Визит к предкам

В «Переліку пам’яток історії, монументального мистецтва та археології національного значення» место вечной земной прописки писателя Петра Гулака-Артемовского, драматурга Марка Кропивницкого и художника Сергея Василькивского значится по адресу: Харьков, улица Пушкинская, 87.

Интернет-запрос обнаруживает по этому адресу профессиональный лицей машиностроения и научно-производственную фирму «Орттех-плюс», а посещение улицы Пушкинской, 87 в пространстве физическом — парк «Молодежный». Уютный тенистый парк с детскими площадками, общепитовскими заведениями и спорткомплексом политехнического института.

Все просто: коммунальное общежитие живых и мертвых образовалось в конце шестидесятых решением городской советской власти спланировать и разбить парк на костях обитателей старой части Харьковского кладбища.

В этом необычном парке, ближе к странным образом сохранившейся кладбищенской церкви, уже в новое время патриотами установлены памятные знаки жертвам Голодомора и воинам УПА. Возле последнего время от времени — когда у патриотов другой страны случается приступ украинофобии — несет круглосуточное дежурство милицейская патрульная машина. А всего в какой-то сотне метров, у ограды спортплощадки, покоятся революционеры, отдавшие жизнь за светлое будущее. Забытые и заброшенные. В том числе и теми, кто успел его увидеть и теперь тоскует по прошлому — ибо не любовью питаются они, но ненавистью.

О любви к отеческим гробам пойдет речь…

В Украине отсутствует институт национальной памяти. Не как учреждение — таковое, слава богу, учредили, — как система государственного охранения памятников национальной истории и культуры. И не только потому, что государство не проявляет достаточной о них заботы по очевидной причине бюджетно-финансовой бедности, но также по столь же очевидной причине незначительного их, памятников, количества.

С княжеских времен в Украине жернова истории мололи без остановок и исправно. Из памяти народа и с лица его земли стерто практически все. Да, есть в Киеве Софийский собор и саркофаг Ярос­лава Мудрого в нем, а в селе Суботове — усыпальница Богдана и Тимоша Хмельницких, чьи останки были осквернены и уничтожены в костре Руины. Но где покоятся остальные князья и гетманы Руси-Украины?

Згадайте праведних гетьманів:

Де їх могили? де лежить

Останок славного Богдана?

Де Остряницина стоїть

Хоч би убогая могила?

Де Наливайкова? нема!

(…)

Де Ґонти могила,—

Мученика праведного

Де похоронили?

Де Залізняк, душа щира,

Де одпочиває?

Тяжко! важко!

Найдись сегодня чудесным образом их останки, бедным (во всех смыслах) было бы Министерство культуры: это от сколь­ких еще неухоженных могил и неотреставрированных памятников поднимался бы вопль к небу Печерских холмов?

Любовь к отеческим гробам, как и любовь к Богу, невозможна без культа и обрядности. Не есть верующий тот, кто заявляет: «Бог у меня в душе», а сам в церковь не ходит и постного подвига не совершает. Такое себе фарисейство наоборот. Нельзя почитать предков, не посещая их могил. Когда же могилы утрачены и беспамятны, как отличить истинно верующего от фарисея? Поэтому дематериализация исторической памяти становится элементом нравственной деградации, деморализации общества.

Наша национальная память дематериализуется не только на государственном, так сказать, уровне: свой счет может предъявить буквально каждая украинская семья. Используя известный кантовский оборот речи, скажу: за примером мне незачем далеко ходить, так как я нахожу его в истории своего рода.

Я не знаю, где покоится прах моего деда, ибо расстрелянные «враги народа» были обречены на особое, коммунистическое небытие. Я не знаю, где покоится его брат, министр земледелия УНР, убитый муравьевской солдатней в 1918 году. Знаю, что в Ялте похоронен их отец, народоволец, умерший после четырех лет ссылки в Сибири, куда был отправлен за причастность к делу о покушении Террористической фракции партии «Народная воля» А.Ульянова — П.Ше­вырева на цареубийство 1 марта 1887 г. Но отыскать могилу я не смог…

Единственный мой предок, на чью могилу я могу возложить цветы, — сенатор империи и корифей судебной реформы 1864 года С.Зарудный. И только потому, что похоронен он в Ницце, куда отправился поправлять здоровье, «ища облегчения своим недугам, нажитым в стенах холодного мрачного Петербурга, под лучами южного солнца» (Гр. Джаншиев).

Возвраща­ясь к могилам национального значения, укажем на еще одного выдающегося харьковчанина, чья линия судьбы также рассказывает о последней дальней дороге и вечном упокоении вдали от родной стороны.

Виновник учреждения в России Ми­нис­терства народного просвещения и основатель императорского Харьковского университета Василий Каразин в 1842 году отправился из Нико­лаева в Ялту, чтобы в тамошнем Никитском ботаническом саду своим тщанием способствовать улучшению виноградарства. В дороге простудился и, вернувшись в Николаев, умер.

Глядя сегодня на склеп Каразиных в центре старого Николаевского кладбища, невольно думаешь: лучше бы В.Каразин отправился улучшать французское виноградарство. Тогда его могила где-нибудь в Ницце или Каннах не представляла бы собой столь удручающего и позорного для потомков зрелища.

Чудом уцелевший после трех взрывов, учиненных неизвестными советскими вандалами в 1977 году, склеп утратил свой первоначальный вид как внутри, так и снаружи и заброшен настолько, что сделался ночлежкой для бомжей и местом проведения сатанинских шабашей (последнее — если судить по росписям на стенах).

Нельзя сказать, чтобы по должности заинтересованные лица не уделяли внимания проблеме. И Украинское общество охраны памятников истории и культуры, и Николаевская городская рада, и Харьковский национальный университет — каждый по-своему озабочен ею, однако безрезультатно.

Наш университет несет особую ответ­ственность за нынешнее положение дел — ответственность историческую. Уже хотя бы потому, что носит имя Василия Ка­разина, присвоенное вузу по инициативе университетского коллектива и руководст­ва. Причем нынешнее поименование, в отличие от предыдущего — в честь Алек­сея Горького, радостно принято харьковской громадой (сегодня студенты говорят: «учусь в Каразина», и все их понимают). Нелишним будет также напомнить, что вся жизнь основателя императорского Харьковского университета связана с Харьковщиной; в Николаеве он прожил лишь последний год своей жизни.

В ответе на обращение главы УООП, академика и нардепа Петра Толочко к ректору Харьковского университета Вилю Бакирову последним перечисляются принимаемые меры: выезд студентов и преподавателей, обращение к николаевским городским властям, поддержание постоянной готовности начать сбор средств и прочее. Переписке ректора с академиком вот уже десять лет, а за отчетный период ничего не изменилось (ректор в том числе). Следовательно, действовать нужно как-то иначе. В связи с чем вношу следующее предложение по рациональному использованию ресурсов университета в деле охранения его исторической памяти.

Я не знаю, какими мерами удается в наше время заставлять студентов грести листву и мыть окна, но вряд ли официальным распоряжением ректора: отвлекать студентов от учебы запрещает п.4.4 Положения об организации учебного процесса. Скорее всего, собранные листья и вымытые окна являются результатом похвальной суетливости руководителей среднего звена, чутко реагирующих на начальственные пожелания (чистоты и порядка, например).

Объявил бы ректор во всеуслышание (в СМИ в том числе), что 4 ноября, в годовщину смерти В.Каразина, собирается поклониться праху отца-основателя университета, каковой университет он, ректор, имеет честь сегодня возглавлять; внес бы такое ректорское посещение Николаев­ского некрополя в список множащихся ныне традиций Каразинского университета (не одними же фейерверками и рок-концертами пробавляться). Уверен, что место начальственного поклонения быстро и без лишней бюрократической волокиты привели бы в порядок.