако, разделяя умилительный тон статьи по поводу пробуждения «здорового» энтузиазма людей, облагородивших привычный ландшафт своего места обитания бескорыстным трудом, все же нельзя безоговорочно согласиться с ее однозначным и кратким названием: «Назад к традициям!». Ну хотя бы по той причине, что всякое движение «назад», включая и воскрешение «хорошо забытого старого», отдавая явным привкусом регресса, едва ли как-то согласуется с диалектикой обновления и движения.

То, что традиция — это несущая конструкция любого социального организма по всей его вертикали (от общенационального к территориальному, локальному и, наконец, семейно-родовому — трюизм), так же банально и ясно, как и то, что земля круглая. Однако, являясь прописной истиной по названию и форме, традиция имеет далеко не «прописное» или третьестепенное значение по своей смысловой содержательности и сути, являясь одновременно и связующей нитью времен, и устойчиво подвижным ядром генетически унаследованного культурного кода, вкрапленного в многоэтажную конструкцию социума и питающего его своими живительными соками исторической памяти.

Позволю себе коснуться лишь самого нижнего, но такого архиважного для всех нас яруса микросоциума, как отдельная профколлективная или фамильная ячейка, составляющая основу всего целостного общественного конструкта. Здесь, как нельзя кстати, один свежий пример из жизни микропрофколлектива, красноречиво иллюстрирующий своеобразие подхода к этому «новому—старому».

Вступив в должность, новая завкафедрой в благом порыве свежей струи перемен предложила нам, своим коллегам, поддержать ее идею о возврате старой, ныне порядком подзабытой традиции внесения благодарственных записей в трудовую книгу. Как по мне, идея стоящая и не лишена к тому же побудительного контекста. Ибо что еще, как не похвала-поощрение может вызвать приток самых позитивных эмоций? Казалось бы, все руки «за», ан нет! Волна неодобрительного скепсиса, прокатившись по рядам, подточила на корню здоровую инициативу. С чем «народ» ну, никак не мог согласиться, так это с добровольным «откатом» в СССР», в то прошлое, которое так бесславно ушло. А вместе с ним, по неумолимой логике наших «прогрессивистов», и все, что с ним было связано, — отвергнуть и забыть...

Но, устремляясь в будущее налегке, не обрекаем ли мы себя изначально на «путь в никуда», когда истощенные жаждой и голодом будем вынуждены свернуть с полдороги?

Я обеими руками «за» здоровый консерватизм, без горечи догматического привкуса, который при всех инновациях—импровизациях был и остается незыблемой основой нашего бытия и сознания. Я всецело «за» ту живую и живительную традицию, которая при всех буреломных сломах-разломах является спасительной гаванью для потерявшего в потемках мироздания курс корабля. Традицию, которая всегда была и пребудет одним из китов «устойчивого развития» — семьи, личности и общества, неким связующе-опознавательным «паролем», перекрестком времен и поколений.

Возвращение и пестование традиций — дело даже не наших собственных прихотей-пожеланий. Это ни много, ни мало — веление самого времени.

В связи с этим вспоминается один красноречивый эпизод. Во время интервью на финальном отборочном туре кандидатов программы Фулбрайт я чуть было не «срезалась» на таком «пустяковом» вопросе, который был напрямую связан с тем, что я могла бы рассказать американцам о наших украинских обычаях и традициях. «Спасли» меня, что называется, два безнадежно-устаревших «кита» нашей ментальности — извечное украинское хлебосольство и «невмирущий» ритуал фамильно-семейных торжеств, на котором я хотела было уже поставить точку, как из тумана памяти вдруг, откуда ни возьмись, выплыл третий, главный спасительный «кит» — возродившееся казачество!

На большее меня не хватило. И дело здесь вовсе не в провалах памяти, а в изрядно иссякшем роднике народной памяти, насильственно пропущенной через адово решето «селекционного отбора». И вот получили то, что имеем. Нечто вроде абстрактно усеченной формулы, такой, как, например, russian tradition, которая, стойко закрепившись в сознании иностранцев (особенно тех, что вкусили несладко-«горького» опыта непомерного принятия «на грудь»), стала чем-то вроде сигнального позывного нашей общей славянской традиции.

А с «возрождающимся» казачеством и того хуже. Работая как-то с заезжими американцами, мне посчастливилось быть приглашенной вместе с ними на сакрально-ритуальную сходку-слет местного казачества, обставленную по всем законам жанра — с помпезной пышностью всего церемониального торжества и полным набором культовой атрибутики.

Но если первая, официально-торжественная, часть проходила действительно в сугубо национальном, украинском ключе — с хоровым речетативом-распевом и коленопреклоненным принятием клятвы — присяги под стягом, то во второй, развлекательно-концертной, программе, так сказать, «на десерт» наши менеджеры «от культуры» явно дали маху. Ибо чисто национального, украинского в пестрой палитре танцевально-песенной феерии юных артистов было ровно столько, сколько «их», американского, в традиционных блюдах нашей национальной кухни...

Сидевшие рядом со мной американцы разве что не пощипывали себя за руку, дабы убедиться, что они не дома, а на весьма приличном расстоянии от него. Если такой упрощенно-развлекательный «микс» в какой-то мере и содействовал «укреплению дружбы между народами», то вряд ли он сыграл на руку нашему национальному имиджу. Или приоткрыл завесу над тайной славянской украинской души. Той, которая отлилась в проникновенно певучем мелосе народной песни и зажигательном своей искрометностью танце.

Ведь нельзя же на самом деле принять как должное, порой, грубое, нарочито-примитивное «снижение» образа, сведение самобытности истового «нащадка козацького роду» к скоморошному, трафаретно-шаблонному типажу «шароварного» украинца с неизменной «деликатесной» атрибутикой — шматком сала...

То, что традиция — это концентрированное выражение «души и чаяний» народа — аксиома, не требующая доказательств. В ней, как в капле воды, отражены и общность, и отличия народов, этносов, людей. Чтобы увидеть, например, насколько мы разнимся от тех же англичан, достаточно лишь взглянуть на внешние абрисы традиций. Скажем, таких невинно-детских «шалостей», как увлечение-хобби.

С одной стороны, это незлобиво-миролюбивая рыбная ловля англичан, преследующая «их» чисто спортивный, отнюдь не наш с вами гастрономический интерес, когда попавшаяся на удочку рыбка тотчас же фиксируется фото-видеосъемкой на память как трофей, как знак достоинства и чести рыболова-любителя. Который, однако, не успев как следует полюбоваться-порадоваться улову, тут же расстается с рыбкой, отпуская ее на «вольные хлеба» к своим водоплавающим сородичам.

С другой — «наши» неприкрыто натуралистические cцены, рисующие со смаком «особенности национальной охоты», с широкоформатным обнажением хищного оскала вырвавшегося «из джинна» первобытного животного инстинкта — безудержно азартной, жестокой травли и «адреналиновой» погони-добычи обложенного со всех сторон невинного обитателя лесов.

Эти кадры отечественного блокбастера, если и могут восприниматься адекватно, как «норма», то только в отрыве от «мирового» контекста.

Но зачем далеко ходить, если «внутри одной нашей славянской, украинской нации амплитуда колебаний и «разночтение» некоторых местных обычаев-нравов порой так зашкаливает, что опять-таки натыкаешься на больную тему, ставшую козырной картой в «их» политической игре Восток—Запад. Но, заметим, на сей раз не в спекулятивно-предвзятом и совсем не в тенденциозно-заполитизированном ее «прочтении». Очищенная от идеологической накипи, эта тема противостояния на примере одних лишь традиций актуализирует то очевидное и общее, что в равной мере присуще как далекому американскому Северо-Югу, так и «рiдному» нашему Лево-Правобережью, а именно — единство многообразия. Нации, этноса, народа, спаянного воедино духом сопричастности к тому неразрывному общему, которое объединяет и роднит его, несмотря на все «но!», на все географические широты и исторические перекосы.

В глубинке Ривненской области, оказывается, не только не угасла, но укрепляется и живет замечательная, исконно народная традиция новогодних празднований — да так «аппетитно» и раздольно, как это было и издревле повелось. С веселыми гуляниями и Святками, песнопениями и колядками, и непременным хождением в «народ» разряженных артистов-волонтеров. Тех, у кого еще не угас дух! Об этом, как о некой диковинной экзотике для моего непривычного восточного слуха, мне, залетевшей по случаю в их благодатный край, посчастливилось услышать от самих этих реликтовых людей, энтузиастов-исполнителей сего красочного, карнавального перфоманса.

Неизбывная сила традиции (в любом ее виде и вариации) в том, что это всегда коллективное действо, некий стоп-кадр, замедляющий наш безостановочный бег по кругу и возвращающий нас к первоосновам бытия — встречам, общению, торжеству и событию! И главное — единению! Чтобы почувствовать и осознать себя соплеменниками одной уникальной национальной общности на Земле, с одной мелодикой души, с общей почвой и судьбой...