«ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ КНЯЗЬ ТАВРИДЫ»

Если жизнь этого человека была внезапным и необъяснимым взлетом к славе, то смерть и предшествовавшая ей опала показались современникам таким же необъяснимым падением. «Великолепный князь Тавриды», князь Григорий Потемкин, по словам Державина, «пал с высот и почестей» посреди степи, между Яссами и Николаевом. Просто лег на землю и умер, по официальной версии — от «перемежающейся лихорадки». Екатерина II державной и женской волей подтолкнула генерал-губернатора Новороссии, создателя Черноморского флота, основателя Николаева и Херсона к ожидавшей его пропасти. А причиной этого поступка императрицы стал «греческий проект» князя Тавриды, истинный смысл которого и поныне покрыт надежной завесой тайны.

Генеральная идея

На сегодня о Потемкине известно многое, но не главное. Остается тайной за семью печатями «генеральная идея», которой он подчинил свою жизнь. Властолюбием и сластолюбием эта генеральная идея отнюдь не исчерпывается. От человека, которого скупая на комплименты императрица Екатерина считала великим и гениальным, в памяти современников и потомков остались одни лишь чудачества: бриллиантовые пуговицы на камзоле, шляпа, до того отягощенная драгоценностями, что за Потемкиным ее носил адъютант, необъяснимые приступы меланхолии, полудетская любовь к роскоши…

Но ведь было и иное: Хотин, Фокшаны, Ларга, Гагул и Цыбры, где Потемкин воевал с турками и брал в плен турецкие суда, затем — план овладения Крымом, который князь претворил в действительность, генерал-губернаторство в Новороссии, возведение городов в безлюдной степи и, конечно же, «греческий проект».

Проект этот состоял в том, чтобы, овладев Крымом и Северным Причерноморьем, уничтожить Турцию и возложить корону возрожденной Византии на голову одного из внуков Екатерины — цесаревича Константина. Имя для внука Екатерина выбирала, памятуя о византийских планах Потемкина, а сам князь, совершенно неожиданно для императрицы, выбрал для будущей возрожденной Византии столицу. И не Константинополь-Стамбул, а Николаев, основанный им на земле древней Ольвии.

Любовь Потемкина к основанному им Николаеву осталась для современников одним из чудачеств князя. Да, основал посреди степи город, да, хотел быть в нем похороненным, а основанный им же Херсон терпеть не мог и называл «гробом». Почему же Николаев? Почему в последнем своем путешествии «великолепный князь Тавриды» стремился именно к этому городу? Что было особенного и дорогого для князя в этом обычном для Юга Российской империи городе-верфи? Планы Потемкина, касающиеся Николаева, так и остались тайной, но некоторый свет на них проливает история любви князя к прекрасной гречанке, Софии Витт-Потоцкой, будущей хозяйке уманского парка.

Каприз Софии

«Знаете ли вы историю Николаева? — писал в 1818 году Николай Левицкий. — «Он построен по повелению Князя Потемкина», — скажете вы, и вы ошиблись. Главной причиною тому, что родился и возрос, возрос и распустился сей цветок среди одичалой природы, женщина прелестная с прекраснейшей еще душою, с чувствительным сердцем, с тонким умом, словом, женщина-Гений умела привлечь сердце Гения-героя. Одно ея слово, и на диких берегах Ингула явился город, на месте бедных рыбачьих хижин огромные палаты Спасск и Богоявленск; одно ея слово, и волшебная рука искусства одела нагия скалы и песчаные холмы скромными рощицами и великолепными садами...»

Николай Левицкий имел в виду Софию Витт, гречанку по происхождению, муж которой по протекции Потемкина стал комендантом Херсона. Супруги Витт появились в Российской империи по приглашению князя. София, считавшая себя наследницей обедневшего, но знатного греческого рода, была одной из самых обворожительных женщин XVIII столетия. Она ненавидела Османскую империю и мечтала о возрождении своей родины — поверженной Греции-Византии. Потемкин тоже не относился к числу друзей Оттоманской Порты и через своих агентов на Балканском полуострове держал руку на пульсе этой переживавшей не лучшие времена империи.

Потемкина и Софию свели общие интересы, но удерживала друг около друга страсть. Князь стремился исполнить любую прихоть Софии. «Ему всё было нипочем, лишь бы удовлетворить желание или каприз обожаемой им женщины, — писала современница Потемкина, знаменитая французская портретистка Элизабет Виже-Лебрен. — Влюбленный в госпожу де Витт, он расточал перед нею самые изысканные любезности. Так, однажды, желая подарить ей кашемировую шаль безумно высокой цены, он дал праздник, на котором было до двухсот дам, а после обеда устроил лотерею, но так, что каждой досталось по шали, а лучшая из шалей выпала на долю самой прекрасной из дам». Стоит ли говорить о том, что «самой прекрасной из дам» оказалась София Витт… Но, конечно, дело не ограничилось кашемировой шалью. К ногам гречанки Софии Потемкин собирался бросить возрожденную Византийскую империю.

К тому времени воображение князя Тавриды давно уже будоражила легенда, по которой древнегреческая цивилизация зародилась в Северном Причерноморье и оттуда распространилась на территорию исторической Эллады. Поэтому и столицу возрожденной Византии Потемкин хотел видеть именно в Северном Причерноморье, близ древней Ольвии. Планы князя совпали с желаниями Софии Витт. Прекрасная фанариотка ненавидела Константинополь-Стамбул, где познала унижения и нищету, а потом была продана собственной матерью заезжему искателю приключений. К тому же основанный Потемкиным Николаев стратегически и политически больше подходил на роль новой византийской столицы.

Вскоре в «греческом проекте» князя Тавриды не осталось места российской императрице Екатерине и ее внуку Константину. София и Потемкин решили обвенчаться и короноваться на новое царство. Сознавая свою власть над князем, госпожа Витт потребовала от него немедленных действий. В степях Северного Причерноморья появились сады, парки, деревни, верфи и города.

В живописном месте слияния рек Буга и Ингула Потемкин основал город, который должен был стать столицей возрожденной Византии. Григорий Александрович назвал город Николаевом, в честь святого Николая Мирликийского. Здесь, в строящемся соборе св. Григория князь собирался повести под венец Софию, а в храме святого Николая Угодника — короноваться. Дворец для Софии и Потемкина уже закладывался. Возле него иностранец-садовод разбил парк.

И садов, и дворцов в новом городе действительно было в избытке. Правда, до нынешних времен многие из этих чудес не дожили. Летний дворец светлейшего князя был сожжен матросами вскоре после Октябрьской революции, «огромные палаты Спасск и Богоявленск», упомянутые Левицким, превратились в районы Николаева, а имя Софии Витт стали связывать не с Потемкиным и Николаевом, а с графом Потоцким и уманским парком. И случилось так потому, что византийским планам Потемкина и Софии не суждено было осуществиться. В игру вступила императрица Екатерина.

Ход императрицы

Государыня давно уже побаивалась «великолепного князя Тавриды», сосредоточившего в своих руках непомерную власть. Потемкин становился неуправляемым, и императрице теперь незачем было беречь князя — ее заботой и опекой пользовался новый фаворит, Платон Зубов. К тому же планы Софии и Потемкина разгневали Екатерину: она стала подумывать об устранении Григория Александровича.

Существует гипотеза, что Екатерина направила к князю молодого врача, специально обученного «искусству» обращаться с ядами, и Потемкин был отравлен. Впрочем, даже если такие указания и не были даны, внезапная и необъяснимая смерть Григория Александровича подтверждает версию об отравлении. Правда, неясно, кто в данном случае выступал заказчиком. «Великолепный князь Тавриды» умер посреди степи, на пути в город, где собирался короноваться, а несостоявшуюся императрицу — Софию Витт — продали в третий и последний раз в ее жизни. Покупателем стал граф Станислав Потоцкий.

С коронным гетманом, графом Ксаверием-Станиславом Потоцким, София Витт познакомилась еще в 1788 году, за три года до смерти Потемкина, когда по тайному поручению светлейшего ездила на Варшавский сейм. Тогда она убедила Потоцкого примкнуть к Тарговицкой конфедерации, после чего разразилось восстание Костюшко, и граф вынужден был покинуть родину. По настоянию российской императрицы Витт сбыл с рук свою обворожительную супругу, за которую страстно влюбленный Потоцкий выложил два миллиона польских злотых. Впрочем, обвенчаться они смогли только после смерти первой жены графа, Жозефины-Амалии Мнишек-Потоцкой, известной художницы, оспаривавшей лавры Элизабет Виже-Лебрен. Потоцкий и София поселились в Умани, где граф бросил к ногам своей богини великолепный парк.

Екатерина всего на пять лет пережила человека, которого сначала страстно любила, а потом не менее страстно ненавидела. Говорят, она оплакивала «великолепного князя Тавриды», а слезы эти утирал новый фаворит государыни, красавец Платон Зубов. Смерть Потемкина перелистнула лучшие страницы екатерининского царствования, вступавшего в свои неизбежные сумерки. Державин написал на смерть Потемкина оду, а София — невольная виновница гибели светлейшего — всю жизнь оплакивала его «как родного брата».

Эпилог

Потемкин желал быть похороненным в Николаеве, но по иронии судьбы и воле императрицы Екатерины его похоронили в Херсоне, городе, который князь называл «гробом». В Николаевском областном архиве, в журнале исходящих казенных писем за 1791 год, содержатся ценные исторические сведения о болезни, смерти и похоронах князя. Эти сведения присутствуют в копиях ордеров, писем и рапортов, написанных в сентябре—ноябре 1791 года первым строителем Николаева, полковником М.Фалеевым, подчиненным ему офицерам, вышестоящим начальствующим лицам и особам духовного звания. Они повествуют о следующем.

29 сентября 1791 года М.Фалеев получил из Ясс от доверенного лица князя Потемкина и начальника его канцелярии генерал-майора В.Попова известие о том, что «...его светлости болезнь усугубилась, и все врачи сомневаются в его жизни». В тот же день Фалеев выехал почтовым трактом в Яссы. 3 октября он сообщил оттуда обер-интенданту Николаевского адмиралтейства подполковнику С.Афанасьеву, что «...после опасного усиления болезни почувствовал его светлость облегчение и изволил дать мне знать, что вскоре отправится в Николаев и будет иметь там пребывание до совершенного выздоровления...»

4 октября 1791 г. больной Потемкин покинул Яссы и выехал в Николаев. В сопровождавшей его свите находился и М.Фалеев, который в пути стал невольным свидетелем неожиданной смерти князя. Тело Потемкина было доставлено обратно в Яссы, где врачи произвели его бальзамирование. Потрясенный этим событием, М.Фалеев писал в Николаев, что «мы лишились великого и милосердного нашего начальника светлейшего князя Григория Александровича, он, ехавши в Николаев, в 37 верстах от Ясс 5 октября окончил жизнь свою в поле, оставя всем вечное сожаление, а мне неутешительную горесть, через 4 дня вынос будет его телу...»

13 октября состоялась траурная церемония, после которой М.Фалеев выехал в Николаев, а тело Потемкина оставалось в Яссах до особого на то распоряжения императрицы. 29 октября М.Фалеев получил копию высочайшего рескрипта с повелением императрицы о погребении тела Потемкина в Херсоне, где в уважение заслуг князя перед отечеством было повелено установить ему памятник.

2 ноября М.Фалеев отправил В.Попову письмо, в котором просил оказать содействие в погребении тела Потемкина именно в Николаеве. При этом он писал, что «...лучше если б оно погребено было в городе Святого Николая, который он (Потемкин) воздвигнул в память Очаковской победы и столько любил его, что желал остатки дней своих проводить в монастыре Спасско-Николаевском, на строение которого и план мне дал подписанный своею рукой. Возрадовалась бы душа его, взирая с небес на тело, в котором она была, что оно погребено в любимом его граде, здесь же и церковь во имя его ангела воздвигнута. Херсон не мог он терпеть, почитай то место очень нездоровым, и для того там никогда ночевать не хотел и как бы поздно ни было, уезжал в Богоявленск: не рассудите ли, милостивый государь, о сем доложить государыне? А между тем сделать в Херсоне склеп, в коем положить на время тело, пока в Николаеве освятится церковь».

Но просьба М.Фалеева так и не была удовлетворена. Мало того, даже маршрут движения траурного кортежа с телом Потемкина был проложен из Ясс в Херсон не кратчайшим путем — по почтовому тракту через Николаев, а в объезд его, степью. Только благодаря содействию архиепископа Екатеринославского Амвросия маршрут движения траурного кортежа удалось изменить, да и то уже в пути его следования. В Богоявленске траурная церемония была проведена в домовой церкви племянницы князя, графини А.Браницкой.

26 ноября М.Фалеев в письме В.Попову сообщил, что «сего месяца 23 числа тело покойного светлейшего князя в Херсонской соборной церкви предано земле с подобающей церемонией, место для погребения выбрано пристойное... об оном имею поднести при сем план расположения означенной церкви. Прилично бы тут было поставить бюст, сказывают, что есть в Санкт-Петербурге сделанный и очень похож, а нет, так можно бы сделать в Италии: я прилагаю при сем идею оному и ежели сия не годится, милостивый государь, прожектировать искуснейшим художникам, а подпись попрошу я Василия Петровича сделать... Не было человека, кто бы не пролил горчайших слез при сем случае, я не меньше имел побуждения к тому. Вспоминал отзывы его светлости о Херсоне, он всегда называл его гробом и будто предчувствовал, что там погребену ему быть. Отдавши последний долг усопшему, возвратился я в Николаев...»

Потемкин так и не был похоронен в Николаеве. Несостоявшейся столице возрожденной Византии предстояло жить своей собственной жизнью, без поддержки князя. И продолжать помнить о нем.