Волны и мертвая зыбь украинского православия

За тем, как президент Ющенко этаким голубем мира перелетал с Синода на Синод во имя создания Единой поместной церкви, я наблюдала с олимпийским спокойствием и даже некоторым сочувствием. Хочет человек сделать что-то для вечности — разве подобное стремление не достойно хоть чуточки уважения? А когда знакомые православные с разной степенью эмоциональности втолковывали мне, что «это же цирк!», я находила утешение в мысли, что лучше жить в цирке, чем в концлагере. Пора бы уже привыкнуть к тому, что наши власть имущие возводят монастыри, чуть ли не дерутся за благословение, ездят в паломнические поездки, молятся и причащаются перед объективами телекамер. Жаль только, еще не исповедаются в прямом эфире — могло быть любопытно. На этом фоне встреча президента с архиереями и его призывы «договориться с его помощью» выглядят даже не самым интересным номером в этом тотальном цирке.

Все на этом должно было замереть, как случалось уже неоднократно. Президент в очередной раз рассказал архиереям о своих желаниях, а те дали ни к чему не обязывающие разъяснения и уклончивые заверения в своей всегдашней готовности. Но на сей раз что-то пошло не так. То ли кто-то «снервничал», то ли просто решил ситуацию расшевелить — и то сказать, стало скучновато. В результате УПЦ начала год с маленькой кухонной ссоры. Собрались представители «ряда православных братств» в сопровождении нескольких священников «не-будем-называть-имена-дабы-не-подвергнуть-гонениям» и приняли обращение к священноначалию своей церкви. Из Москвы, как водится. Назывался документ ни много ни мало — «Обращение православных христиан» и сводился к тому, что не нужно нам ни автокефалии, ни автономии — ничего, кроме Единой русской православной церкви. Что ж, можно порадоваться: миряне в церкви имеют свое суждение и готовы отстаивать свои позиции, ведь Церковь — это в первую очередь община. Впрочем, очень быстро читателю документа становится смешно — как всегда, когда кто-то пытается говорить «от имени всех», потом еще смешнее — когда представители братств и безымянные священники принимаются пугать архиереев «изгнанием с кафедр», анафемами и прочими кошмарами, подкрепляя свои позиции — в лучших традициях церковных бунтарей — цитированием старцев. Но ни смеяться, ни умиляться активной позицией долго не получается.

Во-первых, когда христиане начинают запугивать друг друга войной и кровопролитием, становится противно. Во-вторых, обосновывать единство церкви «территорией Российской империи» даже менее логично, чем поместность — фактом национальной независимости. В-третьих, хоть мы и одна община, есть такая штука как церковная дисциплина. В-четвертых, не подчиняться каноническим решениям церкви (это в том разделе, где «нам не нужна автономия, даже если она каноническая») — это раскол, и что они там о Филарете Денисенко? В-пятых, не люблю анонимок. В-шестых... Впрочем, хватит и этого.

Тем более что не слишком важно то, что они там написали, в этом документе все подобные листовки похожи друг на друга как инкубаторные яйца. Важно, что в середине УПЦ кто-то получил внешний или внутренний импульс к тому, чтобы прикрикнуть на священноначалие. Обращение ноябрьского Синода УПЦ к украинской власти совершенно безобидно и не дает ни малейшего повода к подобной истерии. Упоминаемое в нем «стремление к поместности УПЦ» вот уже 15 лет переходит из документа в документ с малыми вариациями. Да и способ нанесения удара не слишком оригинальный — «от имени православных братств». Хоть и известно, кто стоит за тем или иным братством, обвинить прямо имярек мы не можем — он-то ничего не сказал... Братства, за деятельность которых церковные структуры ответственности не несут (как можно — это же общественные организации!), иногда играют на руку священноначалию — когда надо какой-нибудь пикетик устроить или крестным ходом властям о себе напомнить. Но оказываются палкой о двух концах, поскольку могут быть использованы и против самого священноначалия, когда оно начинает «не туда думать».

Впрочем, удар был превентивный и, возможно, тот, кто его инициировал, знал, что делает. Потому что на прошлой неделе был созван Архиерейский собор УПЦ, на котором никаких решений о создании «совместной богословской комиссии» принято не было. Причем, судя по пресс-релизу, как раз из-за того, что «инициатива президента вызвала волну протестов среди верующих УПЦ». Насколько мне известно, соцопросов в храмах УПЦ никто не проводил. На каком же основании был сделан вывод о «волне»? На основании «Ответа православных граждан»? Тогда зачем уважаемый секретарь Митрополии УПЦ о.Виталий Косовский опубликовал гневный «ответ на ответ», напомнив «анонимам» о церковной дисциплине, христианских добродетелях, «истинном смысле» обращений Синода, а всей прочей общественности — о том, что существуют «правильные» братства и «неправильные»? Сказали бы честно: ребята, спасибо, что организовали «волну». Впрочем, как знать — может, с глазу на глаз и сказали, а на публику пожурили. «Волна протестов» — это прекрасно, но зачем же об архиереях так неуважительно...

«Волну» и правда подогнали очень вовремя. На Архиерейском соборе решение о «совместной богословской комиссии», как то предлагал президент, «подкорректировали» до неузнаваемости: вместо «совместной комиссии» решили создать «комитет по принятию покаянных грамот от раскольников». Интересно, очередь желающих подать грамоту уже построилась? Более того, «слухи о переходе в УПЦ» одного из наиболее авторитетных владык УПЦ КП митрополита Львовского Андрея (Горака) оказались сильно преувеличенными. Версии о том, почему это не случилось, опубликованные в прессе, колеблются от «он и не собирался» до «вмешательства спецслужб, которые прибегли к насилию», чтобы не пустить владыку на Архиерейский собор УПЦ. Какие именно спецслужбы и чьи интересы они защищали в этот момент — не уточняется.

Зачем же нужна была «волна протестов», если УПЦ и не собиралась идти навстречу пожеланиям президента? Дело в том, что в УПЦ есть «пятая колонна», состоящая из «авантюристов», стремящихся «оторвать» УПЦ от Москвы. Их «длинные щупальца» протянулись от секретариата президента до самого Священного синода. Понимаете, в чем дело: есть «православная общественность» с «праведным гневом», а есть «отдельные авантюристы», стремящиеся «подорвать каноническое единство». То, что архиереи УПЦ не имеют единого мнения по вопросу автономии УПЦ, — секрет Полишинеля. И подобные «волны протеста», напоминающие архиереям, что «Большой Брат смотрит на них» — лишнее тому подтверждение. Между прочим, «комиссия по покаянию» тоже «вызывает вопросы» — а не «лазейка» ли это для «оранжевых авантюристов», через которую они таки попытаются вести диалог с «раскольниками»?

В общем, священноначалие УПЦ находится в нелегкой ситуации. Если «ответ православных братств» — это «волна», то ситуацию с развитием Украинской православной церкви иначе как мертвой зыбью не назовешь. И президент со своими мессианскими инициативами — это полбеды. Равно как отсутствие единства в рядах — это скорее плюс, чем минус. Все эти обстоятельства только резче очерчивают поле проблем. Нынешняя ситуация для УПЦ тупиковая. Ее автономный статус существует лишь на словах, и границы автономии постоянно «плывут», что всякий раз становится поводом для спекуляций и нагнетания истерии. Определиться со статусом так или иначе нужно и придется, — «переходный период» (именно им оправдывали отсутствие документального закрепления автономии) и так явно затянулся. Вселенский характер церкви не отменяет того факта, что священнику приходится иметь дело с прихожанами, находящимися в определенной культурной, языковой, политической ситуации. Если церкви для достижения мессианских целей нужны политические решения, то и ориентироваться нужно на местные интересы, проблемы и перспективы, не сверяя всякий раз часы по Спасской башне.

УПЦ нуждается в переменах ради мессианской эффективности. Потому что ей не на что рассчитывать кроме как на собственные проповеднические и просветительские силы. Она не является неофициально «государственной церковью», в отличие от своей Церкви-Матери РПЦ. Она живет в состоянии конкуренции как с неканоническими, так и с каноническими неправославными церквами и при этом имеет еще и святую обязанность «уврачевания раскола». Все это требует как внутренней сплоченности, так и немалой гибкости, а значит — свободы в принятии внутрицерковных решений. Риторика «нерасторжимой связи с Великой Русью» и «противодействия западным веяниям», которая была эффективна какое-то время в некоторых регионах, со сменой поколений все меньше действует на умы и уже не привлекает так однозначно верных в храмы именно этой конфесии. И это к лучшему, потому что у церкви наконец есть шанс заняться только собой и нашими душами, а не статусом русского языка и референдумом по НАТО.

Маленький пример того, как статус церкви влияет на ее эффективность, можно найти, даже обратившись к «Ответу православных граждан». Они сильно возмущены тем, что сочетание «МП» (Московский патриархат) в названии конфессии исчезло с вывесок храмов везде, кроме юго-восточных епархий. Не слишком доверяя соцопросам, я все же вынуждена напомнить результаты одного из недавних: всего две буквы (МП или КП) у «стихийных» православных, не перекормленных информацией о «каноничности», решают вопрос о том, в какую церковь они пойдут. Не секрет, что большинство отдает предпочтение Киевскому патриархату только потому, что он «киевский». Радетелям за заветные литеры «МП» на фасаде храма советую задуматься о том, стоит ли связывать судьбу своей церкви со степенью популярности в украинских массах столицы Российской Федерации.

Но что нам эффективность церкви, когда речь заходит об идеологии? О нашей идеологической чувствительности можно сочинять оды или анекдоты — в зависимости от темперамента. Украинская интеллигенция боится украинофобии. Русская — русофобии. В конечном итоге к этим двум пунктам сводится все — начиная от рекламы НАТО, заканчивая обращениями православных братств о защите церкви. Каждый так трепещет за себя, что становится ясно: себе не доверяет. А потому нуждается в «костылях» в виде «государственной политики» (вариант — «церковной политики»), которая сохранит наши ценности вместо нас. Не верим, что сохраним свой язык и свою культуру. Не верим, что сумеем сохранить свою веру в чистоте в любой ситуации — иначе откуда потрясающе логичное заключение о том, что «автокефалия и уния — это синонимы», высказанное епископом Хустским? Доверие церкви тоже какое-то неполное. С одной стороны, мы готовы доверить ей сохранение нашей национальной и политической идентичности — «неразрывной связи», «скрепы», «последней защиты от русофобии» и т.п. Но мы не доверяем ей как божественному институту, который находится под непосредственным покровительством Небесного Отца. Хотя церковная история показывает, что Бог даже в страшных испытаниях не оставлял Свою церковь — в любом статусе, при любом правителе.

Но все же это было бы не слишком грустно, если б хотя бы было искренне. В конце концов бояться за себя и свои ценности — очень по-человечески. Мы слабы и нуждаемся в подпорках, гарантиях и мудрых царевых решениях, не говоря уже о водительстве духовном. Но беда в том, что наши человеческие страхи становятся поводом для чисто политических спекуляций. Наши самые трепетные надежды и чувства становятся игрушками в руках циников. И даже душу свою мы позволяем опутать этими лукавыми сетями. Выпутаться из них ради максимально эффективного выполнения высшей миссии Церкви Христовой — достойная цель. Ради этого Синоду не грех напрячься и поискать канонический выход из исторического тупика. Невзирая на братства.