Возвращение. Дорога жизни Саши и его бабушки

По сообщениям советника — уполномоченной президента Украины по правам детей и детской реабилитации Дарьи Герасимчук, с начала полномасштабного российского вторжения в РФ депортировано 5100 украинских детей. Это не только сироты. Иногда детей вывозят вместе с родителями или родственниками, или принудительно разлучают с ними.

На сегодняшний день вернуть удалось всего 46 детей. И каждый раз это была отдельная сложная спецоперация. Иногда она усложнялась еще и тем, что некоторые приемные родители отказывались ехать за своими детьми в оккупацию, потому что боялись.

Но 11-летнему Саше из Черниговской области с бабушкой Людмилой очень повезло. Ехать ли за ним в Донецк, рискуя жизнью и оставив дома двух собственных несовершеннолетних детей, — она не сомневалась ни минуты.

ВАС ЗАИНТЕРЕСУЕТ

Омбудсмен рассказал, что оккупанты делают с похищенными украинскими детьми

Снежана вышла замуж за военного, уже имея сына Сашу. В новом браке у нее родилась дочь. Год назад она с детьми переехала из Черниговской области, откуда была родом, в Мариуполь — за мужем, отбывшим туда на службу по контракту. Арендовали квартиру, обустроились. Но супружеская жизнь не сложилась. У мужа появилась другая женщина. Перед самой войной Снежана с детьми хотела вернуться домой, в Черниговскую область, и развестись. Собирала документы. Но не успела, началась война.

«Она мне звонила, — вспоминает мама Снежаны Людмила. — Говорила, что у них уже давно нет ни света, ни газа. Не знала, что делать, — дети есть хотели. По улицам танки ехали. Дочь с детьми сидели в подвале. Выехать самим уже было невозможно. Говорили, что будут вывозить. Но все не вывозили. А потом у нее телефон разрядился. Успела сказать, чтобы я звонила на телефон Саши.

Как-то она уложила днем малышку спать по соседству. А сами с сыном в подвале сидели. Начало греметь, потом перестало. Снежана с сыном хотели пойти и посмотреть, проснулась ли девочка, и забрать ее к себе, но попали под обстрел. Дочери — ничего. А у мальчика левый глаз все печет и печет. Попытались вытащить осколок. Хотели пойти туда, где были медики. Но по дому уже ходили военные, заходили в квартиры, чтобы помыться. Трудно было понять — свои или россияне, говорили по-русски».

Женщина с детьми спустилась в подвал. Телефоны у них отобрали.

Тогда же Людмила позвонила зятю. Тот сказал, что людей будут вывозить. Но когда — было непонятно. «Прошло уже много времени, — рассказывает Людмила. — И я начала звонить всем своим: и депутату, и в профсоюз, чтобы подавали на розыск. Выяснилось, что Сашу с глазом забрали в Мариупольскую больницу. Туда будто бы попала ракета, и мальчика переправили в Донецк. Сашу оформили в больницу и потом хотели отдать в интернат. А Снежане сказали: «Иди». А куда идти без документов? В Мариуполь она так и не вернулась. Там ее две недели ждали в подвале родственники, да и ее маленькая дочь там осталась. Внука потом забрала к себе свекровь в Каменку Донецкой области.

Связи со Снежаной не было с середины апреля. В мае мне позвонили и сказали, что она в списках пленных. Но живая, где и что с ней, я не знаю. Она же никто. И профессии у нее никакой нет. Хотя, может, помогала еду разносить или еще что-то — принеси и подай. Почему она в плену? Недавно мне позвонили из Мариуполя и сказали, что «ваша дочь должна связаться с вами». Но никаких вестей о ней нет.

В середине апреля с чужого телефона мне позвонил Саша. Рассказал, что телефоны у них отобрали и не вернули. Где мама — он не знает. Говорит: приезжай и забери меня. Я не могла поверить, что это возможно. Пошла к своим — к депутату, в профсоюз. Они помогли мне с бумагами. Сказали оформить опекунство и ехать.

Позвонила в Донецк, в «ДНР». Попросила, чтобы Сашу из той больницы, где он был, никуда не перемещали. Не тратила ни минуты. Только пришла с работы, ноги на плечи, как говорят, и поехала в район. Надо было в Чернигов — поехала туда. Везде добивалась, чтобы получить все нужные бумаги.

Многие люди отговаривали меня ехать. Говорили: поедешь, а назад тебя не выпустят, война же идет. Я отвечала: там ребенок, который никому, кроме меня, не нужен. Матери нет. Отца совсем не было. И я решила. Позвала моих еще двух детей — 12-летнего сына и 14-летнюю дочь, сказала: вот вам алименты от отца — 840 грн ежемесячно. Мы не расписывались, — детей я для себя рожала, но он платил. Я оформила малообеспеченность. Там где-то по две тысячи. Будете ходить на почту ежемесячно и получать, если вдруг я не вернусь. Но за внуком я все равно поеду. Я не хочу его обижать. Он и так обижен, без отца. И отчим отвернулся. Никто из родственников не поехал даже проведать ребенка».

Дорога заняла четыре дня туда и четыре обратно. Это в Киев. Еще один день — добраться до села. «Как ехала? По телефону все время звонила — спрашивала дорогу, — рассказывает Людмила. — Электричкой в Киев, а потом — автобусами. В отеле переночевала. На блокпостах меня о чем-то спрашивали, я отвечала. Что мне надо — я у них спрашивала. Так и доехала. Меня там уже ждали — и врачи, и служба по делам детей, поскольку я ведь предупредила. Везде есть нормальные люди.

Сейчас записала Сашу в Охматдет, чтобы показать глаз. Здесь у нас доктор сказала, что начались косоглазие и катаракта, будто бы осколок еще там. Скорее всего, надо делать операцию. Все это время Саша постоянно глаз закапывает, видит плохо.

Как справляюсь? Мне 51 год. Я еще герой — и мама, и бабушка. Бегаю. Работа у меня есть, огород сажаю, огурец, помидор, и самое главное — картошка. Из района мне дали продукты на каждого ребенка. Все у меня есть. Если что-то надо — мне помогают. Если нет, то и сами купим. Это — наша жизнь. Нам надо ее проходить.

Сейчас главное — глаз мальчику полечить и дочь искать. Я написала Ирине Верещук, в Центр пленных. Мне дали кучу телефонных номеров, я всюду написала. Дай Бог, чтобы она была жива».

* * *

«Перед поездкой Людмилы в Донецк были достигнуты все договоренности, — рассказывает глава правления «Украинской сети за права ребенка», программный директор «СОС. Дитячі містечка Україна» Дарья Касьянова. — Мальчик очень ждал встречи с бабушкой. Она этого очень ждала. Пересекалась она, в принципе, только со службой по делам детей и врачами.

По поводу этой истории ко мне обратились из Минреинтеграции. Они знали, что мальчик находится в Донецке. Задача была — продумать логистику, убедиться, что ребенка отпустят. У бабушки не была оформлена опека над мальчиком. Кроме всего прочего, заминка произошла с загранпаспортом. У нее его не было. Этим занималось Минреинтеграции. Логистику продумывали мы. Мы оплатили дорогу туда и обратно, ночевку в отеле. Ну и сопровождали женщину при помощи телефона. Если бы, не дай Бог, что-то случилось, мы бы ее тоже подстраховали. Дорога была тяжелая. И обстрелы были, и автобус в Европе сломался... Но главным был настрой. Людмила — очень позитивная женщина. Мне кажется, она даже не задумывалась: страшно — не страшно. Хотя мы немного переживали.

Таких историй возвращения через нас прошло уже 23. Они очень разные. 12 из этих детей — приемные. Сейчас я знаю всего три истории, когда родители отказывались ехать за своими детьми, потому что боялись. Это были приемные родители ДДСТ. Остальные дети, которых удалось вернуть, — это те, кто находился в Мариуполе, потерял своих родителей. Не всегда забирать их приходилось из Донецка. Каждого ребенка мы пытаемся идентифицировать, для каждого продумываем индивидуальный путь воссоединения с родными и возвращение в Украину. Мы делаем это вместе — общественные организации в сотрудничестве с Минреинтеграции».

Больше статей Аллы Котляр читайте по ссылке.