Успехи и поражения открывателя Супрасльского кодекса. Штрихи к биографии пионера славистики Михаила Бобровского

В прошлом году в список Памяти мира (Memory of the World International Register), международного проекта ЮНЕСКО, цель которого — собирать и надежно сохранять самые ценные исторические документы, был внесен так называемый Супрасльский кодекс. Отдельные части его, а вместе это 285 пергаментных листов, хранятся в библиотеках Варшавы, Любляны и Санкт-Петербурга. Написанная кириллицей богослужебная книга появилась в начале ХІ века в Болгарии. Казалось бы, несмотря на огромную ценность для изучения истории языка южных славян, причастность ее к украинской культуре лишь косвенна. Впрочем, стоит вспомнить город, от которого произошло известное в научном мире название манускрипта, и личность его открывателя — богослова и слависта Михаила Бобровского, 160 лет со дня смерти которого исполняется 21 сентября.

Во второй половине XV века Иван Ходкевич, сын киевского боярина Ходка (Федора) Юрьевича, который верно служил великому князю литовскому Казимиру, получил в награду немалую часть пущи над рекой Супрасль, у границы с Бельской землей. Однако не успел освоить эту еще почти безлюдную территорию — в 1482 году, во время наезда на Киев крымских татар, он попал в плен и умер в неволе. Его сын Александр позаботился не только об обустройстве крупного поместья, но и об основах религиозной жизни, заложив монастырь для монахов, как раз прибывших из Киево-Печерской лавры. В 1500 году монахи поселились в урочище Сухы Груд на берегу Супрасли. Вскоре здесь возвели большую каменную церковь в готическом стиле в честь Благовещения Пресвятой Девы Марии. Ее боковые алтари посвящены были «благоверным князьям русским» Борису и Глебу и «строителям печерским и начальникам общему житию Антонию и Феодосию, из Богом спасаемого града Киева, в Русской земле».

Супрасльский монастырь вскоре стал одним из крупнейших центров интеллектуальной жизни православной церкви, доказательством чего является его огромная по тем временам библиотека. Первые книги были привезены из Киева и других городов, например, «Киевская летопись», охватывающая историю Руси до 1515 года. Позже и здесь монахи писали копии церковных книг и самостоятельные произведения, в частности полемического характера, направленные и против протестантов, и против католиков. Один из полемических сборников, списанный в 1580-х годах, попал в библиотеку Златоверхого Михайлов­ского монастыря в Киеве. Сегодня рукопись хранится в ЦНБ им. В.Вернадского вместе с другим раритетом — «Супрасльским ирмологионом», сборником церковных музыкальных произведений, списанным в Супрасли в 1596—1601 гг., который попал позже в одну из подземных церквей Киево-Печерской лавры (считается древнейшим образцом украинской нотолинейной записи).

Однако больше всего монастырь над Супраслью прославил упомянутый древнеболгарский кодекс, который в 1823 году попал в руки Михаила Бобровского, преподавателя Виленского университета и исследователя древнейших славянских рукописей. В то время славистика как наука только зарождалась, следовательно, Бобров­ский, лично знакомый с «отцом славистики» чехом Йозефом Добровским (1753—1829), был одним из ее пионеров. Относился он к тому же поколению зачинателей изучения славянских языков и культур, что и такие выдающиеся фигуры, как словенец Ерней Бартоль Копитар (1780—1844), россиянин немецкого происхождения Александр Остенек-Востоков (1781—1864), чехи Вацлав Ганка (1791—1861) и Йозеф Юнгман (1773—1847), словак Паволь Йозеф Шафарик (1795—1861).

Можно бы подумать, что профессор Бобровский — исследователь с огромным талантом к языкам и мощной памятью, который вел неутомимые поиски во всех доступных для него книжных собраниях, был тогда обречен на успех. Однако ученому, принятому во многие научные общества, в частности в Риме, Санкт-Петербурге и Париже, не суждено было вписать свое имя в историю славистики произведениями, достойными его таланта. Кроме публикаций в тогдашней польской и российской научной прессе, славистические труды Бобровского остались в рукописях и в большинстве своем погибли.

Кем был талантливый исследователь, которому так не посчастливилось в жизни?

Родился он 8 ноября 1784 года в селе Вилька-Ваганивка, в юго-восточной, этнографически украинской части Бельской земли в Подляшском воеводстве. Детские годы и молодость Михаила пришлись на период судьбоносных для Европы событий. В 1789 году началась Французская революция, которая отрицала божественное происхождение власти королей и императоров, источником каждой суверенной власти провозгласила нацию и стала одним из источников романтизма, сыгравшего огромную роль в превращении ряда лишенных государственности славянских народов в нации, стремящихся к суверенности. В 1795 году состоялся ІІІ раздел Речи Посполитой, вслед­ствие чего северная часть Подляшского воеводства была включена в состав Прусского королевства, южная отошла к Австрийской империи. Именно возле подляшского городка Немиров были государственные границы Пруссии, Австрии и России, к которой отошла правобережная Украина и почти вся территория Великого княжества Литовского. В 1807 году, вследствие наполеоновской победы над Пруссией, так называемая Белостокская область, в состав которой входили заселенные украинцами окраины Бельска и Дорогичина, была присоединена к Российской империи.

Так Михаил, который начал свое обучение в церковной школе в городке Клищели при Речи Посполитой, продолжил его под властью прусского короля — в коллегии пиаристов в Дорогичине и в гимназии в Белостоке, а высшее образование получил уже как подданный Российской империи. В 1808—1814 годах он учился в Виленском университете и действующей при нем Главной духовной семинарии (со временем стал в них преподавателем), получая одно за другим звание магистра богословия, филологии и гражданского и уголовного права, а в 1815 году он принял сан священника (без брака). Но хотя Бобровскому пришлось в Вильно работать прежде всего преподавателем богословия, а с 1833 года стать приходским священником сельского прихода на Берестейщине, его самой большой страстью оставалась филология, в частности изучение старинных славянских книг.

Бесспорно, лучшим в жизни молодого богослова и слависта был период с 1817 по 1822 год, время заграничного путешествия. Целью было ознакомление с состоянием богословских наук в Европе, совершенствование знания нужных для богословских исследований восточных языков, а также ознакомление с языками и литературами славянских народов. Бобровский посетил тогда немало городов, прежде всего в Австрии, где работали видные чешские, словенские, хорватские и сербские слависты. Немалый урожай собрал он также в библиотеках северной Италии и Франции, в частности в Венеции, Риме и Париже. Его достижения признали в европейском научном мире.

Во время этой пятилетней европейской «перегринации» Михаил Бобровский встретился с национальными «будителями» многих славянских наций. Среди них был также о. Иван Снигурский (1784—1847), декан богословского факультета Венского университета и приходской священник здешней церкви св. Варвары, со временем перемышльский епископ, благодаря которому город над Саном стал центром национального возрождения украинцев в Галичине (Перемышль опередил здесь Львов). Церковная и культурная жизнь в Литве, как тогда называли бывшую территорию Великого княжества Литовского (в границах после 1569 года, то есть после Люблинской унии) с присоединенной к нему в 1807 году Белостокской областью, была полонизирована не меньше, а может и больше, чем в Галичине. Ничего здесь не изменило и российское господство, ведь царское правительство, учитывая полную полонизацию аристократическо-шляхетского класса, считал «совсем польской» эту территорию. Польский национальный дух господствовал как в Виленском университете, так и в семинарии, а их выпускники считались самыми искренними польскими патриотами. Все же можно сказать, что какое-то «проукраинское» национальное чувство начало тогда пробуждаться и в Михаиле Бобровском, который в написанных в 1819 году письмах к чеху Й.Добровскому называет себя русином.

К тому времени на юге «Литвы», в частности в Бельском, Берестейском, Кобринском и Пинском уездах, проживало до четверти миллиона этнических украинцев. Однако Вильно, где среди студентов и преподавателей университета и семинарии была группа выходцев из народной украинской стихии этого региона, не стало в ХІХ веке центром украинского национального возрождения. Первая причина — ликвидация Виленского университета после подавления Польского восстания 1830—1831 годов. Вторая — это особая ситуация русско-польской борьбы за «веру и народность», которая началась с приходом к власти царя Николая I (1825 год) и набрала обороты во второй половине ХІХ века. В этих условиях этнические украинцы и белорусы, бывшие приверженцами католицизма и польской культуры, оказывались в польском национальном лагере, а «твердые русины» быстро попадали в водоворот «западнорусскости» (аналог москвофильства, затронувший и австрийскую Галицию с подроссийской Волынью).

Когда в августе 1817 года Бобровский выезжал из Вильно, здесь еще господствовал либеральный дух, истоки которого восходят к наполеоновской эпохе. И когда в 1822 году он вернулся и стал преподавателем богословия и арабского языка (изучил в Париже), начинался уже период реакции. Вскоре среди студентов университета были раскрыты польские тайные организации, видным деятелем которых был и Адам Мицкевич. Начались аресты и ссылки. Пострадал также и Михаил Бобровский, в своих лекциях и проповедях подвергавший критике состояние дел как в университете, так и в церкви. Летом 1824 года его уволили из университета с приказом поселиться в василианском монастыре в Жировичах.

Эту своеобразную ссылку ученый использовал для приведения в порядок своих исследований. В мае 1825 года в петербургских «Библио­графических листках» появилось сообщение о найденном в Супрасль­ском монастыре пергаментном рукописном кодексе ХІ века, который в руки ученого попал летом 1823 года.

В 1826 году, благодаря под­держке российских славистов, Бобровскому позволили вернуться в университет, где, кроме богословия, он читал лекции, посвященные славянским языкам. В 1828 году о. Михаила назначили также приходским священником виленской церкви св. Николая, где хранился другой шедевр старины, уже украинского происхождения, — богато иллюстрированный «Киевский псалтырь», списанный в 1397 году в Киеве (в 1518 году книгу подарил виленской церкви выкрещенный киевский еврей Иван Аврам Езофович, дослужившийся до должности земского подскарбия Великого княжества Литовского). Псалтырь нашел еще предыдущий приходской священник Николаевской церкви о. Антоний Сосновский (1775—1852), земляк Бобровского. Благодаря посредничеству Ивана Лобойко (1787—1861), выпускника Харьковского университета, преподававшего в Вильно русский язык и литературу, в 1822—1824 годы с рукописью ознакомились исследователи из так называемого Румянцевского кружка — киевский митрополит Евгений Болховитинов и Петр Кеппен. Однако исследование Псалтыря ограничилось тогда лишь короткими выписками, которые сделал Кеппен (позже их использовал филолог-славист, историк и писатель Измаил Срезневский в своей публикации о памятниках писательства Х—ХIV века).

В 1833 году, после того как Виленский университет был ликвидирован царским указом, а Духовная семинария превращена в сугубо римо-католическое учебное заведение, Михаила Бобровского назначили настоятелем прихода в городке Шерешов (на север от Берести, на украинско-белорусской языковой границе). Привез он сюда как Супрасльский кодекс, так и Киевский псалтырь, которые после внезапной кончины ученого вместе с его личной библиотекой попали в частные руки (сейчас псалтырь находится в Публичной библиотеке им. М.Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге).

Шерешовский период жизни Михаила Бобровского оказался неблагоприятным для научных исследований. Хоть он не оставил изыскания совсем, но все же пришлось сосредоточиться на душпастырской работе и воспитании племянника — Павла Бобровского (1832—1905). Позже его воспитанник совмещал военную службу, которую завершил в чине генерала, с научной работой: Павел Бобров­ский был автором не только многочисленных трудов по военному праву и статистике, но многих публикаций, посвященных истории церкви первой половины ХІХ века. Немало публикаций племянник посвятил своему выдающемся дяде и упомянутому уже Антону Сосновскому.

Согласно свидетельству Павла Бобровского, о. Михаил, еще в 1837 году принявший православие, в своей проповеднической деятельности пользовался родным ему украинским языком: «В воскресные и праздничные дни в церкви, всегда переполненной прихожанами, среди которых было немало католиков, протоиерей говорил проповедь на краснорусском, или галицком, языке». Был он также автором обращения к царю Нико­-лаю I, который под его воздействием в декабре 1839 года приказал, чтобы православные священники Витебской, Могилевской, Киевской, Подольской, Волынской, Минской, Виленской, Гродненской губерний и Белостокской области, «по возможности читали в церквях в воскресные дни проповеди на простом общепонятном языке или изъясняли в виде бесед катехизис». Вскоре, однако, православная церковь вследствие проповедей и учебы в приходских школах на русском языке стала оплотом русификации украинцев и белорусов — недавних униатов «Западной России». Более того — ныне русский язык и далее звучит в проповедях, провозглашаемых в православных церквях как в Шерешове (Беларусь), так и в родной для Бобровского Вильке-Вагановской (Польша)!

Такова фигура о. Михаила Бобровского, изучение биографий этого ученого и его земляков, среди которых был и профессор Харьковского и Киевского университетов Игнатий Данилович (1787—1843), открывает перед нами немалый пласт украинского прошлого. И это история не только зажатого между этническими территориями поляков и белорусов берестейско-подляшского «аппендикса», но и всей украинской нации, которая только рождалась в своей новейшей ипостаси.