«Я ХОТЕЛ БЫ СПАСТИ ВСЕХ»

Эта история может показаться полностью придуманной, плодом творческой фантазии. Однако главный ее герой Рабцевич Петр Рувинович, он же Рабинов Ерухим-Фишель Рувинович, сидит передо мной. На столике аккуратно разложены фотографии, самые разнообразные, вплоть до рабочих карточек, документы, подтверждающие каждый факт, каждое слово.

Война застала юного Ерухима-Фишеля в недавно ставшем советским Пинске1, где в то время проживала его семья — родители, братья, сестры. Старшего брата Леву призвали в первый день войны. Вскоре в Пинск пришли немцы. Расстрелы, акции начались с первых же дней.

9 августа за городом было расстреляно 10 тысяч мужчин. Среди них — первые жертвы в семье Рабиновых — младшие братья Ерухима-Фишеля Давид и Арон.

До войны 17-летний Ерухим-Фишель работал механиком связи на речном транспорте. И теперь прежний начальник, некий Малиновский, взял его на ту же работу. И еще трех евреев: Ботвинника, Эпштейна и Радкевича.

1 мая 1942 года всех евреев Пинска загнали в загороженное гетто. Условия жизни были там невыносимыми. Призрак смерти по-прежнему витал над всеми. Любой день мог стать последним.

Вспоминает Петр Рабцевич:

— В мае 1942 года на военно-транспортный узел города Пинска прибыл новый начальник Гюнтер Крулль. Малиновский послал меня перенести телефон с одного места на другое. Я в рабочей куртке — на груди и на спине желтые круги. На одном из них печать организации, в которой работал.

Захожу в комнату. Ничего хорошего я от нового начальника не ждал. И вдруг слышу: «Сними это! Сними сейчас же! Я не хочу видеть тебя униженным. Ты такой же человек, как я, как все».

Так мы и познакомились. Он начал меня расспрашивать о семье, с кем живу в гетто. Я рассказал, что там отец, мать, сестра, муж сестры работает на фанерной фабрике, жена брата с дочкой.

В другой раз (я уже знал, что Крулль сын берлинского врача, что брат у него тоже врач, теперь на фронте) он заговорил о том, что не разделяет политику нацизма. Рассказал, что в 1939 году помог двум своим товарищам, евреям, студентам, покинуть Германию. «И теперь, — продолжал он, — я хотел бы спасти всех, весь еврейский народ, однако не в состоянии это сделать. Но тебя я спасти попытаюсь».

Каждый день он находил какой-то повод, чтобы пригласить меня и пообщаться. Интересовался, кормят ли нас. Я сказал, что евреев в столовую не пускают, что мы получаем 50% заработка от того, что должны получать. Он нахмурился: «Постараюсь что-то сделать для вас». На следующий день приходит Малиновский и говорит: «Сегодня дали талоны и на вас». Потом, когда стали получать деньги, нам выписали 100% заработка.

Для моего спасения было решено, что я ночью не должен находиться в гетто. Крулль делает через комендатуру мне пропуск на ночную работу. Нашли повод: зарядка аккумуляторов. Днем я ходил в гетто, вечером шел на работу. Каждый день мы с сестрой прощались навеки. Это продолжалось дней десять. К родителям я заходил на работу. Мать вязала сети рыбакам, а отец столярничал. С ними тоже прощался.

Долго не решался прийти домой и сказать, что меня хотят спасти, а они погибнут. Однажды я собрался с духом. Навсегда запомнил мамины слова, ее благословение: «Когда человек тонет, он хватается за соломинку. Соломинка эта подплыла к тебе, хватайся за нее. Если ты выживешь, расскажешь, что с нами творили». Она собрала мне две пары белья, ложку, фотографии. И это все я спрятал на работе. У меня там был отдельный шкаф.

И вот 29 октября 1942 г. я проснулся: лай собак, выстрелы. Гетто было от моей работы не дальше, чем на 800 м. И я понял, что происходит.

Пришел на работу Крулль, сказал, чтобы я быстренько собрался. А было еще темно. От работы к нему два квартала. Он меня забрал к себе и сказал, чтобы я здесь тихонько находился. Своего денщика он накануне отправил в отпуск. Прожил я у него почти месяц. Он заботился обо мне, как о родном брате.

…29 ноября Крулль наконец получил письмо из Киева о том, что меня примут на работу. Тут я должен заметить: в план моего спасения были посвящены еще двое немцев — унтер-офицер Фриофф (он отлично говорил по-русски, знал, что я еврей) и зондерфюрер Штойбе, начальник связи.

Почему Киев? Наша военизированная организация «Второй полевой отдел водного транспорта» действовала и на территории Днепровского бассейна. Динстлейтер зондерфюрер — О Крулль своей властью мог меня послать работать в такие города, как Брест, Кобрин, Давид-городок, Туров. Но это очень маленькие населенные пункты, где полиция, как он не раз говорил мне, может сразу меня вычислить. В Киеве людей намного больше. Там легче затеряться.

Почему Крулль выбрал меня? Ведь он знал и других узников гетто. Могу только предположить. Первое — моя нееврейская внешность. Второе — я разговаривал на русском, еврейском, немецком языках без еврейского акцента. Он и это, очевидно, учел. Не исключено, какую-то роль сыграли и личные симпатии.

Как только пришло письмо из Киева, Крулль в тот же день выписал мне удостоверение личности на Петра Рабцевича, командировку, позвонил на вокзал — узнал, когда поезд. Сам отвез меня, посадил в вагон. И предупредил, чтобы ехал только в тех вагонах, где едут немцы, лучше всего там, где старшие офицеры.

Приехал в Брест, потом в Ковель. Дорога была разрушена партизанами. Так что в Киев я добрался к концу ноября. Без расспросов, по инструкции Крулля, нашел организацию. Она располагалась на площади Богдана Хмельницкого в здании, примыкающему к Софийскому собору. В 9 часов пришел Штойбе, забрал меня, отвез на Подол, на улицу — тогда она называлась Александровская, 36 — там было штатское отделение речного транспорта. Завертелось, закружилось — отдел кадров, биржа труда. Она находилась в здании, где сейчас художественный институт, на Воздвиженской. По-немецки я разговаривал нормально. И начальник приказал своим сотрудникам выдать мне рабочую карточку.

С этой карточкой я пошел на работу. Устроили меня в общежитии по адресу Верхний Вал, 70, или Хоревая, 57 — это один и тот же номер. Там сейчас находится Киевский речной порт.

Но у меня не было паспорта. Нужна была прописка. Крулль все предусмотрел и тут. В удостоверении, которое он мне выдал, значилось, что мой паспорт находится по месту работы. Его вызвали по телефону, спросили, почему он не дал мне паспорт на руки. Крулль сказал, что с такими документами, как у меня, я мог сбежать, поэтому он решил переслать паспорт почтой. Пакет, естественно, «затерялся». И я получил справку на работе, что мой паспорт потерян почтой. По этой справке в райраде мне выдали паспорт на фамилию Рабцевич — так было в документах, которые мне выдал Крулль. Спросили отчество, и я сказал — Романович. Почему? Мой отец Рувин, хотелось сохранить хотя бы первую букву. И так я стал жить спокойней.

— Сколько вы прожили в Киеве?

— Почти год. Считайте, с декабря по ноябрь 1943-го. Одиннадцать месяцев.

Больше всего я опасался заболеть. Боялся медосмотра. Мой «еврейский паспорт» всегда при мне. В комнате нас было четверо. В баню не ходил. Но раз в неделю, дабы не завшиветь, устраивал себе в душевой «холодную баню» — горячей воды не было. Мылся я всегда один.

Я жил среди людей, но как-то самоизолированно. Что еще мне помогло выжить? Крулль через унтер-офицера Фриоффа переслал мне ящик спичек. А за коробку спичек я мог получить полбуханки хлеба.

В Киеве с Круллем у меня была только одна встреча. Где-то в начале июля 1943 г. мы с ним виделись на площади около Софийского собора. Я стоял со стороны Михайловской улицы, а он — около собора. Смотрели друг на друга. У меня было большое желание подойти к нему, пожать руку. Но я удержался.

…С конца августа после поражения на Курской дуге немецкая армия начала отступать. На работе требовали, чтобы я эвакуировался со всеми. Я для виду согласился. Но тянул до последней минуты. После освобождения Киева я на второй же день пришел на свою прежнюю работу. В ноябре 43-го года это называлось Военно-восстановительное управление Днепровского пароходства. Тоже полувоенная организация. Заполнил анкету. Описал все, что мне пришлось пережить, — все, без утайки. Написал и о своем спасителе-немце.

…В речном транспорте своя речная прокуратура, свое МГБ, своя милиция. И тут мне повезло. Попал на умных людей. Меня выслушали, мне поверили и посоветовали фамилии не менять: «Оставайся Рабцевичем. А то кому-то померещится, что ты хочешь что-то скрыть, и затаскают…»

Я рвался на фронт. На работе у меня была бронь. А когда уже уломал военкома и получил повестку, заболел крупозным воспалением легких. Проболел весь январь месяц, а потом пришел в военкомат. Послали меня на медкомиссию. Я получил ограниченную годность к нестроевой службе. И это ограничение было снято только в 56-м году.

…Первые радости. Нашелся старший брат Лева. Он воевал на 2-м Белорусском фронте. Закончил войну в Порт-Артуре. Сестра Рива тоже прошла всю войну. Встретила победу в Берлине. От меня они узнали о гибели семьи. Вот тут наш семейный мартиролог. Погибли отец, мать, сестра Эстер, ее дочка Гитл, ее муж Авраам Варшавский. Погибли в 41-м году два младших брата — Давид и Арон, о чем я уже говорил. Погибла жена брата Хайя и дочка Дина. Это со стороны отца. А со стороны матери жертвами стали примерно около 50 человек в городе Драгичеве в 42-м году. И зная все это, я не переставал искать «своего» немца. Куда только ни обращался: в органы, в Красный Крест, в посольство ФРГ, в редакции газет. И, случалось, слышал в ответ: «Немцы не спасали евреев, а убивали». И брат Лев мне говорил: «Зачем это тебе? Ну, был один порядочный немец. Один — на миллионы убийц».

…В 96-м году узники варшавского гетто пригласили бывших узников-киевлян к себе в гости. Попал в это число и я.

Приехали в Варшаву. На вокзале нас встретили узники варшавского гетто и два немца из Кельна — супружеская пара Мюллеры, Маргрет и Вернер. Они сразу заинтересовались моей историей, все записали. И 14 ноября 1996 года Вернер мне позвонил из Кельна, сказал, что нашел семью моего спасителя. Самого Гюнтера уже не было в живых. По приглашению Круллей и Мюллеров (Мюллеры стали спонсорами нашей встречи) мы с женой поехали в Дюссельдорф. Очень тепло нас встречали Кристина Крулль — вдова Гюнтера, его дочь Янина со своим мужем. Она, кстати, замужем за американским евреем. Побывали мы на могиле Крулля.

Как сложилась его судьба после нашей последней встречи? В 1943 г. его из Пинска перевели в Чернобыль. Затем — Польша, юг Франции. Год находился в американском плену. Окончил университет, защитил докторскую диссертацию и стал крупным специалистом по моторостроению. Скончался в 1979 г. после третьего инфаркта.

История моего спасения была передана в Яд Вашем, и в январе 1999 г. я был приглашен в Германию израильским посольством на презентацию и вручение диплома Праведника мира Гюнтера Крулля его вдове. Было очень торжественно. В зале собралось человек двести. И тут случилось нечто такое, что, думается, запомнилось многим. В этот день диплом и медаль Праведника народов мира должны были вручить еще одной женщине, которая спасала евреев в Германии. Она болела, и на презентацию пришли две ее дочери, сын. В своем выступлении они сказали, что вызов в посольство был для них неожиданным: их мать своим детям никогда не рассказывала о том, что она спасала евреев. Почему? Не потому ли, что все еще живучи предрассудки, страхи, посеянные нацизмом? Даже в такой семье.

…Потом были поездки, встречи. В гимназиях ФРГ изучают историю иудаики в Германии, историю Катастрофы. Запомнились встречи в гимназиях Кельна. Доброжелательные лица. Пытливые глаза. Что-то в них было от Гюнтера Крулля. Ребята окружили меня. Благодарили за то, что не забыл своего спасителя. Говорили, что, бывая за границей, им порой стыдно назвать себя немцами.

Сейчас в третий раз еду в Германию. Не скрою, с большой радостью, с волнением. На презентацию книги «Aus dem Feuer gerissen» («Из огня вырванный»). Ее издателем, соавтором, составителем стал мой друг Вернер Мюллер. Он не только записал мой рассказ, организовал перевод на немецкий язык, но дополнил мои воспоминания бесценными документами, найденными в немецких архивах, в семейном архиве Круллей. Книга будет представлена на весенней Лейпцигской ярмарке, презентации запланированы в Кельне, Дюссельдорфе, Берлине и других городах.

…Немцы и Катастрофа. Эта тема еще ждет своего исследователя. В ней много тайн, много неразгаданного, неожиданного.

***

…Список Шиндлера и куда менее известные «списки» Вальтера Шелленберга, шефа внешней разведки фашистской Германии (20 тысяч спасенных евреев), личного врача Гиммлера Керстнера (60 тысяч спасенных евреев) и зондерфюрера — О Гюнтера Крулля — один спасенный. Разные мотивы, разные возможности. Найдутся ли такие весы, на которых можно измерить содеянное этими людьми? И кто скажет, чей поступок перевесит на весах истории?

Март 1997-го. В Потсдамском университете (встреча с Рабцевичем длилась более 5 часов) много вопросов о Крулле. Что в нем главное? Каким запомнился? Что, по мнению спасенного, побудило Крулля поступить так, как он поступил?

И ответ:

— Он был нормальный, благородный человек. Был просто человеком. И это главное!

…В книге «Из огня вырванный» приводится такой эпизод. Телепрограмма из Вены. Репортаж с выставки Холокост. Корреспондент у дверей спрашивает у пожилого венца, что его сюда привело. Тот вспоминает, что во время войны оказался в Пинске. Был свидетелем того, как пришли в летную часть приглашать добровольцев пострелять евреев. Служили в том полку в основном австрийцы. За участие в расстрелах летчикам давали дополнительные пайки, шнапс.

— А вы к этому причастны? — спросили посетителя.

Он сказал: «Нет». «Но охотников, — добавил он, — было много».

…Добровольцы-расстрельщики — и Гюнтер Крулль. Человек и нелюди. Человек вопреки всему сохранился. В огне соблазнов, окружавших его преступлений, невиданных страданий, в которых он плавился, обнажилась его сущность.

…6 миллионов жертв — страшная, но статистика. Один расстрелянный, один спасенный — биография, судьба.

Так сложилось, что, начиная с 1942 г., вся жизнь Рабцевича — трудовая, личная, связана с Украиной, с Киевом, с Днепровским речным пароходством. Начинал техником, на пенсию уходил старшим инженером Киевского узла связи. Рационализатор, изобретатель. В 1949 году женился. Жена Евгения Абрамовна тоже работала в пароходстве. Не так давно отметили золотую свадьбу. Дочь Полина. Сын — Илья (тоже в пароходстве). У них свои семьи.

— Получается, Петр Рувинович, немец Гюнтер Крулль спас не только вас, вас лично, он спас ваших детей, внуков?

— Совершенно верно. Мои дети и внуки благодарны ему. Всегда будут чтить его память. В прошлом году Полина была в гостях у Мюллеров и посетила могилу Крулля. Илья тоже хочет поехать в Германию, чтобы побывать на могиле человека, который спас его отца.

Недаром сказано в Священном писании: спасая одного человека, ты спасаешь весь мир.

P.S. Пока материал готовился в номер, Петр Рувинович Рабцевич по приглашению «Dietrich Verlag» успел побывать в ФРГ.

Презентация книги «Из огня вырванный» с большим успехом прошла на Лейпцигской книжной ярмарке, в Берлине, Дюссельдорфе, Кельне, Фрайбурге.

Первая тысяча экземпляров книги распродана за считанные дни.

Были волнующие встречи со школьниками, студентами, офицерами и солдатами Бундесвера, сотрудниками фирмы «Энкель», где в последние годы занимал пост технического директора Гюнтер Крулль.

Из многих встреч на этот раз Петру Рувиновичу особенно запомнилась одна — в Лейпциге, в казарме Бундесвера. Присутствовало более двухсот офицеров. Генерал Ольбрих Касерне спросил: «Что думали узники пинского гетто о нас, немцах?» На прямой вопрос — прямой ответ. Он прозвучал в притихшем в ожидании зала: «Как могли из материнского чрева родиться такие выродки?!» — «Да, мы заслужили это, — сказал Ольбрих Касерне. — Какое счастье, что среди сотен тысяч палачей, миллионов послушных исполнителей были такие, как Гюнтер Крулль! В наших солдатах мы теперь стараемся воспитывать прежде всего человечность. И ваша история нам очень поможет в этом».

1 Пинск был еврейским городом. На 36 тысяч жителей — 29 тысяч евреев. В мартирологе расстрелянного гетто («Евреи Пинска. 1939—1944») 28 тысяч имен. В этом скорбном списке, составленном по архивным данным, числится и Ерухим-Фишель Рабинов. И среди 17 чудом спасенных — Петр Рувинович Рабцевич.