«ЖЕЛЕЗНАЯ МАСКА» ИЗ РОДА МАЗЕП-КАЛЕДИНСКИХ

История человеческой цивилизации очень богата примерами стремительного падения с наивысших высот власти и славы в пропасть бессилия и забвения. Даже представители аристократических семей, само происхождение которых, казалось бы должно было гарантировать им вечную власть, богатство и почет окружающих, по злой иронии судьбы часто завершали свой земной путь в полном забвении, среди холодных камней каземата или в дремучих лесах ссылки.

Так сложилось, что это выпало на долю и представителя известной украинской семьи Мазеп-Калединских, племянника гетмана Ивана Мазепы Андрея Войнаровского. Того Войнаровского, которого всесильный дядя готовил к высочайшей миссии — впервые в украинской истории без каких-либо гетманских выборов унаследовать от него власть, основав тем самым новую правящую династию в Европе.

Готовя Андрея к этой ответственной задаче, Иван Степанович прежде всего обеспечил ему получение блестящего европейского образования, сначала в Киево-Могилянской академии, а затем в лучших немецких университетах. Опытные воспитатели привили юноше изысканные манеры и придали аристократический лоск. Чтобы Войнаровского поддерживали российские придворные круги, пронырливый дядя пытался даже посватать за своего племянника сестру царского фаворита Александра Меншикова. Именно ту, которую «светлейший князь» собирался выдать замуж не за кого-нибудь, а за Петра I! Видимо, поэтому Меншиков и не торопился породниться с украинским гетманом.

Очевидно, Андрея не очень огорчил отказ князя. Ведь привыкшего к европейским манерам молодого шляхтича больше привлекали женщины, подобные той, которую он, путешествуя по Европе, встретил в Дрездене, при дворе саксонского курфюрста Фридриха Августа. Это была графиня Аврора Кенигсмарк — великосветская красавица, которая к тому же владела почти всеми европейскими языками, имела замечательную библиотеку, писала стихи по-французски, хорошо рисовала, разбиралась в музыке и даже была автором одной, по откликам музыкантов, довольно неплохой оперы. Раньше Аврора была в довольно близких отношениях с правителем Саксонии Фридрихом Августом и даже родила ему сына. В начале 1700 года, по свидетельству шведского посла при дрезденском дворе, между ней и юным украинским аристократом возникла любовная связь, получившая через некоторое время довольно неожиданное и трагическое продолжение...

Осенью 1708 г. Европу всколыхнуло известие о том, что украинский гетман оставил лагерь царя Петра І и перешел на сторону его врага, шведского короля Карла XII. Очень любопытным для нас является тот факт, что английский посол в Москве Чарльз Витворт докладывал в Лондон следующее: «Здесь все считают, что главным советчиком и помощником гетмана был его племянник Войнаровский, человек молодой, но образованный и способный». Если английский посол и преувеличивал немного роль Войнаровского в тех событиях, то по крайней мере фактом является то, что именно гетманский племянник был одним из тех немногих казачьих старшин, которых Мазепа посвятил в свой тайный замысел. На Войнаровского была возложена важная задача контроля над перемещением неподалеку от украинских границ российских войск во главе с князем Меншиковым. Именно его сообщение о намерениях любимого царского генерала идти на гетманскую столицу Батурин, заставило Ивана Степановича «сорваться как вихрь» и направить свои полки на соединение со шведским королем.

После этого Андрей Войнаровский исполняет обязанности связника между гетманом и королем, принимает участие в боях под Веприком и Гадячем, где за проявленную отвагу заслужил от Карла XII одобрительную оценку. После поражения шведского короля под Полтавой летом 1709 г. Войнаровский сопровождает дядю в эмиграцию. И именно ему выпадает скорбная миссия закрыть глаза Ивану Мазепе в смертный час.

На гетманских выборах 1710 г. кандидатура Войнаровского называется в числе вероятных претендентов на гетманство. Но молодой шляхтич претензии на наследство своего выдающегося дяди ограничил только имущественными запросами, а от булавы отказался добровольно. Там же, в Бендерах, Андрей женился на вдове Анне из известного казачье-старшинского рода Левобережной Украины Мировичей.

В следующие годы Войнаровский как зажиточный и влиятельный политэмигрант много путешествует по Европе, торя дорогу между Адрианополем и Вроцлавом, Стамбулом и Бендерами, Веной и Стокгольмом. При монарших дворах Европы украинский аристократ проводит антироссийскую пропаганду, ищет союзников для борьбы за освобождение Украины и в то же время общается с изысканным аристократическим обществом. Личные знакомства Войнаровского распространяются едва ли не на все европейские дворы, а среди его должников значится довольно много известных и весьма влиятельных государственных деятелей, политиков и дипломатов, в том числе и сам король Швеции Карл XII.

В середине лета 1716 г. Войнаровский, оставив семью во Вроцлаве, прибыл в тогдашний европейский «Вавилон» — ганзейский город Гамбург, где за годы продолжительной Северной войны густо перемешались разные языки и культуры, политические предпочтения и вероисповедания. Что привело сюда украинского аристократа — неизвестно, но именно тогда в нейтральном Гамбурге находилась бывшая пассия Войнаровского — графиня Аврора Кенигсмарк, и их встреча вряд ли была случайной.

К тому времени бывшая фаворитка Августа Саксонского после безуспешных попыток примирить последнего с Карлом XII и лишения шведским монархом короны ее бывшего любовника поселилась в «свободном городе» Гамбурге и открыла здесь модный салон. Самое аристократическое общество Европы того времени считало честью побывать в салоне изысканной графини Кенигсмарк. Не мог себе в этом отказать и Андрей Войнаровский. Уже первая встреча давних знакомых пробудила в них казалось бы давно забытые чувства, и по городу поползли откровенные слухи о начале бурного романа бывшей королевской фаворитки и известного политического эмигранта из Украины.

Правда, не только амурные дела привлекали Войнаровского к салону графини. Здесь он близко подружился с английским дипломатом Матесоном. А тогда именно Британия была едва ли не больше всех европейских стран встревожена продвижением России на Запад. Из донесения Матесона становится ясно, что украинец активно поддерживал опасения английского правящего кабинета по поводу экспансии Петра І в Северной Европе. Он также настойчиво убеждал дипломата в необходимости поддержки его правительством «казачьей нации, нынче уничтоженной в своих правах и вольностях. Англия знает, какое это страдание для всей нации быть в неволе, тем более что казачья нация является нацией свободолюбивой».

Свою антироссийскую кампанию Войнаровский проводил именно тогда, когда в британском парламенте остро дебатировался вопрос выбора тональности в отношениях с Россией, а английская эскадра адмирала Нориса вошла в Балтийское море. В этих условиях сближение украинской политической эмиграции с Лондоном очень раздражало Петра І. Чтобы не допустить повторения политической осени 1708 г., когда украинские сепаратисты сумели найти себе союзников в борьбе с Россией, царедворцы решают захватить Войнаровского силой, воспользовавшись тем, что Гамбург в военном отношении был слишком слаб, чтобы противостоять этому. Наконец, воюя со шведами и их польскими союзниками, российская армия дошла до Мекленбурга, совсем рядом с Гамбургом.

Чтобы взять племянника Мазепы в плен, россияне решили использовать свою платную агентуру под командой местного немца Фридриха Биттигера, которому пообещали, в случае успешного проведения операции, кроме обычного содержания пожизненно выплачивать дополнительно еще пятьсот рублей. Ободренный щедростью царя, Биттигер подкупил горничную Войнаровского, нанял целый штат шпионов, которые днем и ночью следили за перемещениями украинца. Вообще же шпионская деятельность Биттигера, направленная на подготовку похищения Войнаровского, обошлась царской казне почти в тысячу дукатов. Как для тех времен — очень крупная сумма!

И все же задуманная Петром I игра была для него слишком важной, чтобы полагаться лишь на ловкость немцев. Именно поэтому в Гамбург была откомандирована группа царских офицеров во главе с доверенным лицом монарха гвардейцем Александром Румянцевым. Тем Румянцевым, которому через несколько лет выпадет довольно неблагодарная, с нравственной стороны, задача: похищение из Вены и препровождение в каземат Петропавловской крепости Алексея Петровича, сына царя, а еще спустя некоторое время — заключение под стражу почти всего корпуса высшей украинской старшины.

Но все эти «геройства» А.Румянцева были еще впереди. Теперь же, 11 октября 1716 г., как только Андрей Войнаровский после обеда у графини Кенигсмарк вышел из ее дома и направился к своей карете, его схватили люди Румянцева. В карете с закрытыми окнами арестанта немедленно отправили в российское дипломатическое представительство в Гамбурге.

Уже на следующий день известие о трагической судьбе украинского политэмигранта живо обсуждала общественность города. В тот же день, 12 октября, о досадном инциденте в этом ганзейском городе доложили своим правительствам дипломатические представители Швеции, Франции, Испании, Англии и Голландии. А 17 октября о грубом акте российской власти писали почти все ведущие тогдашние европейские газеты: испанская Gaceta de Madrid, французская Gazette de France, голландские Gazette de Leyde и Hollanstke Mercurius, английская The Moderator Intelligencer. Ведущий европейский журнал La Clef du Cabinet, который, по утверждению Вольтера, с одинаковым интересом читали и в Вене, и в Мадриде, и в Лондоне, и в Париже, в посвященном аресту А.Войнаровского материале с грустью констатировал: «Испокон веков Гамбург был свободным городом... Теперь его вольностям пришел конец».

Немедленно отреагировала на этот насильственный акт и европейская дипломатия. Естественно, что самое резкое заявление прозвучало из Стокгольма, ведь украинский шляхтич не только был лично знаком с Карлом XII, но и в чине полковника гвардии находился на службе у шведского короля. Французская дипломатия делала упор на том, что «между Францией и царем нет войны, а поэтому мнение Его Христианского Величества как мнение нейтральное надобно особенно принять во внимание». Дипломатия же австрийская обращала внимание на нормы международного права и предостерегала по поводу недопустимости применения российской властью каких-либо насильственных действий по отношению к Войнаровскому. Наконец, австрийский цесарь как номинальный властитель всех немецких земель обратился с официальной нотой протеста и к властным институтам Гамбурга.

Более месяца продолжалась эта война дипломатических демаршей. Создавалось впечатление, что нервы Петра I не выдержат и он или прикажет освободить племянника своего личного врага гетмана И.Мазепы, или же направит в Гамбург драгунские полки фельдмаршала Б.Шереметева, которые все это время были в полной боевой готовности и в любой момент могли быстрым маршем достигнуть одного из центров тогдашней европейской демократии и навсегда «разрешить» эту запутанную международно-правовую коллизию. Однако, как вскоре выяснилось, нервы у российского монарха были крепкими, а, кроме того, окружение царя нашло еще один вариант разрешения проблемы...

Беременная царица Екатерина, которая сопровождала Петра І в походе и вот-вот должна была родить, прислала в Гамбург свою гофмейстершу. Официальной задачей придворной дамы был поиск помещения для принятия родов у Екатерины. Но свое пребывание в Гамбурге она использовала прежде всего для того, чтобы по приказу царицы встретиться с Авророй Кенигсмарк. Во время встречи она убеждала графиню в наличии доброй воли по отношению к Андрею Войнаровскому как у Екатерины, так и у Петра І. Царица передала подруге Войнаровского заверения в том, что если последний добровольно предстанет пред очи царя, тот его не только не подвергнет наказанию, но и позволит свободно поселиться в любом уголке Европы.

Утром 5 декабря 1716 г. обитатели Гамбурга с удивлением узнали о том, что украинец попросил магистрат свободного немецкого города выдать его российскому царю Петру І. Естественно, отцы города, которые все это время чувствовали себя как на бочке с порохом, с радостью выполнили просьбу Войнаровского. В тот же день, в четыре часа утра, украинского политэмигранта в закрытой карете под стражей российских драгун вывезли из Гамбурга на восток. Почти одновременно в свободный немецкий город прибыли венценосные супруги из России. На следующий день царь встретился с графиней Кенигсмарк и в очередной раз уверил ее в том, что Войнаровский в полной мере может рассчитывать на его благосклонное отношение. Однако, как известно, каждый вкладывает в это довольно неопределенное понятие «благосклонность» собственное содержание...

Для Андрея Войнаровского «благосклонность» царя вылилась в почти семилетнее пребывание в хмуром каземате Петропавловской крепости. После тюремного заключения, осенью 1723 г., был подписан указ о его освобождении из Петропавловки, но не на свободу, а — в... дремучие сибирские дебри.

Лишь до Тобольска украинца сопровождал его верный слуга Якубовский. До конечного пункта назначения, а им был определен далекий Якутск, Войнаровский, «угнетенный самым жутким несчастьем» (как отмечала по этому поводу его жена Анна Мирович-Войнаровская в письме к шведскому королю), поехал в сопровождении только своих конвоиров.

Здесь, в Якутске, заживо похороненный в дикой и безлюдной глуши Войнаровский промучился следующие двадцать лет своей жизни: без денег и друзей, великосветских развлечений и общества изысканных женщин, роскоши и уважения окружающих, без каких-либо перспектив вернуться «в свет». Именно здесь, очевидно, он и сумел окончательно постичь невероятную проникновенность и жестокую житейскую мудрость слов Данте Алигьери: «Нет большей боли, чем в дни печали вспоминать минуты счастья...».