Вектор кесаря

Всякая смена власти представляется нам рубежом, сменой эпох и т.д., несмотря на то что меняется только горстка людей в креслах первых рядов, а мы все вроде как остаемся прежними. Особенно в том, что касается «глубины души». Церковь и вера — настолько глубокое духовное и социальное явление, что перестановки самых высоких кресел в принципе не могут сильно потрясти все ее тело. О том, что «серьезные намерения» политиков в отношении церкви имеют мизерный результат, говорит хотя бы провал церковных идей уходящего президента. Политики привычно не учитывают тот факт, что у «церковного материала» очень специфическая сопротивляемость.

То, что мы с опаской глядим в будущее церковного, в частности, развития «при новой власти» — отчасти инерция воображения. Которую подпитывала предвыборная пиар-кампания. В.Янукович, в отличие от большинства своих предшественников и менее удачливых коллег, не пытался убедить всех, что будет беспристрастным в тонких вопросах, связанных со свободой совести и вероисповедания, будет свято блюсти принцип отделения церкви от государства и вице верса. В.Янукович в этом вопросе, как и во многих других, оказался прост и прям: «каноническое православие» не сходило с его лица на протяжении всей предвыборной кампании.

Выражение «каноническое православие» звучит вполне определенно для нашего уха, хотя при нормальных обстоятельствах этот оборот должен был вызвать массу вопросов. Потому что канон и каноническое признание, а также наличие или отсутствие в церкви благодати — это довольно сложные богословские вопросы, по некоторым из них ясности нет даже в самом православии. Но в нашем случае, в речах наших политиков, «каноническое православие» — это эвфемизм для обозначения православия «от Москвы». В.Янукович в свое время настойчиво указывал на свою духовно-сыновнюю связь со старцем Зосимой и верность его завещанию. «Конфессиональные» положения коего сводятся примерно к следующему: никаких дел с Филаретом Денисенко и в случае малейших движений священноначалия УПЦ в сторону самостоятельности немедленно выходить из подчинения митрополиту Киевскому и переходить в непосредственное подчинение патриарху Московскому.

Таким образом, «защита канонического православия» потребует от новой власти укрепления связей с Московским патриархатом, усиления его влияния в Украине и по возможности игнорирование интересов всего того, что Московским патриархатом объявлено «неканоническим» или даже просто «нецелесообразным». Как само существование Греко-католической церкви, например.

Но основная сложность — не существование УГКЦ или украинских автокефальных православных юрисдикций, а в первую очередь УПЦ. Которая на самом деле вызывает больше всего опасений в Москве. Патриарх Филарет и «униаты» даже нужны — хотя бы в качестве жупела, позволяющего запугивать инакомыслящих возможностью «раскола» и «унии» и таким образом солидаризировать собственные ряды. Но что делать с «самостийническими» настроениями в «дочерней» церкви?

Это вопрос, который предстоит решить московскому руководству УПЦ. И если при прежнем президенте сделать это было сложнее, так как выглядело «вмешательством во внутренние дела», то при «дружественном» президенте это будет легче сделать. В конце концов, не привыкать некоторым людям из окружения В.Януковича вмешиваться в дела УПЦ — они это практиковали даже тогда, когда не были при власти.

В целом у всякой власти есть два пути взаимоотношения с церковью: путь вмешательства и путь невмешательства. Возможна также политика спорадического давления — и демократические принципы нарушаются, и результатов никаких. Т.е. совершенно нецелесообразно.

Если допустить, что Виктору Федоровичу, получившему так много авансов от Московского патриарха и местных промосковских владык, эти долги простят и он сам о них больше никогда не вспомнит, то можно было бы помечтать о политике невмешательства государства в дела церкви. И тогда у нас впереди был бы действительно новый период, потому что такого пока не было ни при одном президенте. В этом случае следовало бы, например, упразднить-таки Госкомрелигий (на что сначала решился В.Ющенко, но потом пошел на попятный — ну так ведь он и не собирался пускать дела церковные на самотек), передав его регистрационные функции Минюсту, ведение статистики — Госкомстату, а решение спорных вопросов — суду. Такие изменения могли бы быть эффективными, если бы была гарантирована, например, непредвзятость суда и выполнение его решений. Потребовались бы также некоторые коррективы законодательства.

Но подобная модель взаимоотношений государства и церкви возможна только в том случае, если и церковь созрела для свободы и умения ее ценить, и государство готово принимать решения церкви такими, какие они есть, и ни во что не вмешиваться, если только религиозная организация не нарушает закон. А церкви, в свою очередь, не вмешиваются в политические процессы. Даже если ее руководству кажется, что «надо спасать Украину», это не может быть оправданием для ее работы на одну из политических сил.

Если же новая власть захочет вести «продуманную и последовательную» церковную политику — выбирать «вектор» и «руководить процессом», ей придется упрочить Госкомрелигий, наделить его — хотя бы полугласно — чуть большими полномочиями и набрать необходимые кадры, способные как стучать кулаком по столу, так и плести изящные интриги. В теперешнем состоянии и при нынешнем уровне полномочий этот орган не в состоянии вести подобную работу. Как это будет согласовываться со свободой совести и прочими прелестями демократии? А никак. Это выбор не в пользу «свободы», а в пользу «порядка». В этом случае методы — не наше дело. Недовольные пускай бухтят в курилке.

Можно было бы предположить, что власть В.Януковича постарается скопировать для Украины российскую модель государственно-церковных отношений. Где предстоятель «главной» церкви — фактически «третий человек» во власти. Церковная жизнь постепенно обмирщается в связи с осознанием и продвижением
своей «социальной роли» и «служением Родине», а общественная жизнь постепенно насыщается церковным присутствием. При этом одна вполне определенная конфессия имеет преимущества в вопросах собственности, доступа в школы и т.д.

Но в Украине ситуация очень отличается от российской. Поэтому просто скопировать эту модель не получится. Можно лишь создать ее подобие или, скорее, пародию. Не только потому, что в Украине нет церковного лидера, столь же харизматичного и устремленного к власти, как патриарх Кирилл. В конце концов, его самого можно было бы из Москвы выписать — что-то там было про «Киев как южную резиденцию патриарха». Но не поможет. Любое решение, принятое в пользу определенной конфессии в Киеве, будет последовательно саботироваться на местах. Не пройдет «суздальская» модель перераспределения имущества с УПЦ КП или УАПЦ. И даже создать что-то вроде российского экспертного совета, проверяющего «секты» на тоталитарность и деструктивность, скорее всего, тоже не удастся.

Поэтому многое говорит за то, что в церковном вопросе В.Янукович проявит себя прямым наследником Л.Кучмы. Станет — вынужден будет — лавировать между тем, что от него ждут, и тем, что на самом деле возможно. В украинских реалиях оказать явное предпочтение кому-то и устроить гонения на другого — путь к социальным потрясениям. Использовать «войну в умах», стимулируя глубинные пласты сознания избирателя и подыгрывая «стратегическому партнеру» — это одно. Совсем другое — добившись власти, балансировать на грани этой войны. Религиозные войны — очень неудобный в использовании инструмент. Слишком быстро выходят из-под контроля и охватывают не учтенные планами территории. Впрочем, понимает ли это новая власть?

В конце концов, когда новая власть достаточно натопчется по старым граблям, церковные организации не ожидает ничего страшнее, чем трудности с регистрацией, получением землеотвода или возвращением культового здания. Новая власть — и государственная, и местная — по-прежнему будет «сотрудничать» с архиереями. В основном, путем «материального стимулирования». Даже до скрытых угроз дело дойдет вряд ли. Для систематических гонений нужна система. Которой у нас, слава Богу, нет.

Некоторые опасности остаются с нами. Они не новы и пока неизбывны. Касаются они в первую очередь не «традиционных» церквей и религий, имеющих традиционное же влияние на общество и государственный аппарат. А организаций протестантского толка и нехристианских деноминаций. Но их судьба зависит не столько от первых лиц страны, сколько от законодательных инициатив и решений.