СТУДЕНТ-2004: ПОПЫТКА ПОРТРЕТА

Как-то во время лекции по культурологии я упомянула о Марксе, Энгельсе и Вернадском, увидела недоумевающие лица студентов и, дабы избежать недоразумений, написала «загадочные» имена на доске, объяснив вкратце, чем, собственно говоря, занимались эти господа. Потом, через несколько занятий, дала студентам самостоятельную работу. И каково же было мое удивление, когда в первой половине работ я прочла «Марксон-Энгельсон» и «Юнацкий», а во второй — «Марк и Энгель»! Оказалось, что если о Вернадском («Юнацком») некоторые студенты первого курса все же слышали, то о Марксе с Энгельсом не помнит уже никто.

Наверное, этому факту стоило обрадоваться и с облегчением констатировать, что марксизм-ленинизм стал нашим далеким прошлым, так что даже имен основателей этого учения нынешние студенты не знают. А при слове «Ленин» на их лицах читается: где-то слыхал, но не помню, кто. Да, я бы действительно обрадовалась такому беспамятству, если бы не Вернадский-Юнацкий… И если бы однажды на лекции с прискорбием не узнала о том, что мои первокурсники понятия не имеют, когда произошла Первая мировая война!

Конечно, подобные курьезы — еще не причина для того, чтобы сетовать на невежественную современную молодежь. Тем более что (мне так хочется верить в это!) многие нынешние первокурсники все же знают, когда произошла Первая мировая. А некоторые, вероятно, могут с точностью до года назвать и другие важнейшие даты. Дело, собственно, не в этом казусе, а в тех штрихах, которые он добавляет к портрету студента-2004.

Итак, что же это за портрет? Студент образца 2004 года, возможно, недостаточно интеллектуален и эрудирован, курсы школьной программы (особенно литературу с историей) помнит плохо и туго, но искупает пробелы в образовании живым, незашоренным мышлением, любопытством и патологическим желанием задавать каверзные вопросы преподавателям. В результате лекция может превратиться в разговор мамы с ребенком, когда словоохотливое чадо то и дело дергает родительницу за рукав и спрашивает: «А почему трава зеленая?», «А почему небо голубое?». И утомленная этой безмерной любознательностью женщина устало отвечает: «Потому». Преподаватель, увы, так ответить не может, а любопытство студентов все растет и растет. Приходится выкручиваться…

У меня, например, во время лекции по этике спросили, в чем состояли этические принципы… Святой инквизиции. «Губи тело, спасай душу», — ответила я и пустилась в пространный рассказ об инквизиторской псевдоэтике. «А кто вообще устанавливает эти этические нормы?» — не унимался любознательный студент, автор вопроса об инквизиции. Дальше вопросы посыпались градом, и о чем только студенты не спрашивали: об этических принципах большевиков, об этике, определяющей поступки террористов (если таковая существует), об Инессе Арманд и системе экспроприаций и так далее, и тому подобное. Создавалось впечатление, что за одну лекцию мои подопечные хотят разгадать все тайны мироздания и раз и навсегда ответить на вопрос «быть или не быть», мучивший беднягу Гамлета. А я была для них кем-то вроде мамы, которую неутомимый ребенок донимает своими вечными «почему».

Кроме безмерного любопытства и неувядающего желания подискутировать, студент-2004 отличается редкой способностью терять на время экзамена все свое остроумие и способность логически мыслить. Впечатление такое: сначала перед тобой аудитория весельчаков и умниц (тут скорее можно говорить о способности логически мыслить, чем об эрудиции), а потом, во время экзамена, — потерявшие дар речи бедолаги, заявляющие: «Все знаю, но сформулировать не могу». Причина проста: нынешние студенты боятся «умных слов» — то есть терминов, не умеют гладко и логично отвечать на поставленные вопросы, а не умеют, потому что в них сидит подсознательный страх перед наукообразностью. И этот страх на время превращает «веселых, любознательных и находчивых» в слепоглухонемых.

Еще один штрих к портрету: студент-2004 обожает «всемирную паутину», то есть Интернет. Он «скачивает» из виртуального пространства рефераты и дипломные работы, а заодно и всю необходимую для практических занятий информацию (чтобы не плестись в библиотеку за учебником). В библиотеки нынешние студенты вообще ходят редко, зато они — завсегдатаи интернет-кафе.

В итоге ситуация следующая: преподаватель получает блестящий реферат (ну, скажем, о Фрейде с Юнгом), приходит в щенячий восторг, вызывает студента и спрашивает, к примеру: «Чем вас заинтересовала научная деятельность основателей психоанализа?» И видит насмерть перепуганное лицо подопечного и немой вопрос «За что, за что, о, Боже мой?» в округлившихся от ужаса глазах. Выясняется, что студент абсолютно не помнит содержание своего реферата и даже тему вспоминает с трудом. Ну, скачал из Интернета (со всеми бывает!)… А тут преподаватель-зануда еще о чем-то спрашивает!

Я вышла из положения и стала раздавать рефераты перед экзаменом. В итоге многие студенты впервые бегло просматривали добытое из Интернета сокровище. А некоторые даже стали писать рефераты самостоятельно. Скажем, после дискуссии об инквизиции я получила реферат на тему «Этические принципы инквизиторов», где студент достаточно успешно рассуждал на тему авторитарной псевдоморали, вступившей в противоречие с евангельским принципом милосердия. И с удовольствием отметила, что принципы милосердия и прощения по-прежнему свежи и актуальны, и, как пел Владимир Высоцкий, «добро остается добром в прошлом, будущем и настоящем».

Словом, не стоит сетовать на современную молодежь. Ведь то, какими станут нынешние первокурсники, во многом зависит от того, смогут ли преподаватели привить им творческий подход к процессу образования. И если после института студенты будут живо и творчески мыслить, а заодно и пополнят свой интеллектуальный багаж, то можно считать, что цель образовательного процесса достигнута. А иначе станет мучительно обидно за напрасно сданные экзамены и зазубренные конспекты. Я за творческий подход. А вы?