Толерантность: прокрустово ложе или свобода?

Религиозно-информационная служба Украины представила публике результаты мониторинга религиозной свободы в Украине, выполненный в рамках программы «Права человека-2006» при поддержке Фонда содействия демократии Посольства США в Украине. Это уже второе исследование в этой области, проведенное РИСУ за последнее время. И в этот раз особое внимание эксперты уделили проблеме религиозной толерантности в украинском обществе, высветившейся в событиях и высказываниях одного полугодия — с июля 2006-го по январь 2007 года.

Почему именно толерантность? Потому что, по мнению авторов исследования, именно она является мерилом свободы совести в стране. То есть во главу угла авторы ставят именно аспект социально-психологический, а не юридический. Хотя уделяют немало внимания и законодательной базе — действующим законам и проектам, подававшимся на рассмотрение общественности и государственным институтам. Довольно детально проанализированы документы, дана широкая картина развития государственно-церковных отношений, охватывающая как деятельность и высказывания первых лиц государства, так и тонкости региональной политики.

Итак, по мнению исследователей, политику президента Ющенко можно свести к двум положениям: желанию сотрудничать с религиозными организациями, равенству в отношениях с ними и стремление к созданию единой поместной православной церкви в целях консолидации общества. Вообще симпатии именно к позиции президента у экспертов прослеживаются достаточно ясно. А она, хоть и выглядит выигрышно на фоне политики и высказываний оппонентов, все же далеко не идеальна.

В свою очередь премьер Янукович тоже не замечен в равнодушии к церковной тематике. В частности отмечено, что на выборы он шел под лозунгом «защиты канонического православия». Да и теперь, будучи премьером, он «также отдает преимущество общению с представителями УПЦ (МП), которая с ним связывает решение многих вопросов, в первую очередь с получением статуса юридического лица, возвращением имущества, укреплением позиции Церкви на местах».

Тут к экспертам возникает ряд вопросов — в частности о толерантности. Например, к статусу юридического лица стремится не только УПЦ, но и все прочие конфессии, кроме, разве что, УПЦ КП. Что до «связывания надежд» с определенными политическими силами и лидерами — то какая из крупных украинских конфессий их ни с кем не связывает, особенно «на местах»? То же самое можно отметить и в плане «отдавания преимущества» той или иной конфессии. Премьер, как и президент, как и любой гражданин Украины, имеет полное право «отдавать преимущество». И то, что он является последовательным приверженцем и прихожанином одной церкви, характеризует его в религиозном смысле гораздо лучше, нежели любителей рысцой пробежать храмы всех конфессий в сопровождении свиты и съемочных групп ТВ «для соблюдения баланса».

Впрочем, не поспоришь с тем, что действия Кабмина, возглавляемого В.Януковичем, и коалиции, составленной его соратниками, дает достаточно поводов для упреков. Эксперты в своих выводах подчеркивают, что, несмотря на декларации, свои истинные церковные намерения Кабмин и парламентское большинство демонстрировали неукоснительно. Возрож­дение Госкомрелигий с коммунистом во главе. Проваленные законопроекты, целью которых было обеспечение более свободной и успешной миссии религиозных организаций в обществе. Отказ главы правительства уменьшить уровень оплаты комуслуг — религиозные организации до сих пор платят по тарифам коммерческих. Для справки: даже для маленькой церкви в Киеве оплата за отопление этой зимой доходила до 2 тыс. грн. в месяц. Так что «наличие лобби Церквей» во властных структурах страны, отмеченное экспертами, пока мало чем помогает этим самым церквам, а стало быть, и не имеет права называться словом «лобби». Церковный вопрос для «религиозно озабоченных» политиков остается любимым местом спекуляций — и не более того.

А что действительно имеет немалый вес в формировании государственной церковной политики и генерированию конфликтов (к сожалению, у нас пока где «церковная политика», там и конфликт) — так это действия региональных властей. В исследовании отмечено, что по инициативе президента Ющенко почти во всех областях при ОГА были созданы межцерковные советы. Что, по мнению экспертов, несколько оздоровило ситуацию. Но после парламентских выборов 2006 г. ситуация в ряде областей стала возвращаться на круги своя: одна из конфессий приобретает преимущества, а все прочие ущемляются. Чаще всего это выражается в препятствовании при выделении земли под постройку храма, при аренде помещения, возвращении имущества, попытках «перераспределить» имущество, которое уже принадлежит религиозной организации.

В общем, эксперты констатируют снижение политической активности религиозных организаций в сравнении с 2004—2005 годами. Что, впрочем, созвучно общему настроению украинского общества. Однако предполагается, что новый политический кризис может привести к новому витку политизации церковной жизни.

Но при анализе особенностей церковной политики основной акцент эксперты делают на толерантности. Опираясь на определения, данные в рекомендации ПАСЕ и Декларации принципов терпимости ЮНЕСКО, а также на «негативные формулировки» «запрета дискриминации». В поле зрения попали украинские нормативные акты, а также проблема «позитивной дискриминации», в результате которой «традиционные церкви» Украины оказываются на особом положении.

«Точками напряжения» названы деление на традиционные и нетрадиционные церкви, межрелигиозные, межцерковные, межправославные отношения, нетерпимость к религии вообще. Все это выражается на бытовом, социальном и государственном уровнях. Для Украины, по мнению исследователей, наиболее актуальными остаются проблемы игнорирования права исповедовать определенную религию или не исповедовать ни одной, передача имущества религиозным организациям, препятствования богослужебной деятельности, превентивные методы в отношении новых религиозных течений, реализации права на религиозное образование, нетерпимость в области образования, затягивание регистрации, работа в дни религиозных праздников, альтернативная служба, непризнание иерархической структуры некоторых религиозных организаций.

Особое внимание, разумеется, было уделено нетолерантности в межконфессиональных отношениях. Как отметили эксперты, «множественность украинских церквей византийской традиции воспринимается не как конфессиональный плюрализм, обусловленный реальными гарантиями свободного выбора, который следует воспринимать толерантно, а как раскол, аномалия, которую надо исправить». В этом смысле православная точка зрения никак не укладывается в рекомендации ПАСЕ и декларации ЮНЕСКО.

Также проблематичными остаются взаимоотношения между традиционными и нетрадиционными религиозными организациями, православными и греко-католиками, православными и мусульманами. Особо досталось в исследовании журналистам — за «непрофессионализм» и «некомпетентность». Правда, несколько однобоко. Скажем, описывая инцидент между наместником Киево-Печерской лавры епископом Вышгородским Павлом и журналисткой «5 канала», эксперты цитируют точку зрения лишь одной стороны. Хотя сотрудники «5 канала» давали и свою версию случившегося — она не слишком совпадала с версией епископа. Но об этом эксперты умалчивают, отделываясь суждением о том, что «5 канал» вообще «нетолерантный». Упреки, впрочем, сыпались не только на журналистов, неправильно «воспитывающих общество». Досталось и правоохранительным органам, которые или реагируют «слишком пассивно» на проявления нетерпимости, или вовсе защищают «не тех».

В подробном исследовании, дающем объемную картину состояния религиозной свободы в Украине за последний год, эксперты делают решительный и рискованный шаг. Они пытаются «вытолкнуть» этот вопрос из области сугубо юридической в область социально-психологическую. Действительно, свобода совести относится к числу личных (очень личных) свобод, и ее реализация зависит в том числе от степени личной гражданской зрелости. До сих пор украинский подход к этому вопросу грешил, простите, «соборностью»: религиозные свободы рассматривались в первую очередь как законодательное обеспечение деятельности религиозных организаций, а права и свободы личности в этой сфере оставались всего лишь производными — как члена той или иной организации. И это имело свои объективные причины — сама религиозность оставалась «недоосознанным» опытом для украинца, связывалась больше с политической, исторической, культурной идентификацией, чем, собственно, с идеей личного исповедания. Поэтому вопрос осознанности свободы совести как личного права и ответственности имеет немалое (возможно, решающее) значение для оценки степени свободы совести в обществе.

Так вот, самое интересное, что нетолерантность, описанная в исследовании, чаще всего не является нетолерантностью собственно религиозной. Религиозная только риторика. Те, кто организует митинги против НАТО под лозунгами защиты исконно православных ценностей, имеют в виду именно НАТО и интересы России, идеологию определенной политической силы, а хоругви — удачная замена красного знамени. Грызня между приходами УПЦ и УПЦ КП за церковку в селе — это грызня между соседями за имущество и вообще за то «чье сверху будет» в гораздо большей степени, чем между «истинными» и «раскольниками». Запрет председателя сельсовета на отвод земли под молельный дом баптистов — это дань деловым интересам, связывающим его с сельским священником, проявление партийной дисциплины, личная антипатия к пастору, выполнение негласного распоряжения начальства, все что угодно, только не осознанное неприятие именно религиозных
доктрин и практик баптистов. Достаточно присмотреться и прислушаться к «разжигателям межрелигиозной розни»: им постоянно приходится подкреплять свои «религиозные призывы» чем-то «общепонятным» — языковым вопросом, союзничеством или самостийничеством и прочими идеологическими подкладками. Потому что иначе не поймут. И это хорошо, что не поймут — потому что когда поймут, использовать религиозную компоненту в политических и идеологических целях станет ну о-очень трудно. Но и говорить в ситуации о «религиозной нетолерантности» не выпадает — тут мы имеем дело с идеологической нетолерантностью и в некоторых случаях — с ее религиозной компонентой.

Формирование религиозной толерантности может стать вопросом в тот момент, когда мы столкнемся с массовым осознанием личной религиозной принадлежности. И вот тогда станет интересно. Интересно, избежим ли мы риска увлечься и потребовать от церквей впихнуть в прокрустово ложе НАШИХ демократических требований ИХ доктрины, как это делает Европа (и все равно заходит в тупик всякий раз, когда сталкивается с религиозным сознанием). Нам придется прочерчивать новые границы терпимости и толерантности, очерчивающие личное пространство каждого из нас. А пока нам надо сделать хотя бы первый шаг. Например, понять, что толерантность — это не значит заставить политических лидеров целовать руки всем первоиерархам. Это значит спокойно признавать за каждым из них право ходить на службы к одному и избегать прочих. Что толерантность не значит, что мы должны тщательно скрывать свои религиозные и конфессиональные симпатии — не потому что с работы выгонят, а потому что на смех поднимут («Ты что, правда, веришь в непорочное зачатие?»). Это значит, что мы можем спокойно, с полным правом делать в этой сфере то, что считаем нужным, и не слишком обращать внимание на тех, кто поступает иначе. В общем, это будет потрясающе интересный опыт для каждого из нас — заново осознающих свою религиозность, свое место в мире, свои взаимоотношения с другими. Это поставит в новую и интересную ситуацию церковь, которой придется искать новые подходы к проповеди и обращению. В общем, очень хочется посмотреть, какой она окажется — настоящая религиозная толерантность.