ТРИ ПЕРЕЯСЛАВА

В январе в 1654 году неподалеку от Киева, в Переяславе, состоялся казачий совет. На нем Войско Запорожское во главе с гетманом Богданом Хмельницким признало своим сувереном московского царя Алексея Михайловича. Это событие означало коренной перелом в исторической судьбе украинского народа. Не меньшее значение оно имело и в истории российского народа, поскольку существенным образом усилило потенциал империи, рождавшейся в Восточной Европе и со временем распространившейся на три континента.

Празднование 300-летия Переяславской рады в 1954 году приобрело грандиозные масштабы. Оно символизировало абсолютное изменение положения Украины в составе СССР. Юбилей стал символом впечатляющих изменений в национальной политике имперского центра относительно Украины. Подыскивая термин для определения этих изменений, выдающийся украинский историк ХХ столетия Иван Лысяк-Рудницкий ввел понятие Нового Переяслава.

В январе 2004 года будет 350-летний юбилей Переяславской казацкой рады. За последние 50 лет жизнь круто изменилась. Каким историческим содержанием может быть наполнено понятие Третьего Переяслава?

Переосмыслить общую историю

В последнее время усилилось внимание общественности к отечественной истории, а точнее — к проблемам сегодняшнего дня, связанных с нашим прошлым. Практически одновременно в средствах массовой информации вспыхнули дискуссии в связи с 350-летним юбилеем Переяславской рады, 70-летием голодомора 1932—1933 гг., планами создания украинско-российской комиссии для «согласования» содержания учебников по отечественной истории. В ожидании подачи в Верховную Раду нового варианта законопроекта о предоставлении льгот воинам Украинской повстанческой армии, боровшимся с советской властью до середины 50-х гг., активизировалась перманентная полемика по проблеме ОУН—УПА.

Мы помним, что становление самостоятельной Украины на переломе 80-х и 90-х годов сопровождалось всплеском интереса политиков и общественности к отечественной истории. Результат известен: постсоветская Украина стала правопреемником Украинской Народной Республики и унаследовала от нее государственную символику. В последующие годы страна утвердила политическую и экономическую независимость от России, добилась признания своих границ соседями и завоевала собственное место в кругу европейских государств.

Что означает новый всплеск интереса к отечественной истории? Следует принять во внимание, что все вышеназванные исторические сюжеты имеют один общий знаменатель: украинско-российские отношения.

На мой взгляд, общество вызревает для переосмысления нашего общего с Россией прошлого в свете изменений, происходящих в глобализованном мире после 11 сентября 2001 г. Речь идет об одновременном переосмыслении прошлого украинцами, украинскими россиянами и российскими гражданами. Общественность обеих стран унаследовала от предыдущих поколений довольно широкий спектр представлений об общем прошлом — от экстремистских до умеренных. Она апеллирует к историкам-профессионалам, дабы подтвердить или оспорить с помощью научных аргументов эти представления.

Аргументы историков не должны повредить объективному процессу формирования украинской политической нации, в котором этнические русские играют важную роль, а также украинско-российским межгосударственным отношениям. Ученым обеих стран, не желающим быть игрушкой в руках политиков, не нужно поддерживать старые или продуцировать новые исторические мифы.

Переяславский договор

В связи с приближением 350-летия Переяславской казачей рады в украинском руководстве поинтересовались, где тот знаменитый договор, которым гетман Богдан Хмельницкий привязал Украину к России? Тремя веками раньше, как выяснилось, этот же вопрос интересовал и Петра Первого. Установлено, однако, что на Переяславской раде никаких документов не подписывалось. Казаки ограничились присягой на верность царю. Когда зашла речь об обратной присяге царя Войску Запорожскому, оказалось, что в Московском царстве «не положено» присягать подданным. Оно не знало отношений вассалитета с обоюдными обязательствами сторон. Все подданные царя были холопами — от крепостных до думных бояр. О феодализме в крепостнической России нечего и говорить.

Письменное оформление отношений между Войском Запорожским (то есть Украиной) и Московским царством содержалось в «Статьях» Б.Хмельницкого от 31 марта 1654 года, дошедших до нас в российской редакции (без статей, не признанных царским правительством), а также в «Жалованной грамоте» царя гетману и всему Войску Запорожскому от 6 апреля 1654 года. Гарантировалось сохранение в Украине той системы власти и управления, которая сложилась за годы национально-освободительной войны. Гетман имел право держать 60-тысячную армию и проводить самостоятельную дипломатическую деятельность. Эти два документа и фигурируют в литературе как Переяславский договор.

Вячеслав Липинский в монографии «Україна на переламі», посвященной последним годам гетманства Б.Хмельницкого, отмечал, что следует различать Переяславский договор и мифы, которыми со временем он оброс. Переяслав был одним из эпизодов в дипломатической деятельности гетмана. «Воссоединение» Украины с Россией в 1654 году не состоялось, поскольку он даже с согласия царя проводил собственную внешнюю политику. Так было до самой смерти великого гетмана. Именно его смерть и потянула за собой тот процесс постепенного поглощения Украины, позднее названный воссоединением. Проклиная гетмана, Тарас Шевченко реагировал на переяславский миф, а не на историческую действительность.

После преждевременной смерти Б.Хмельницкого гетманом стал его сын Юрий. Вскорости его отстранил от власти Иван Выговский, расторгнувший отношения с Москвой и вместо того заключивший в сентябре 1658 года Гадяцкий договор с Варшавой. Согласно ему в составе Речи Посполитой (королевской Польши и Великого княжества Литовского) создавался третий государственный элемент — Великое княжество Русское. Выговский даже смог разгромить царские войска под Конотопом в июле 1659 года. Однако сейм Речи Посполитой не ратифицировал Гадяцкий договор в полном объеме (с образованием Великого княжества Русского), а казаки после многих лет войны с Польшей не пожелали вернуться под руку польского короля. И.Выговский вынужден был возвратить власть Юрию Хмельницкому.

В октябре 1659 года между Ю.Хмельницким и царским правительством были заключены так называемые «переяславские статьи». В присутствии 40-тысячной российской армии новый гетман вынужден был подписать документ, состоявший из 14 «давних статей» 1654 года (на самом деле фальсифицированных) и 18 «новых статей». Переяславский договор 1659 года лишал гетмана права на ведение самостоятельной внешней политики. Он больше не мог самостоятельно назначать и устранять генеральную старшину и полковников. Казаки лишались права переизбирать гетмана без согласия царя. В шести важнейших городах Украины, в соответствии с этим договором, размещались царские воеводы с военными гарнизонами.

Следовательно, праздновать юбилеи «воссоединения» в дореволюционное и советское время нужно было бы, опираясь на другую ключевую дату — Переяславский договор 1659 года, согласно которому конфедеративный союз двух государств превращался в федерацию. В дальнейшем федеративные права Украины урезались после выборов каждого нового гетмана.

Переяславский миф о воссоединении возник в ХIХ ст. Иван Лысяк-Рудницкий подчеркивал, что он сложился при помощи потомков казацкой старшины, ставшей на путь активного сотрудничества с империей. Легенда о том, будто предки добровольно стали под «высокую руку православного царя», позволяла потомкам чувствовать себя в империи частью всероссийского господствующего слоя.

Переяслав как политический символ

Первый Переяслав был символом единения. До революции — символом единения двух ветвей одного народа, разлученных монголо-татарским нашествием. После революции — символом воссоединения двух братских народов, возникших из единой древнерусской народности. От Переяславской рады и до падения самодержавия, то есть в течение двух с половиной столетий, легенда об едином народе насаждалась в обществе всеми возможными средствами. Согласие большевиков считать украинцев отдельным народом было довольно-таки формальным. В советских учебниках украинцы впервые выныривали на историческую арену из «темных», то есть лишенных летописной традиции веков (ХIV—ХVI). Но отечественной, как и во времена С.Соловьева и В.Ключевского, считалась история русского народа.

Господствующие слои дореволюционной империи позволяли украинцам существовать только в виде лишенной национальных признаков этнографической массы. Украинцы, получавшие образование, должны были переходить на русский язык и принимать русские культурные ценности. Конечно, всегда находились люди, достигавшие успеха в экономической или культурной деятельности, но даже в мыслях не собиравшиеся терять национальную идентичность. Власть считала их потенциальными мазеповцами — предателями-сепаратистами. Заявить о принадлежности к украинской интеллигенции означало бросить вызов империи.

В 1914 г., когда царские войска пришли в завоеванную Галицию, российская пресса писала о завершении дела Переяслава — воссоединении всех частей единой Великой Руси. Украинские школы были немедленно переведены на русский язык, хотя дети его не знали. Военные власти закрыли все украинские газеты и журналы, а украинскую интеллигенцию и греко-католических священников депортировали в глубь России. Такая политика (лидер партии кадет Павел Милюков назвал ее в Государственной думе «европейским скандалом») осуществлялась в рамках реализации официальной концепции об едином российском народе.

Стремясь определить положение своего народа после Переяслава, Александр Оглоблин, Михаил Слабченко и некоторые другие ученые 20-х гг. начали рассматривать Украину как колонию Российской империи. Эта точка зрения привилась и стала очень распространенной в наши дни. Можно ли с ней согласиться?

Историки часто используют сравнительный метод. Каждое явление они сопоставляют с однородными, существующими в иной среде, чтобы не ошибиться в оценке.

Российская колониальная империя рождалась, как и западноевропейские, в пору Великих географических открытий. Российские первопроходцы, как и западноевропейские, выступали колонистами или колонизаторами. Если малочисленное местное население находилось на пороге цивилизации, первопроходцы заселяли эти земли, то есть становились колонистами (Северная Америка или российская Северная Азия, включая и Аляску). Если местное население было многочисленным и цивилизованным, они действовали как колонизаторы (Индия или российская Средняя Азия).

Русские в Украине после Переяслава не были ни колонистами, ни колонизаторами. Империя принимала украинцев в свои объятия как своих. Эти объятия могли сжиматься постепенно, в течение многих десятилетий (Гетманщина), или внезапно, как во время завоевания Галиции в Первой мировой войне. Но империя не трактовала украинцев как «инородцев». По-военному кратко высказался в 1914 году военный генерал-губернатор новой имперской провинции граф Бобринский: «Восточная Галиция и Лемковщина — искони коренная часть единой Великой Руси, в этих землях коренное население всегда было русским, устройство их посему должно быть основано на русских началах. Я буду вводить здесь русский язык, закон и устройство».

Человеческий потенциал Украины активно использовался для колонизации земель. В отдельных районах Дальнего Востока украинские поселения образовали сплошной этнический массив. Такой же этнический массив образовался за пределами коренных украинских земель, присоединенных к империи после Переяслава. В 1917 году, когда Центральная Рада выдвинула требование автономии Украины, петроградские министры более всего возмущались по поводу ее претензий на девять губерний, а не на пять, с которыми Богдан Хмельницкий вошел «под высокую руку» царя Алексея Михайловича.

Нет, нельзя рассматривать Украину как колонию. Империя считала «инородцев» людьми второго сорта, но позволяла им жить своей жизнью. Украинцев, однако, она от русских не отличала. Как же относились украинцы к империи в этой ситуации? Одних это вполне устраивало (например, Николая Гоголя). Другие проклинали Богдана Хмельницкого и готовы были жизнь положить ради освобождения народа из имперских объятий (например, Тарас Шевченко).

Давайте подумаем, что хуже: колониальная эксплуатация или непризнание империей самого существования многомиллионного народа. Предлагаю обратить внимание на отрывок из статьи Владимира Винниченко, впервые опубликованной в журнале «Сучасність» (2000,
№ 6, стр. 98—99). В ней — только факты, которые невозможно оспорить (цитата – на языке оригинала, украинском):

«Ім’я її до останніх років було не дуже широко відоме на земній планеті — Україна. Чи в багатьох підручниках з географії та історії це ім’я зустрічається? Ні, не в багатьох.

Досить цікаве й рідке явище, правда? Щоб сорокамільйонний народ на мільйонах кілометрів простору жив собі так, що його не було ні видко, ні чути, наче десь у велетенському підземеллі, — це майже неймовірно, це межує з чудом, це просто казка з «Тисячі та одної ночі»! Який же могутній злий демон зачарував і посадив цього велетня під землю та віками тримав його там?»

Эта статья была написана в мае 1940 года, когда уже существовала Украинская ССР — государство, имевшее свою Конституцию. И все атрибуты советской государственности предназначались для внутреннего пользования. Даже через полстолетия после написания этих Винниченковых строк хорошо образованный человек где-то за границей мог пересчитать немногочисленные колонии, оставшиеся на планете, но Украины он не знал.

Следовательно, в дореволюционные и советские времена Переяслав символизировал единение, тождественное исчезновению. На обоих берегах Днепра что-то вроде бы существовало, и даже названия соответствующие придумывались — скромные до революции (Малороссия) и торжественные после нее (Украинская Советская Социалистическая Республика). И Переяслав означал только одно: воссоединились, и все! Переяслав стал символом отсутствия народа, государства, страны.

Зигзаги сталинской политики

Среди историков продолжаются споры по поводу того, стоит ли считать Советский Союз «вторым изданием» Российской империи. Одни утверждают: уступки большевиков национально-освободительному движению чрезвычайно велики и это исключает такую постановку вопроса. Другие говорят: национальная советская государственность была фикцией и потому Советский Союз мало отличался от Российской империи.

Оба утверждения ошибочны. Истина находится не где-то посередине, а в совсем другой плоскости.

Главным политическим продуктом русской революции были советы рабочих и солдатских депутатов. Большевики превратили их в государственные органы и взяли на себя «советское строительство» — формирование состава советов и легитимизацию его на контролируемых выборах. Компартийные комитеты сохраняли за собой всю политическую власть в форме диктатуры, но возлагали на советы и их исполкомы всю управленческую работу.

Симбиоз компартийной диктатуры с властью советских органов получил название «Советская власть» — именно так, с прописной буквы. Видимые конструкции советского государства не имели значения, поскольку за ними скрывалась не отраженная в конституциях диктатура жестко централизованной партии, а точнее — ее вождей. Такая особенность давала возможность выстраивать государство в произвольных формах. В свою очередь, это позволило большевикам претворить в жизнь национальную советскую государственность и создать сурово централизованное государство в виде конгломерата независимых государств (с 1917 г.) или союзных республик (с 1923 г.) с чрезвычайно большими полномочиями.

Следовательно, ленинская партия не сделала никаких уступок национально-освободительному движению. Она просто воспользовалась особенностями советской государственности, чтобы введением ее национальной разновидности создать иллюзию удовлетворения требований угнетенных народов бывшей империи.

«Национал-коммунисты» в ЦК КП(б)У, то есть немногочисленные большевики украинского происхождения и бывшие борьбисты, воспользовались благоприятной политической конъюнктурой в интересах возрождения украинского языка и культуры. Они превратили провозглашенную в 1923 году кампанию коренизации, то есть укоренение компартийно-советской власти в союзных республиках, в украинизацию (в понимании — дерусификацию) общественной жизни.

Украинизация осуществлялась даже за пределами Украины — в местах компактного проживания украинцев. Население Кубани, на две трети состоявшее из украинцев, получило возможность учить детей в украинских школах. «Национал-коммунисты» со временем стали говорить о целесообразности передачи Кубанского округа Украине.

Пока украинизация оставалась разновидностью общесоюзной кампании коренизации власти, центр содействовал ее разворачиванию. Руководствуясь личными интересами, Сталин содействовал украинизации даже тогда, когда бюрократическая кампания стала перерастать в широкое движение за национальное возрождение. Тем более ужасающие масштабы приобрели репрессии, обрушившиеся на Украину после того, как Сталин победил всех своих соперников, покончил с новой экономической политикой и начал форсированное насаждение адекватной политическому режиму директивной экономики. Главным направлением «социалистических преобразований» стала коллективизация села.

Факты свидетельствуют: Украина находилась в эпицентре сталинских репрессий. Чтобы превратить украинских крестьян-собственников в колхозников, применялась не только экспроприация зажиточного слоя села, как всюду в СССР, но и террор голодом — конфискация всех без исключения продовольственных запасов, накапливаемых в каждой крестьянской усадьбе к новому урожаю. «Натуральные штрафы», названные так в соответствующих директивных документах, стали карой за то, что заготовительные бригады не нашли хлеба у «должников». Вследствие этого голод, от которого в 1932—1933 гг. страдали многие города страны, перерос в двух регионах — в Украине и на Кубани — в страшный голодомор.

В 1956 году И.Лысяк-Рудницкий напечатал в журнале «Культура» (Париж) статью «Новий Переяслав з аналізом етапів національної політики Кремля щодо України». Меня поразила в ней фраза, объяснявшая причины террора голодом: «Сталін та очолена ним російсько-совєтська бюрократія рішили «навчити хохлів розуму». Ученый нашел удивительно точные слова, хотя не мог знать опубликованный только в 1990 году документ — письмо С.Косиора Сталину от 15 марта 1933 года, в котором генсек ЦК КП(б)У докладывал о ходе весеннего сева в голодающей Киевской области. Вот что писал Косиор: «То, что голодание не научило ещё очень многих колхозников уму-разуму, показывает неудовлетворительная подготовка к севу». Именно в марте 1933 года голод приобрел огромнейшие масштабы. На большой Киевщине (ее площадь тогда более чем в два раза превосходила современную) люди гибли уже десятками тысяч ежемесячно.

Одновременно с террором голодом на Кубани и по всему Северному Кавказу осуществлялись мероприятия по полнейшему искоренению украинского языка. Жителям Северо-Кавказского края стало опасно настаивать на своей принадлежности к украинскому народу. Украинцами могли объявлять себя только приезжие из Украины. Комментируя снижение удельного веса украинцев в населении края с 37% по переписи 1926 года до 4% по переписи 1959 года, О.Вишневский в монографии «Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР» (Москва, 1998, стр. 328) не находит объяснений. Он может только констатировать: «Из-за разных причин, в частности и через изменённую самоидентификацию населения, возможно, не всегда добровольную, удельный вес украинцев резко сократился». Как говорят, спасибо и на этом.

В 1933—1938 гг. Украина оказалась в эпицентре репрессий, названных западной историографией Великим террором. В отличие от России и других республик, где массовые репрессии развернулись с 1937 года, в Украине они начались в 1933-м, то есть одновременно с великим голодом. Практически полностью было репрессировано поколение людей, участвовавших в Украинской революции.

Советская власть насаживалась в Украине под лозунгами пролетарского интернационализма, а не русского национализма. Демонстративный отказ от великодержавного шовинизма, которым отличалась национальная политика царизма, помог большевикам установить свою власть над большей частью распавшейся империи. Однако со временем абстрактные формы интернационализма все более наполнялись конкретным и обычным русским национализмом.

«Для баланса» Кремль всячески подчеркивал заботу о развитии культуры наций, которые дали имена союзным республикам. Украинизация за пределами Украины осенью 1932 года была официально объявлена «петлюровской». Тем не менее в самой республике никто не прекращал эту кампанию. Охота на «петлюровскую» интеллигенцию осуществлялась на фоне подчеркнутой заботы власти о расцвете «социалистической по смыслу, национальной по форме» украинской культуры.

Очередной поворот в сталинской политике относительно Украины произошел в годы войны. После Сталинградской битвы сложились предпосылки для освобождения Украины от немецких оккупантов. Чтобы облегчить продвижение Советской армии по территории республики, Сталин развернул масштабную пропагандистскую кампанию. В центре ее впервые за годы советской власти оказался переяславский миф.

Если раньше советские историки, в соответствии с основами «пролетарского интернационализма», рассматривали присоединение Украины к России в 1654 году как «меньшее зло» (в сравнении с двумя другими оставшимися вариантами — Речью Посполитой и Османской империей), то сейчас речь шла об осуществлении извечной мечты украинского народа воссоединиться с великим русским народом. Советская пропаганда начала прославлять Богдана Хмельницкого. Было основан орден его имени, имевший такой же высокий статус, как и ордена Суворова и Кутузова. В 1943 году город, где состоялся казачий совет, назвали Переяславом-Хмельницким.

Впервые с 20-х гг. в средствах массовой информации начали подчеркивать государственный статус УССР. Был создан наркомат обороны УССР, просуществовавший совсем недолго — до октября 1945 года. Одновременно образовался наркомат иностранных дел УССР. Правда, он не имел разрешения основывать посольства и консульства в других странах. Украина стала членом-основателем Организации Объединенных Наций, членом многих специализированных организаций ООН.

Однако после победы над нацистской Германией Украина, как и раньше, оставалась в эпицентре государственного террора. По свидетельству Н.Хрущева, определенное время Сталин рассматривал возможность выселения украинцев в азиатскую часть СССР. Смерть диктатора коренным образом изменила положение.

Второй Переяслав

В 1994 году издательство «Основи» подарило читателям двухтомник И.Лысяка-Рудницкого «Історичні есе», блестяще упорядоченный молодым львовским ученым Ярославом Грицаком. С этого труда началась посмертная слава американского университетского профессора украинского происхождения.

В уже упомянутой статье «Новий Переяслав» И.Лысяк-Рудницкий выявлял причины возрождения переяславской идеологии в середине 50-х гг. Ученый установил, что она адресовалась прежде всего украинской интеллигенции и бюрократии. Дальше я хотел бы изложить ход мыслей ученого в виде цитаты. Лучше, чем он, не скажешь.

«Подібності між ленінським та сучасним, постсталінським періодами поверхові. Бо класово-пролетарський, революційно-інтернаціоналістичний фундамент, що на ньому хотів будувати Ленін, щез майже безслідно. Москва сьогодні посилається не так на соціальні інтереси українського пролетаріату, але радше до українського патріотизму й національних традицій.

«Переяславська ідеологія» має, на свій лад, явно націоналістичний характер. Тільки що це дуже специфічно спрепарована версія українського націоналізму, звернена своїм вістрям проти Заходу, тоді коли протимосковське вістря зовсім притуплене. Символом так зрозумілого українського патріотизму можна вважати гоголівського Тараса Бульбу, козацького отамана, що по-геройськи б’ється проти турків і поляків та що гине зі словами про «білого царя» на устах. Вже сам факт існування цієї постаті в літературній традиції свідчить про те, що така версія українського патріотизму має певний грунт в українській історії. Очевидно, не в автентичній історії ХVII століття, що творить уявне тло повісті; автентичне українське ХVII століття — це доба Сагайдачного, що ходив походом на Москву, це доба Виговського, Дорошенка, Мазепи, що змагалися до того, щоб унезалежнити державу Війська Запорозького від московської гегемонії. Зате знаходимо корені цієї концепції в ХIХ столітті, коли жив Микола Гоголь, цей типовий представник українського дворянства, яке, зберігаючи любов до рідної землі, локальний патріотизм та зв’язок з традиціями Гетьманщини, все ж прийняло імперську політичну ідеологію та стало на службу царизмові. Кремлівські вожді правдоподібно міркують собі так: якщо царям пощастило притягти до співпраці українське дворянство, то чому не мало б удатися приєднання, на цій же «переяславській» ідеологічній платформі, сучасної радянської української інтелігенції?»

И.Лысяк-Рудницкий видел лишь одно действительно важное различие между царской и советской версиями «переяславской концепции». Царское правительство отстаивало тезис о «единстве русского народа», видя в великороссах и малороссах лишь племенные разновидности одной нации. После национальной революции 1917—1920 гг. украинцы стали нацией, и дореволюционная версия отпала. Вместо утверждений об единстве русского народа Кремль начал отстаивать тезис об «извечной дружбе двух братских народов». Единственное условие, которое выдвигали Украине при этом, — навсегда оставаться в неразрывной связи с Россией. Ища исторические аналогии, И.Лысяк-Рудницкий сравнивал середину ХХ века с ХVIII столетием, когда еще сохранялась автономная казацкая государственность.

Завершая свою статью, И.Лысяк-Рудницкий делал акцент на некоторых положительных моментах «переяславского курса» Кремля. Такой курс давал возможность залечить раны 25-летнего периода сталинских репрессий. Ученый сравнивал современный ему период с ХVIII столетием, когда казацкие политики послемазепинской поры интерпретировали Переяславский договор как своеобразный конституционный акт, нормировавший отношения Гетманщины и России. Такая интерпретация давала аргументы для отстаивания дарованных жалованной грамотой «прав и вольностей». Эта упорная борьба за элементарные права нации, делал вывод ученый, в Украине продолжается. Он не собирался предсказывать, когда и чем эта борьба закончится, но предполагал, что Кремль уже, пожалуй, не сможет позволить себе вернуться к террористическим методам управления.

Через полстолетия после появления этой статьи И.Лысяка-Рудницкого представители нового поколения историков могут высказывать уже не предположения, а точные выводы. Недавно в издательстве «Наукова думка» увидели свет подготовленные в академическом институте исторические очерки «Політичний терор і тероризм в Україні» (под редакцией В.Смолия). Эта монография — результат совместных усилий 23 специалистов. Том объемом 952 страницы основывается на архивных документах и содержит в себе немало принципиально важных выводов. Один из них касается рассматриваемого вопроса: после смерти И.Сталина использование массового террора как метода государственного управления стало невозможным. Вследствие этого советский строй потерял стабильность и вошел в полосу системного кризиса. Кризис продолжался несколько десятилетий и завершился, как известно, потерей в 1989 году внешнего имперского пояса государств-сателлитов, а в 1991-м — распадом тоталитарной партии и самой сверхдержавы.

Указ Президента Украины

В январе 2004 года — новый великий юбилей Переяславской рады, ее 350-летие. Первый после юбилея, давшего основания И.Лысяку-Рудницкому говорить о Новом Переяславе. Встает закономерный вопрос: как на него реагировать?

Переяслав перестал быть политическим символом. Если дальше использовать метод исторических аналогий, то наш период отвечает началу 50-х гг. ХVII ст., то есть до события, названного Переяславской казачьей радой. «Переяславской концепции», положенной в основу национальной политики Кремля относительно Украины, больше нет. Москва сейчас общается с Киевом через МИД и международные отделы других министерств и ведомств.

Именно в этой ситуации Президент Украины подписал 13 марта нынешнего года указ «Про відзначення 350-річчя Переяславської козацької ради 1654 року». Утвержден организационный комитет по подготовке этого юбилея. Под контролем оргкомитета должны пройти научные конференции, «круглые столы», книжные выставки, другие культурно-просветительские мероприятия, а также увидеть свет научные монографии, научно-популярная и художественная литература на историческую тематику. Следует обновить экспозиции, посвященные упомянутому событию, в Национальном музее истории Украины и в национальном Переяслав-Хмельницком историко-этнографическом заповеднике. Рекомендовано проводить тематические радио- и телепрограммы. Высказаны пожелания организовать Всеукраинский конкурс среди ученической и студенческой молодежи на лучшего знатока истории Украины. Это — все, никакой другой конкретики в указе нет.

Президентский указ натолкнулся на протест со стороны украинской интеллигенции и диаспоры в странах Запада. Средства массовой информации начали печатать протестные письма, подписанные уважаемыми людьми, в том числе компетентными историками. Относительно текста указа, приведенного в предыдущем абзаце, мало кто высказывался. Авторы осуждали саму идею юбилея Переяславской рады на государственном уровне. Осуждение аргументировалось материалом, который можно сгруппировать в две исторические проблемы: Переяслав как политический символ и «переяславская концепция» в национальной политике Кремля относительно Украины. Иными словами, вся критика направлялась в прошлое. Никто не опроверг так построенные протестные письма, поскольку отрицать приведенную аргументацию невозможно.

Недавно в администрации Президента Украины прозвучала интересная идея обеспечения открытости решений исполнительной власти. Если бы эта идея воплотилась в практику раньше, проект Указа о Переяславской раде появился бы на сайте Президента Украины в Интернете и в прессе. Вполне возможно, что отрицательная реакция общественности помешала бы его подписанию.

Читатели, пожалуй, догадались, учитывая построение фраз в этом разделе статьи, что автор отстаивает целесообразность президентского указа. Скажу больше: вся статья посвящена обоснованию его целесообразности. Я вижу в указе определенный рычаг, который поможет посмотреть на проблему Переяслава не в ее историческом разрезе, а в перспективе. Поскольку двухмерная проблема Третьего Переяслава существует объективно. Третий Переяслав присутствует в процессах формирования украинской политической нации. Третий Переяслав присутствует в отношениях двух государств — Украины и Российской Федерации.

Третий Переяслав

В постсоветских странах юбилеи важных событий отмечаются широко и, как правило, с государственным участием. Иногда мы говорим не о юбилее (в этом слове есть что-то от праздника), а просто о «круглой дате». Приближается, например, очень важное для нас 70-летие голодомора.

350-летие Переяславской рады одни будут праздновать (кто запретит?), а другие будут отмечать. Несмотря ни на что, эту годовщину нельзя обойти. Однако суть Третьего Переяслава — не в том, чтобы отметить само событие. «Круглая дата» должна подтолкнуть к ответу на вопрос: нужно ли нам, украинцам и россиянам, живущим в ХХI веке, держать в голове стереотипы общей истории, заложенные в сознание людей в имперские времена?

На местах указ Президента Украины «Про відзначення 350-річчя Переяславської козацької ради 1654 року» восприняли по-разному. Можно было натолкнуться и на такую квалификацию события: «праздник Воссоединения Украины с Россией». Люди старшего возраста нередко мыслят старыми категориями, в особенности вне границ своей профессиональной деятельности. Для них образцом является празднование 300-летия Переяславской рады —самое грандиозное пропагандистское шоу с раздачей подарков. Украина тогда получила в подарок Крымскую область, которую не могла получить от ленинской России ни в 1919-м, ни в 1920-м.

Переяславский миф в имперской оболочке обслуживал Российскую империю. Его советская модификация обслуживала СССР. В этих государственных образованиях Украина сидела, как насекомое в янтаре, не имея возможности пошевелиться. Лишь при этом условии миф сохранял свою убедительность. Каждый, кто сомневался, должен был выступить против могущественного государства, подвергшись обвинению в мазепинщине, петлюровщине или бандеровщине.

Когда Украина обрела независимость, миф Переяслава утратил под собой почву. Те, кто теперь опротестовывал президентский указ, имели возможность без единого риска для себя сказать все, что они думали о Переяславском договоре или о праздновании его 300-летнего юбилея. Авторы протестных обращений показали свою компетентность в проблемах отечественной истории. Однако в обществе есть и люди, которые пишут слово «воссоединение» с большой буквы...

350-летие Переяславской рады должно стать, как и каждый юбилей, поводом для того, чтобы задуматься над сутью события и представить его в соответствующем свете. Было бы неплохо, если бы в реализации положений этого указа приняли самое активное участие те, кто протестует против него.

Такие примеры есть. В протестном заявлении, подписанном президентом Всемирного конгресса украинцев Аскольдом Лозинским и генеральным секретарем Виктором Педенко, сообщалось: научный совет этой организации до конца 2003 года подготовит монографию о последствиях Переяславского договора. Было заявлено также, что конгресс украинцев обратится к видным ученым диаспоры, чтобы они приняли активное участие в запланированных научных конференциях, «круглых столах» и в радио- и телепрограммах с целью объективного освещения этого трагического события.

Должен заметить, научные сотрудники Института истории Украины НАН Украины не протестовали против указа (за исключением С.Билоконя), а немедленно взялись за подготовку фундаментальной двухтомной монографии. В институте также создана группа ученых, которая примет участие в объявленном Научным обществом им. Шевченко (США) конкурсе на написание научной работы, посвященной путям развития народного образования в Украине после 1654 года.

Явление, обозначенное термином «Второй Переяслав» («Новий Переяслав» — по И.Лысяку-Рудницкому), положило начало рассчитанному на продолжительную перспективу курсу национальной политики Кремля относительно Украины. Явление, которое предлагается назвать «Третьим Переяславом», должно положить начало преодолению устаревших исторических мифов в сознании людей. Если применить аналогию из сферы медицины, такой курс можно назвать лечением исторического сознания.

В открытом письме совета Научного общества им. Т.Шевченко в Украине, адресованном администрации Президента, подчеркивается, что эта общественная организация протестует против навязывания ряда мероприятий (далее перечислялись все, указанные в указе, вплоть до ученического конкурса). Затем говорилось: «Рада НТШ в Україні вважає, що Українська держава зобов’язана ініціювати та проводити перелічені вище заходи постійно, маючи на увазі розвиток української історичної освіти та науки і незалежно від дат, що символізують поневолення України».

Исходя из содержания процитированного отрывка, полагаю, что позиция НОШ в Украине совпадает с философией президентского указа. А отталкиваться всегда нужно непосредственно от юбилея. Это вполне естественно, и именно так сделали полстолетия назад непревзойденные никем и никогда советские специалисты в области пропаганды.

Диалог с общественностью Украины

Украинское общество многонационально и поликонфессионно.

Нужно еще подумать, хорошо ли это, если бы все мы одинаково мыслили и принадлежали к одной национальности и конфессии. Да и кто это — мы? Можем ли мы назвать себя по имени? Существуют ли граждане Украины как украинская политическая нация? Вот в чем вопрос из вопросов.

Явление, которое можно определить «выползанием из России», вошло после 1991 года в государственносозидательный процесс. За это время сделано немало. Есть реальные границы (хотя бы на географической карте). Функционирует разграниченная экономика. Действуют конституционные нормы о невозможности двух государственных языков и двойного гражданства. В школах используются написанные в Украине учебники по отечественной истории.

Можно ли ускорить дерусификацию жизни? Современная Украина — демократическое государство и не может принуждать своих граждан делать то, чего они не хотят делать. Да и не способна на это. Кто же должен был бы выполнять непопулярные директивы, если они не воспринимаются ни населением, в том числе русифицированными уже в нескольких поколениях украинцами, ни чиновниками?

А ссылки на 20-е гг. вообще неуместны. Тогда украинизация осуществлялась под руководством Л.Кагановича и Н.Скрыпника диктаторскими средствами. Кстати, в диаспоре распространены чересчур романтизированные представления о национальном возрождении
20-х гг. и о роли в нем Николая Скрыпника — одного из родоначальников организации советских чекистов.

Украина отделила себя от России на референдуме 1 декабря 1991 года. Тем не менее за полгода до него большинство ее населения высказалось в пользу дальнейшего существования Советского Союза. Декабрьский референдум был не столь осознанным в спокойной ситуации решением, сколь эмоциональным ответом на стресс во время августовского путча. Лишь постепенно большинство населения бывшей союзной республики оценило преимущества жизни в собственной стране и избавилось от унаследованных от советского прошлого пропагандистских стереотипов. Важную роль в этом сыграла умеренная и умная политика украинской власти. Получив возможность только с 1991 года проводить собственную национальную политику, она успешно справилась с этим испытанием на зрелость. Силы, нет-нет да и пытавшиеся разыграть на парламентских выборах «русскую карту», всегда оставались на обочине политической жизни.

Мы видели, сколько горя и несчастий выпало на Украину после ее вовлечения в силовое поле империи. Однако обвинить в этом русский народ нельзя. Исследователь восточноевропейской истории Андреас Каппелер (Германия) убедительно доказал своими обстоятельными трудами, что у русских, как у имперской нации, не было правовых, экономических или социальных привилегий, которые имели господствующие нации западных колониальных империй. Невозможно навешивать на русских и преступления ленинско-сталинской поры. Несомненно, они пострадали от террора тоталитарного государства несравнимо меньше, нежели украинцы. Однако массовидность террора (неологизм, введенный В.Лениным) всегда определялась небольшой (и ко всему многонациональной) горсткой коммунистических вождей. Благодаря специфике установленного ими политического строя вожди не сверяли свои действия с пожеланиями порабощенного государством общества.

Из изложенного выше следует: украинская политическая нация не может консолидироваться на русофобии. Экстремистские оценки общей истории Украины и России противоречат национальным интересам украинского народа. Наконец, в истории существует объективная истина, которую нужно уважать при всех условиях.

Диалог с Россией

Российская политическая элита надеялась, что трудности трансформационного периода заставят Украину выбрать какую-нибудь форму возобновления многонационального государства, развалившегося в 1991 году. Сперва была предложена форма Содружества Независимых Государств, статус которого умышленно не определялся. Потом развернулась кампания в пользу создания союза трех славянских народов. Украина и здесь осталась невозмутимой. Сейчас, когда основные трудности трансформации позади, надеяться на слияние Украины с Россией явно не приходится.

Это вселяет надежду на сотрудничество с российскими учеными по согласованию нашей общей истории как во времена Древней Руси, так и после 1654 года. За предыдущие десять лет многие из них успели отказаться от созданной в советское время компромиссной концепции Киевской Руси как «колыбели трех братских народов» и возвратиться к агрессивной теории единого русского народа.

Если теперь существует самостоятельное Украинское государство, то оно имеет собственное прошлое. Придерживаясь исторических концепций, созданных в ХVIII — ХIХ веках, российские историки оказываются в неудобном, с научной точки зрения, положении. Никто им не мешает повторять шаги советских историков в пору «борьбы с космополитизмом», определяемые нынче одной крылатой фразой: «Россия — родина слонов». Однако исторические концепции минувших веков, никогда ничего общего с наукой не имевшие, устарели и политически.

Следует подчеркнуть: уровень исторической науки в Российской академии наук остается традиционно высоким. Наука финансируется существенно лучше, чем у нас. Международные связи российских историков несопоставимо более интенсивные. Архивная база для исследований несравнимо более качественная, поскольку политические решения, касающиеся Украины, принимали Москва или Санкт-Петербург.

Даже если российские ученые не готовы к кардинальному пересмотру устаревших концепций, есть много возможностей для общей работы над конкретными проблемами. Возможно, в процессе такой работы мы сможем прийти к согласованным выводам.