ТРИ ПРАГИ

Это эссе - попытка рассмотрения мифа о так называемом «социалистическом» (в просторечии бронетанковом) интернационализме. Это - попытка показать, как было и как, не дай Бог, может быть. И наконец, «Три Праги» - это еще и о непобедимости утопии свободы, противостоящей тоталитарному «мифу ХХ столетия».

Прага-1944

Сразу предупредим: кроме чешской столицы, есть иная Прага - пригород Варшавы. И речь сейчас пойдет именно о ней. А для того, чтобы сразу ввести современного читателя в суть дела, предоставим вначале слово историку Анатолию Трубайчуку, а затем премьеру Великобритании Уинстону Черчиллю. Итак, профессор Трубайчук пишет: «Первого августа 1944 года расположенные в Варшаве части Армии Крайовой под командованием ген. Т.Бур-Комаровского подняли восстание, к которому присоединились немало варшавян, подпольщиков других политических ориентаций... Английское и американское правительства обратились к Сталину с просьбой оказать помощь повстанцам. Но Сталин отказался. При этом он ссылался на то, что восстание было начато авантюристами без предварительного согласования с советским командованием и что ответственность за него полностью падает на польское эмигрантское правительство в Лондоне. А с ним СССР разорвал отношения еще в 1943 году после того, как стало известным энкаведистское преступление в Катыни».

Уинстон Черчилль знакомит нас со множеством деталей того времени: «Генерал Бур-Комаровский решил организовать крупное восстание, чтобы освободить город. У него было около 40 тысяч человек с запасами продовольствия и боеприпасов, достаточными для того, чтобы вести бои в течение семи-десяти дней... Советские радиостанции уже значительное время призывали польское население отказаться от всякой предосторожности и начать общее восстание против немцев. 29 июля 1944 года, за три дня до начала восстания, московская радиостанция передала обращение польских коммунистов к населению Варшавы... Обращение призывало население, так же, как и в 1939 году, присоединиться к борьбе против немцев, на этот раз для решающих действий. «Для Варшавы, которая не сдалась, а продолжала бороться, уже настал час действовать... Прямой активной борьбой в Варшаве, на улицах, в домах и т.д. будет ускорен момент окончательного освобождения, и жизнь наших братьев будет спасена».

Прервем текст Черчилля. Интересно: Красная Армия идет к Варшаве, советское радио - в том числе и голосами коммунистических лидеров - призывает варшавян к восстанию (понятно, что такого призыва без санкции лично Сталина быть не могло), а когда восстание начинается и успешно развивается, вдруг оказывается, что у Сталина нет войск для овладения польской столицей, да и само восстание было «авантюрой», никак не согласованной с планами советского командования.

А дальше произошло вот что. Ровно в 17.00 первого августа восстание началось, и уже через 15 минут немецкий контроль над Варшавой как узлом стратегических коммуникаций был утерян. Но... Как только началось восстание, призывы по радио к полякам оказать помощь Красной Армии замолкли. Наступление на Варшаву (а советские войска были в 10 километрах от варшавской Праги) прекратилось. Более того. Черчилль утверждает - русские армии отошли назад, а советская авиация прекратила налеты на нацистские военные объекты в районе Варшавы.

Нельзя сказать, что Сталин пассивно взирал на происходящее. Нет. Он высокомерно заявил, что не представляет, как «несколько отрядов» поляков могут взять Варшаву, и что информация о восстании «не вызывает доверия». Более того. Печально известный Вышинский (тогда - заместитель наркома иностранных дел) сделал от имени правительства (т.е от имени Сталина) послу США в Москве заявление: «Советское правительство... решительно возражает против того, чтобы американские или английские самолеты после того, как они сбросили оружие в районе Варшавы, приземлялись на советской территории, поскольку Советское правительство не желает связывать себя ни прямо, ни косвенно с авантюрой в Варшаве».

Не желает. Ни прямо, ни косвенно. Народное восстание, к которому призывали советские пропагандисты и польские коммунисты, - авантюра. Бред? Нет, сталинская логика. Ведь восстанием-то руководят не коммунисты. Более того: существуют два правительства Польши - одно законное, в эмиграции, и второе - марионеточное, созданное Кремлем. Между союзниками идет борьба за то, какое правительство будет контролировать послевоенную Польшу. Варшавяне сказали «да» законному правительству. А если они пошли не за коммунистами, то пусть гибнут. А в придачу - оттягивают на себя четыре немецкие дивизии. В результате войны останутся послушные Кремлю поляки.

Но предоставим слово вновь Уинстону Черчиллю. «10 сентября, после шести недель мучений, испытанных поляками, Кремль, очевидно, изменил свою тактику. Во второй половине этого дня снаряды советских орудий начали падать на восточные окрестности Варшавы, и советские самолеты вновь появились над городом... 15 сентября русские заняли пригород Прагу, но дальше не пошли. Они хотели, чтобы некоммунистические поляки были полностью уничтожены, и вместе с тем поддерживали мнение, будто они идут им на помощь... Призывы генерала Бура к советскому командующему генералу Рокоссовскому остались без ответа. Царил голод.

...Битва в Варшаве длилась более шестидесяти дней. Из 40 тысяч мужчин и женщин польской подпольной армии было убито около 15 тысяч человек. Подавление восстания стоило германской армии 10 тысяч человек убитыми, 7 тысяч пропавшими без вести и 9 тысяч ранеными».

Итак, вот что произошло в Варшаве. В то время, когда польская столица героически боролась, вдохновленная высокой утопией свободы, советские войска совершали различные маневры вокруг Праги, варшавского пригорода. А потом наблюдали из-за реки, как нацисты уничтожают поляков.

Быть может, Сталин действительно не мог помочь повстанцам? Может, у него не было в резерве войск? Но если советское командование призывало варшавян к восстанию в конце июля - значит, были такие войска, предназначенные для помощи восставшим. Предположим, нацисты действительно создали непроходимые укрепления перед Прагой. Ну и что? Эти укрепления не нужно было штурмовать - их можно было преодолеть. Не «в лоб», не сбоку, а - сверху.

Как раз в 1944 году были сформированы три новых гвардейских воздушно-десантных корпуса: 37-й генерал-лейтенанта П.Миронова; 38-й генерал-лейтенанта А.Утвенко; 39-й генерал-лейтенанта М.Тихонова. Эти корпуса состояли из трех гвардейских воздушно-десантных дивизий каждый. В октябре (как раз после поражения восстания) эти корпуса были сведены в Отдельную гвардейскую воздушно-десантную армию.

Может быть, эти войска не были готовы к боевым действиям? Но десантные части в СССР формировались из молодых людей, в абсолютном большинстве прошедших первичное воинское обучение, в том числе и парашютно-десантную подготовку, еще до второй мировой войны, в структурах Осоавиахима. Даже если половина десантников на 1 августа еще не была готова к боевым действиям, то хватило бы и 20-30 тысяч подготовленных бойцов «крылатой пехоты». Как раз четыре дивизии против четырех нацистских. А самолетов для десантирования хватало. Поскольку все Ил-4ф (основной бомбардировщик Авиации дальнего действия) были подготовлены к двойному использованию: и в качестве бомбардировщика, и в качестве транспортно-десантного самолета. Да и старых ТБ-3, способных нести 32 человека с парашютами каждый, сохранилось несколько сотен. Что же касается истребительного прикрытия такого массового десанта, то летом 1944 года Красная Армия имела полное превосходство в воздухе.

А чем мог помочь Запад? Доставкой оружия и боеприпасов? Выброска контейнеров с больших высот была неэффективной. Переброской войск? Но для этого нужно было иметь аэродромы, достаточные для посадки и взлета тяжелых транспортных самолетов. А лететь-то этим самолетам нужно было бы через небо всей Германии, и даже мощное истребительное прикрытие не спасло бы от тяжелых потерь. Выбросить парашютный десант? Но 101-я и 82-я американские парашютно-десантные дивизии и 6-я британская к моменту начала варшавского восстания были изрядно потрепаны после боев в Нормандии и еще не завершили переформирования; смешанная англо-американская десантная дивизия как раз 15 августа высадилась на юге Франции. Правда, в стадии завершения была подготовка еще двух английских и одной американской воздушно-десантных дивизий и отдельной польской десантной бригады. В сентябре эта десантная армада была готова действовать. Но... Опять же, лететь нужно было через небо всего третьего рейха. Да и то если после выброски парашютистов не надо было бы возвращаться назад, снова через всю Европу. А приземляться на советской территории эти самолеты, как уже известно, не имели права. Ибо Сталин предусмотрительно позаботился об этом.

Итак, у руководства восстанием оказались «не те» люди и «социалистический интернационализм» забуксовал. Точнее, он на самом-то деле и сработал: у руководства Польшей встали угодные Кремлю люди. А неугодные, в том числе участники восстания из числа бойцов армии Крайовой, попали в лагеря ГУЛАГа или тюрьмы коммунистического режима Болеслава Берута. Восторжествовал тоталитарный миф, представляющий события не в истинном свете, а так, как угодно было вождям.

В берутовское время, до 1956 года, в Польше официально считалось - по Сталину - восстание развязали «провокаторы» и «экстремисты», связанные с «лондонской кликой», т.е. законным правительством Речи Посполитой в эмиграции. В советской историографии эти эпитеты сохранились до конца существования СССР. Но в самой Польше, как только крайние формы коммунистической диктатуры сменились несколько более либеральными, столь нагло врать уже стало невозможным. Утопия свободы и демократии, несмотря на свое видимое поражение, вдохновляла людей на борьбу за правду, против служения очередному «мифу ХХ столетия».

Все же публично говорить правду о восстании было нельзя, ибо иначе рушились сами основы «социалистического интернационализма». Поэтому в 60-е-80-е годы в Польше очень многие пользовались фигурой умолчания. Едва ли не наиболее типичными в этом плане являются роман «Четыре танкиста и собака» и одноименный знаменитый телесериал.

Обратимся к тексту. Хотя бы потому, что в таком ключе была построена вся легальная польская литература до времен «Солидарности». Полковник Януш Пшимановский, автор романа, вынужден оправдываться: «Противник подтянул свежие дивизии из Голландии, Бельгии, Италии и бросил все силы, чтобы вернуть позиции на левом берегу... Рядом, в столице Польши, в самом сердце страны, пылал пожар восстания, притягивая взоры, сердца и мысли народа (ни слова о «провокаторах» и «экстремистах». - С.Г.). Как только фронт набрал силу, началось наступление».

В наступлении принимают участие и четыре танкиста, экипаж танка «Рыжий». «Он успел привыкнуть к мысли, что там, где они появляются, победа остается за ними. И не было времени подумать, что так могло быть не всегда». Танк вместе с другими польскими танками вступает в предместье Прагу. «Гусеницы грохотали по мостовой, рев мотора оглушал, гарь и дым проникали в танк; впереди виднелись отблески пожара». Танк вырывается к Висле, впереди - неповрежденный мост. «Янека охватил озноб, от которого свело мышцы лица и мурашки побежали по спине. Настала именно та минута, о которой говорили вчера вечером: прорвались, до моста остается несколько сот метров. Если успеют, если противник ошеломлен внезапностью, то через несколько минут они окажутся на противоположной стороне, в Варшаве». «Рыжий» несется к мосту, но... в него попадает противотанковый снаряд, и в этот момент мост взлетает в воздух.

Дальнейшее действие романа (и фильма) - в госпитале, спустя несколько дней. Художественный (и политический) ход Януша Пшимановского просто блестящ. Писатель-фронтовик не покривил совестью, говоря очевидную неправду, а о правде просто умолчал (хотя и попытался как-то оправдать с военной точки зрения то, что Варшава не была взята с ходу).

Первая Прага - это, на первый взгляд, трагический крах утопии свободы. Той утопии, которой жили миллионы людей разных национальностей, сражавшихся в различных армиях или ожидавших возвращения своих близких с фронта. А ведь утопия - это не нечто негативное, заведомо неосуществимое, как ее нас приучила понимать марксистско-ленинская философия. Утопия - это образ желаемого будущего. То, в чем человек как существо социальное чувствует потребность, разворачивается в утопических построениях. Вся европейская культура тесно связана с утопическим «ферментом», и не последнюю роль тут сыграло христианство с его всеохватывающей утопией Царства и Града Божьего с абсолютами Добра, Истины, Красоты, Веры, Мудрости, Любви...

В Советском Союзе марксистская утопия давно (еще в 20-х годах) выродилась в тоталитарный миф, одну из разновидностей «мифа ХХ столетия». Если утопия направлена в будущее, то миф призывает сохранить и укрепить «прекрасный новый мир», максимально территориально расширив его пределы. Миф враждебен любой критичности мышления по отношению к нему. Социальное время в мифореальности остановлено, ибо раз и навсегда известно, что именно является граничным пределом общественных усовершенствований. Неудивительно, что открытая в будущее утопия становится главным врагом тоталитарного мифа.

Но варшавская Прага - не только и не столько торжество мифа. Это и моральная и историческая победа утопии свободы. Поскольку идеалы восставших варшавян в конце концов материализовались в современном устройстве Речи Посполитой, а самодовольный «социалистический интернационализм» должен умереть - что весьма выразительно разъяснял нашим коммунистам польский президент Александр Квасьневский (левый политик, но - польский левый!) во время визита в Киев.

Прага-1945

Прага 1945 года вошла в советскую культуру символом весеннего пробуждения народов Европы после нацистской оккупации, символом победы над силами зла. Вспомним лишь романтических героев «Знаменосцев» Олеся Гончара, которые в финальной книге трилогии что есть мочи спешат на помощь восставшей «Златой Праге». Но что же произошло на самом деле и символом чего стала тогдашняя Прага? Обратимся сперва к воспоминаниям участников событий.

Маршал Георгий Жуков очень немногословен: «Еще 5 мая Ставке стало известно о восстании чехов в Праге и боях восставших с немецкими войсками. Ставка приказала 1, 2 и 4-му Украинским фронтам ускорить движение наших войск в район Праги, чтобы поддержать восставших и не дать гитлеровцам подавить восстание. Выполняя приказ Ставки, фронты бросили туда свои подвижные войска. В ночь на 9 мая они вышли в район Праги, а утром вошли в город, горячо приветствуемые населением... Немецкие войска поспешно отходили на запад, стремясь сдаться в плен американским войскам... В расположение американских войск спешила отойти и дивизия власовцев, изменников Родины. Однако ее отход был решительно пресечен 25-м танковым корпусом».

Немногословность маршала Жукова, очевидно, не случайна. Достаточно взять в руки мемуары других маршалов, более разговорчивых, чтобы понять - Георгий Константинович не хотел врать напропалую. Итак, слово Кириллу Москаленко, тогда - командиру 38-й армии: «Пытаясь сдержать наступление советских войск путем организации упорного сопротивления, немецко-фашистское командование стремилось удержать в своих руках часть Чехословакии. Потом оно рассчитывало пропустить наступающие с запада американские войска, предварительно сформировав «правительство» из предателей чехословацкого народа, которое могло бы быть признанным западными государствами. За спиной этого «правительства» и имели намерение спрятаться немецкие генералы с недобитыми остатками своих войск, внося раскол в союз государств антигитлеровской коалиции». И далее: «Как известно, надежды вражеского командования и планы западных реакционеров относительно Чехословакии провалились. И произошло это только потому, что советское командование, разгадав игру и тех, и других, приняло необходимые меры». А именно - провело Пражскую операцию. «С утра 8 мая войска трех фронтов двинулись на Прагу».

А теперь - внимание: в городе Реймсе документ о полной и безоговорочной капитуляции нацистской Германии был подписан 7 мая в 2 часа 41 минуту утра от имени всех армий Объединенных Наций, включая Советскую. В соответствии с этим актом в полночь 8 мая все военные действия должны были прекратиться. Германия капитулировала.

Но того же 8 мая советские танки двинулись на Прагу. Зачем? Попробуем ответить на этот вопрос, но немного погодя, а теперь - вновь слово профессору Анатолию Трубайчуку.

«После капитуляции берлинского гарнизона и войск на Западе у командующего группой армий «Центр» фельдмаршала Шернера оставалась только одна возможность - как можно быстрее добраться до Рудных гор и сдаться в плен генералу Паттону. Но на пути к этой цели стояла Прага. 5 мая в столице Чехословакии началось восстание, что делало выполнение этого плана нереальным. На помощь восставшим пражанам по их просьбе пришла 1-я дивизия власовской РОА под командованием ген. С.Буняченко. Совместно с повстанцами она несколько дней сдерживала германскую группировку на подступах к Праге. После достижения соглашения между повстанцами и командованием группы армий «Центр» о том, что немцы оставят все тяжелое оружие и не будут вести боевых действий на улицах Праги, Шернеру удалось отвести основную массу войск в Рудные горы и капитулировать перед американцами. Когда ночью 9 мая 3-я и 4-я танковые армии 1-го Украинского фронта, спешившие из-под Берлина на помощь восставшим, добрались наконец до Праги, они смогли защемить только хвост отступающих колонн группы армий «Центр» и взять в плен остатки так называемой власовской армии». Обратим внимание: не советские танкисты, а «изменники Родины» власовцы предотвратили разрушение Праги войсками Шернера.

А теперь возвратимся к воспоминаниям маршала К.Москаленко. Он обвиняет западные демократии в сговоре с нацистами, чтобы поставить при власти в Праге «изменников чехословацкого народа». Наверное, Г.Жуков сознательно ушел от детального рассказа о Пражской операции, поскольку не хотел быть соавтором одной из непременных составляющих советской тоталитарной мифологии - о перманентном сговоре западной демократии с нацизмом. Пример Праги 1945 года лишний раз доказывает абсурдность подобных утверждений. Ведь законный президент Чехословацкой Республики Эдуард Бенеш был признан всеми правительствами Объединенных Наций. Заменить его кем-то другим Запад не смог бы, даже если бы захотел. Даже если бы американские танкисты первыми вошли в Прагу, власть они передали бы Бенешу, и никому другому. Но вот вопрос: смогли бы в последнем случае войти в чешскую столицу непременные «спутники» советских войск, на которые, собственно, всегда ложилась основная часть выполнения миссии «социалистического интернационализма», - подразделения НКВД, НКҐБ, СМЕРШа? То есть тех структур, которые и подготовили последующую ликвидацию демократии в Чехословакии?

Можно высказать весьма обоснованную гипотезу: если бы Советская Армия не оккупировала всю Чехословакию, то правительство этой страны смогло бы совсем иначе разговаривать с Кремлем, даже если бы это правительство оказалось коммунистическим (вспомним пример Югославии во главе с Й.Броз Тито). Ота Шик, в будущем один из ведущих деятелей «пражской весны» 1968 года, а в 1945 - чудом уцелевший в Маутхаузене молодой партфункционер, свидетельствует: «Было привлекательным хотя бы то, что мы хотели прийти к социализму без революции и диктатуры пролетариата. Впоследствии то же самое провозглашал Р.Сланский, который в то время был первым секретарем партии». Однако, как известно, все быстро изменилось. «Народная демократия» оказалась разновидностью «диктатуры пролетариата», а Сланский был казнен как «агент империализма и сионизма».

Итак, в Праге 1945 года утопия свободы и общенационального сотрудничества вновь потерпела поражение. Действительно, многим казалось, что послевоенный мир будет стоять на новых, гуманных, демократических основаниях. Но события повернулись не так, и это «не так» оказалось заложенным еще во время войны. Руководство Пражского восстания, по свидетельствам современников, при каждом своем действии озиралось на тень всемогущего Сталина и боялось его больше, чем эсэсовцев Шернера. Правительство Национального фронта во главе с социал-демократом З.Фирлингером не было свободно в своих действиях. В 1946 году, после выборов в Учредительное собрание, его сменило коммунистическое в своей основе правительство К.Готвальда. В то же время в Словакии, получившей ограниченную автономию, абсолютное большинство на выборах (62% голосов) получила Словацкая демократическая партия. Органы госбезопасности, находившиеся под контролем коммунистов и их «советников» из СССР, вскоре сфабриковали «дело», по которому немало руководителей Демократической партии были осуждены по обвинениям в намерении отделить Словакию. Коммунисты открыто пошли путем установления своей диктатуры. В этих обстоятельствах все демократические партии попытались предотвратить ее установление. В феврале 1948 года 12 министров правительства Чехословацкой Республики - представители демократических партий - подали в отставку, считая дальнейшее пребывание в правительстве вместе с коммунистами невозможным. Согласно демократическим правилам, в таких случаях проводятся досрочные парламентские выборы. Но коммунисты, контролировавшие армию (сформированную в СССР), госбезопасность (со многими московскими «советниками»), профсоюзы, заводские советы и народную милицию, вывели на улицы десятки тысяч своих сторонников. Угроза подавления советскими танками «контрреволюционных сил» также сыграла свою роль. Президент Э.Бенеш был вынужден назначить коммунистов на место демократических министров. А вскоре - сам уйти в отставку. Итак, произошел государственный переворот. Утопия свободы и социализма без диктатуры пролетариата и без революции, основанного на общенациональном согласии, потерпела поражение в политической практике. Но осталась жить в народном духе (как говорили философы-классики) или же в национальном менталитете (этот термин любят употреблять в конце ХХ века).

Прага-1968

Жизнь в мифе противоречит сущности человека ХХ столетия. Он жадно ищет любую возможность вырваться за пределы мифореальности. И когда желания миллионов людей (у каждого - индивидуально мотивированные) совпадают, фактом становится попытка выхода за границы заколдованного круга тоталитаризма. Для Чехословакии этот выход был связан с возвращением в мир европейской культуры. Или, как писал известный чешский публицист Милан Кундера, с возвращением Центральной Европы в Европу как таковую.

Что же, собственно, произошло? Построение социализма по советским рецептам после смерти Клемента Готвальда в 1953 году было продолжено под руководством Антонина Новотного, которого даже близкие к нему партийцы называли «воинственной посредственностью». Пятилетние планы не выполнялись, но достаточно высокий уровень развития довоенной Чехословакии, сравнительно небольшой объем военных разрушений, конфискация собственности и земель у почти 3,5 миллиона этнических немцев, депортированных за пределы республики, наконец традиционное трудолюбие чехов и словаков - все это обеспечило достаточно высокий (по социалистическим меркам) уровень благосостояния населения. Но с начала 60-х годов экстенсивные факторы развития при отсутствии политической демократии начали себя исчерпывать. О.Шик, в то время - один из авторов проекта экономических реформ, свидетельствует: «Национальный доход за 5 лет увеличился всего на 10,2% при плане 42%... Третий пятилетний план, усиливающий директивные методы планирования производства и роста производительности труда, лишал предприятия какой-либо возможности заботиться об эффективности производства». Десталинизация в стране фактически не состоялась, хотя определенный уровень либерализации общественной жизни в 60-е годы и существовал. Руководство партии не имело в своем составе интеллектуалов и, теряя управление страной, превратилось в объект насмешек. На торжественных митингах студенческая и рабочая молодежь нередко провоцировала Новотного на неподготовленные выступления, скандируя его имя и размахивая флагами. Новотный охотно откликался на «зов народа» и нес всякую околесицу, чем чрезвычайно развлекал собравшихся. Таким образом, тоталитарный миф «тлел», догорая, и неминуемым следствием должна была стать попытка добиться свободы.

В июне 1967 года состоялся съезд писателей, на котором М.Кундера, П.Когоут, В.Гавел, Я.Прохазка, Л.Вацулик резко критиковали политику Компартии. Это было первое после

20-летнего перерыва публичное выступление интеллектуалов с критикой состояния дел в стране. Репрессии не заставили себя ждать, но власть уже не была настолько сильной, чтобы сгноить кого-то в тюрьме. В октябре того же года состоялась студенческая манифестация, жестоко подавленная силами госбезопасности. Наконец, в среде словацких коммунистов, возглавляемых Александром Дубчеком, началось оппозиционное движение против центральной власти. Все это накладывалось на попытки экономической реформы - и в конце концов привело к падению партийного руководства во главе с Новотным.

Партию возглавил Александр Дубчек, а президентом республики стал герой второй мировой войны генерал Людвик Свобода. Стремительно начались процессы преобразований, быстро обогнавшие первоначальные намерения их инициаторов. Очевидно, так и должно было случиться. Ибо тоталитарная мифореальность не терпит существенных изменений. Любые такие изменения, особенно связанные со свободой слова, немедленно рушат на корню эту мифореальность.

Итак, фактом стала Прага-1968, «пражская весна», как ее назвали сочувствующие процессам обновления. Политические и духовные лидеры этой «весны» выдвинули широкомасштабную утопию «социализма с человеческим лицом», предусматривающую демократизацию всех сфер жизни - от экономики до искусства. Начали восстанавливать свою деятельность запрещенные политические партии. Фактическую свободу слова получили средства массовой информации. Затрещал «железный занавес» на границе со странами Запада. В экономике вместо командно-административных методов хозяйствования внедрялись элементы рынка.

Конечно же, нельзя говорить о существовании какой-то целостной и досконально продуманной утопии «социализма с человеческим лицом». Но в том-то и сила подобных утопий - они не стремятся к жесткому программированию каждого шага каждого члена общества. Честмир Цисарж, один из «конструкторов» этой утопии, вспоминает: «Полные революционной романтики, мы в спорах между собой и с догматиками взялись вырабатывать концепцию реформ. Но не учли одну вещь: в условиях разделенности Европы и нашей включенности в советский блок никто не позволит нам быть белыми воронами и демонстрировать возможности соединения социализма с демократией». Следует отметить, что наибольшими сторонниками вторжения в Чехословакию с целью ликвидации «пражской весны» были Эрих Хонеккер, Владислав Гомулка и Петр Шелест, поскольку они были убеждены, что утопия «социализма с человеческим лицом» быстро захватит страны Восточной Европы и Украину.

И вот совсем-совсем иное лицо Праги-1968 - бронетанковое. 21 августа 1968 года советские войска, а также подразделения вооруженных сил государств-участников Варшавского Договора (кроме Румынии) оккупировали Чехословакию. Под лозунгом «социалистического интернационализма». Очевидец этих событий украинский журналист Васыль Нибак пишет: «Свидетельствую, что своими глазами видел, как в самом центре Праги, в ее узких и очень красивых улочках советские танки давили все, что попадалось под их гусеницы. А от автоматчиков, следовавших за танками, доставалось всем, кто оказывался на их пути. Особенно молодым рабочим, студентам, школьникам, которые вышли в тот черный день с протестами против оккупации. Было страшно смотреть на эту бойню». Академик Александр Яковлев, известный российский политик, описывает, что происходило в номенклатурном «зазеркалье»: «Очередной удар по мозгам я получил в советском посольстве, наблюдая за нашедшими там приют чехословацкими «здоровыми силами». Пьяные, они носились по коридору к телефону и беспрестанно куда-то звонили. Я говорю О.Швестке, главному редактору «Руде право», - давай, выпускай газету. «Не могу идти в редакцию, меня там убьют!».

«Нормализаторы», как назывались партфункционеры, посаженные на посты оккупационными силами, возвратили Чехословакию в мифореальность. Из Компартии исключили четверть ее членов. Особенным гонениям подвергалась интеллигенция. Все вещи начали вновь называться соответственно тоталитарным мифологемам - начиная с «нормализации» (т.е. подавления свободы) и заканчивая сакраментальным «социалистическим интернационализмом» (вооруженной интервенцией).

Чтобы понять, насколько творцы-узники мифоутопии утратили связь с реальностью, насколько они были просто сумасшедшими с позиции обыкновенного здравого смысла, заглянем в кремлевский штаб. За три дня до вторжения в Чехословакию, когда танки занимали исходные рубежи, Брежневу доложили, что в чехословацких лесах находится вывезенный туда с Урала на отдых детский сад. У Брежнева потекли слезы - он представил себе, что произойдет, если там вдруг начнутся бои. Константин Катушев достал из кармана валидол, протянул генсеку. Немного успокоившись, Брежнев отдал приказ любыми способами возвратить ребятишек в СССР. В тот же день (!) состоялось заседание Политбюро ЦК КПСС, на котором было подтверждено окончательное решение о вторжении. Командующий 38-й армии (той самой, что шла на Прагу в 1945 году) генерал Александр Майоров свидетельствует: «Это решение будет осуществлено, даже если оно приведет к третьей мировой войне», - сказал маршал Гречко... По словам маршала Н.Крылова, «Ракетные войска стратегического назначения были в четырехминутной готовности».

Итак, слезы на глазах советского Верховного главнокомандующего Брежнева при мысли о детском садике и одновременно - утвержденное им же решение твердо идти навстречу третьей мировой войне. Сумасшествие! Впрочем, исследователи первобытного мифа утверждают, что «мифологический человек» во многих своих действиях кажется современному европейцу сумасшедшим существом. Как и наоборот. Но дикари не играют с ядерными бомбами.

Post scriptum

На руинах утопии «социализма с человеческим лицом» возник иной вариант утопии свободы - утопия правового демократического государства и гражданского общества. Ее творят бывшие деятели «пражской весны» (а в соседней Польше - интеллигенты и рабочие, соединившие усилия затем в рядах «Солидарности»).

Утопия «прав человека», «правового государства» и «гражданского общества» в Чехословакии была манифестирована прежде всего «Хартией-77». Основные принципы этой Хартии совершенно несовместимы с тоталитарной мифореальностью: «Каждый несет свою часть ответственности за общественные дела, таким образом, и за выполнение соглашений, имеющих силу законов, обязательных не только для правительств, но и для всех граждан».

Остается назвать немногое. Эти события еще не стали в полной мере предметом истории. Изменения в Советском Союзе (перестройка). Приход «Солидарности» к власти в Польше. И знаменитая «бархатная революция» в Чехословакии.

Но борьба тоталитарного мифа и утопии свободы еще не завершилась. Она продолжается - уже не в Центральной Европе, а на постсоветских и афро-азиатских пространствах. Поэтому политикам и ученым есть над чем поразмыслить, приняв во внимание трагический и высокий опыт трех Праг.