Я умерла на Майдане

Той меня, которая вышла 1 декабря из метро "Университет" в солнечный день, больше никогда не будет.

Иногда мне кажется, что я уже и не очень помню, какой она была, та я. Наверное, неплохой. Мечтала о доме на вершине холма. И о собаке с мокрым кожаным носом на пороге. И о новом фильме, который сниму. Кстати, я же снимала фильмы. Неплохие фильмы. С какими-то призами на каких-то фестивалях. Тогда это казалось очень важным. Очень. Не меньше, чем дом на холме, в котором у каждого ребенка будет по комнате. Мы даже рисовали с детьми этот дом. Смотрели в каталогах проекты, выбирали тот, который был похож на нашу мечту, и рисовали. Давным-давно. В другой жизни. Пять лет назад.

В тот день я еще была жива. Мне казалось, что все закончится очень быстро. И жизнь моя войдет в обычную свою колею. С обычными человеческими желаниями и обычными трехкопеечными бедами. Бурлившая вокруг толпа создавала такую энергию, что, казалось, этот ураган сметет все на своем пути в считанные дни. Нельзя же не считаться с ураганом. Можно отодвинуться с его пути. Но нельзя пытаться с ним бороться.

Это потом я поняла, что можно. Можно пытаться швырять в ураган все имеющиеся силы, превращая его в огненный вихрь посреди обледеневшего города. Неукротимую стихию. Отчаянную. Стягивающую в центр гигантской воронки все, до чего может дотянуться. И посреди хаоса, накрывающего страну, - око урагана. Самое спокойное место. Центр бури. Майдан.

Я все еще была живой, когда в городе автозак стал привычным, как троллейбус. Когда мои друзья один за другим получали повестки в суд. Когда лимоны и молоко скупались в магазинах быстрее, чем привозились. Когда никто не знал слова "кевлар", а каска времен Второй мировой казалась чем-то вроде кода бессмертия из компьютерной игры. Я все еще была живой.

Все еще можно было закрыть двери квартиры, выключить компьютер и натянуть на голову одеяло. Выключить происходящее, как триллер в телевизоре. И сказать себе, что это не моя война. Что я слишком маленькая и слабая. Что я жду ребенка. Что у меня рисунки дома на холме. И что я хочу снимать кино, а не прятаться по подворотням от патрулей.

Все еще можно было уехать куда-нибудь в теплую безопасную страну и устроить себе незапланированные каникулы, в ожидании, чем это все закончится. Кстати, многие мои знакомые так и поступили. Все еще можно было остаться живой. Такой, какой я привыкла себя считать.

А потом я умерла. Вместе со всеми теми, чьи имена в 2014-м знали наизусть. С теми, кого сейчас с трудом вспомнит большинство тех, кто клялся вечно помнить и не простить. Тот парень, армянин. И тот, в голубой каске. Совсем молодой. Как же его звали-то? А, еще белорус был. И девочка, которой в горло попали. Жива? О, перепутал, значит…

На рассвете 19 февраля я уже была мертвой. Той, прежней меня не осталось совсем. От нее осталась только горстка пепла. Маленькая такая кучка. Практически незаметная посреди тлеющего Майдана. Ничего выдающегося. "Стабильный мир", "все люди братья", "ничто не может произойти со мной и моими близкими", "главное успеть построить дом", "эх, какое кино я придумала", "мечта, а не платье… непременно куплю на неделе", "где-то я видела рецепт салата с авокадо, надо обязательно попробовать приготовить" и еще какие-то когда-то важные вещи сгорели этой ночью вместе с Домом профсоюзов.

Говорят, что из пепла рождается птица Феникс. Точная копия той, что сгорела. Только моложе и сильнее. И заходит на новый цикл жизни. Не знаю. Может, у Феникса и получается. Из моего пепла проросло что-то совершенно новое. И не было в этом новом рождении никакого восторга новой жизни. Не было предвкушения полета и развернувшихся крыльев. Была огромная всепоглощающая тупая боль. И стальной скелет. И что-то еще, что было трудно осознать и назвать по имени.

Шаг. Вдох. Еще один шаг. "Плине кача" над человеческим морем. Гробы, которые, кажется, сами парят над головами. Похоронная служба. По ним, оставшимся навсегда в этой горячей зиме. По нам всем. Молодым, наивным, с чаем и строительными касками, с деревянными щитами и лимонами в авоськах, с желто-голубыми ленточками на рюкзаках, с брусчаткой по цепочке, с бутербродами в КГГА и медикаментами в Октябрьском. По мне. По моей прошлой жизни.

Я умерла той зимой. Я родилась той зимой. И мне хочется верить, что я знаю, для чего…