СТАНИСЛАВ ЛЕМ: «Я СДЕЛАЛ ВСЕ, ЧТО СЧИТАЛ САМЫМ ГЛАВНЫМ...»

Польский писатель-фантаст Станислав Лем — человек планетарного масштаба, поэтому едва ли нуждается в особой рекомендации. Возможно, следует только напомнить, что автор знаменитого «Соляриса», «Звездных дневников Ийона Тихого», «Кибериады», «Астронавтов» — почти наш земляк, поскольку родился во Львове, откуда во время обмена населением после Второй мировой войны был выдворен в Краков. В этом году, приближающемся к концу, писатель отметил свое 80-летие.

...Зима в Кракове очень похожа на украинскую: такие же заснеженные улицы и свежий морозный воздух. А на окраине города, напоминающего сказку, господствует какая-то особая тишина. Маленький домик совсем не диссонирует в этом сказочном интерьере, даже несмотря на предостережение «во дворе очень злая собака», предусмотрительно прикрепленное на воротах.

— Заходите смелее, собака греется в доме, — приветливо улыбается солнечный Станислав Лем, приглашая нас в свое уютное жилище. — Такая зима настала, что и пес лаять боится... Знаете, я все больше задумываюсь над тем, что наши польские предки должны были бы искать себе местожительство где-то на юге, где теплее... Потому что сейчас я уже не очень люблю зиму, снег. Время, когда с удовольствием спускался на лыжах с гор, прошло. Сейчас больше сижу дома...

— Как видим, в «компании» телевизора?

— Ой, это такой монстр... (Смеется). Если и включаю его, то только чтобы посмотреть новости. Перед вашим приходом просматривал CNN. В последнее время я начал активно интересоваться тем, что в мире творят террористы. Понятно, по каким причинам. Постоянно слежу, как американцы охотятся за бин Ладеном. Сообщили, что он прячется якобы в какой-то горе Тора-Бора, которую американцы неистово бомбят, словно сумасшедшие. Но проблема в том, решит ли убийство бин Ладена проблему терроризма вообще.

Это нападение террористов на Нью-Йоркский торговый центр многое перевернул — и прежде всего в человеческом сознании. Наше представление о мире коренным образом изменилось! Только что, дожидаясь новостей на американском канале, я случайно попал на фильм, где говорилось о нападении японцев на Перл-Харбор в 1941 году. Понимаете, прошло более 60 лет, а они вытянули из ящика эту тему. Почему? Оказывается, это актуально — в русле проявления американского патриотизма. Американский президент Буш — в общем неумный мужчина.

— Можно так и написать?

— А почему нет? Я читал недавно в американской прессе, что интеллектуальный коэффициент их президента ниже среднего. Другое дело, что у Буша довольно мудрые советники. И все же у этой войны довольно бессмысленный вид. И, насколько я знаю из новостей, она — не последняя военная акция американцев... Потому и не удивительно, что многие люди в мире не чувствуют особой симпатии к Соединенным Штатам, которые везде суют свой нос.

По-моему, никогда не будет мира между евреями и палестинцами. Речь идет не только о ближайших месяцах — побаиваюсь, что и в самые ближайшие годы и даже десятилетия там не будет покоя. Человеческая жизнь сейчас очень дешевая — вот что самое ужасное. Арабам ничего не стоит подорвать себя вместе с бомбой, уничтожив десятки, сотни людей. Во многих немецких изданиях я читал, как точно и продуманно, с тактической точки зрения, было организовано это нападение на США. Но, по моему мнению, такой внезапный «сюрприз» может произойти только один раз.

— То есть, по вашему мнению, что-то похожее на события 11 сентября больше не повторится?

— Именно такая атака — вряд ли. Но ведь есть множество других угроз... Главное, что я заметил: возможность мировых конфликтов значительно возросла после того, как перестали существовать только два мировых лагеря. Раньше как было? Здесь баллистические ракеты — и там такие же. А сейчас все это «расползлось» по миру, и не знаешь, откуда ждать опасность. А кроме того, антракс, различные вирусы, биотерроризм, еще черт знает что. К счастью, мы с вами живем в такой части мира, где не ощущается большой опасности. Ни у вас, в Украине, ни здесь, в Польше, нет угрозы терроризма.

А вот мои знакомые недавно занялись туристическим бизнесом и столкнулись с очень неприятным моментом. Оказывается, сейчас люди боятся путешествовать по миру, не доверяют самолетам. Недавно была Югославия, так долго распадавшаяся. Сегодня — Афганистан, Израиль... Соединенные Штаты должны были быть самой безопасной страной в мире, а что получилось? В общем, ничего другого не остается, как сидеть дома...

— Но трудно поверить, что сидите сложа руки. Наверное, занятий хватает, как всегда?

— В последнее время большую часть работы я переложил на плечи своего секретаря. Это у меня сегодня выходной, а он, горемыка, где-то там в бюро «воюет» с компьютером, модемом, сканером, факсом, даже точно не знаю, что там еще в его арсенале. Я с этой техникой так и не научился работать. Главный «удар» со стороны электронной почты секретарь также берет на себя, а я ознакамливаюсь только с главнейшими сообщениями.

На протяжении последних лет пишу в католический еженедельник, хотя на самом деле я не католик, а, скорее, атеист. Просто в этой редакции работают люди симпатичные и культурные, и потому я продолжаю сотрудничать с ними.

Потом я дал разрешение американской киностудии «ХХ век Фокс», которая работает сейчас над римейком фильма Тарковского по моему роману «Солярис». Конечно, это событие вызвало новый усиленный интерес к моему творчеству: через секретаря получаю различные предложения на издание моих книг. Но этим занимаются мои агенты в Германии, Франции, Италии. Это словно посольства. Конечно, я не государство, и все же. Есть два человека в Москве, в США также, ибо там вообще без таких людей шага ступить невозможно. Знаете, мне кажется, когда дело доходит до переводов, то на литературе в мире самые большие деньги зарабатывают агенты и адвокаты.

Много читаю. Когда мир был разделен «железным занавесом», практически не было возможности получать нужную научную литературу. А сейчас и из США, и из Британии, и из Франции, и из России ко мне поступает масса литературы. Но, к сожалению, у меня есть только 24 часа в сутки, а еще ведь нужно когда-то хотя бы немного поесть, поспать, поболеть — для всего нужно находить время...

Поэтому кучу различных газет, журналов, поступающих со всего мира, выбрасываю, не читая, — не успеваю и все тут. Выручает секретарь. Ему кажется, что он разбирается во всех моих газетно-книжных завалах (Смеется). Но это не так. Я несколько раз даже предлагал облегчить ему работу, пригласив еще одного человека, помощника по «порядку», ведь очень часто поиск нужных бумаг отнимает много времени, иногда приходится в моем кабинете или библиотеке проводить настоящие раскопки. Поэтому я не жалуюсь на большое количество свободного времени, вы понимаете.

Кстати, есть у меня контакты и с Украиной. Львовское издательство «Каменяр» попросило разрешение на издание моих произведений бесплатно, поскольку у них нет денег. «Хорошо, — сказал я, — пусть будет так». Но хотя бы экземпляры мне пришлите для порядка... Между прочим, вы из Киева или из Львова?

— Из Киева.

— И что, на улицах украинской столицы еще понимают украинский язык?

— Конечно!

— Невероятно, как быстро меняется жизнь! Украина стала независимым государством, и для меня это было приятной новостью. Но неприятно поражает факт, что многие украинцы разговаривают на русском. Знаете, что меня удивило, когда первые журналисты независимой Украины начали приезжать ко мне? Они все разговаривали на русском. «Вы что, не любите украинский язык, — удивлялся я, — или, может, не знаете его?»

Когда-то давно приезжала ко мне одна госпожа из Киева. И рассказывала, что ее дома считали сумасшедшей, поскольку своих детей она отдала в школу с украинским языком обучения. «Зачем вы закрыли им путь к карьере?» — спрашивали ее.

А совсем недавно одна полька, изучавшая украинский язык в нашем университете в Кракове, поехала к Киев и обращалась к людям, чтобы немного попрактиковаться на украинском. Так ее все спрашивали: «Вы откуда, из канадской диаспоры или из Львова?» А она им: «Нет, я полька, из Кракова...» Потом, пораженная, она пришла ко мне и рассказала о своих приключениях. Я даже написал памфлет о том, что сделали с украинским языком за 70 лет советской власти.

Но бывают еще худшие ситуации. Например, в Беларуси на родном языке говорят только в глухих селах, а правительство и президент — все на русском. Конечно, я понимаю, что это влияние еще той системы, но все равно меня неприятно поражает это явление. Я очень люблю русскую литературу и ничего против русских не имею. Но, согласитесь, было бы странно, если бы поляки разговаривали на русском.

Конечно, я не намерен вмешиваться в ваши дела, но мне кажется, что украинцы все же должны общаться на собственном языке. Я изучал украинский еще в гимназии в польском Львове, потом в медицинском институте уже в советские времена до 1941 года. И до сих пор хорошо его знаю. В свое время много читал на украинском, например, журнал «Всесвіт», другие издания.

Главное для вас — сохранить независимость. Я очень на это надеюсь.

— Пан Станислав, вернемся немного назад. Известно, что вы были недовольны фильмом Тарковского «Солярис». Интересно, что этот режиссер так и не понял в вашем романе?

— Своего мнения я не изменил до сих пор. Наши продолжительные разговоры с Андреем в Москве часто завершались тем, что я кричал: «Вы дурак!» Понимаете, Тарковский хотел изобразить Вселенную как нечто ужасно неприятное, откуда нужно как можно скорее возвращаться на Землю. А я считал, что Вселенная — удивительна и интересна, и именно такой ее надо показать в фильме. С режиссером мы напоминали двух лошадей, тянувших телегу каждый в свою сторону. Кстати, так и не достигли согласия. Тарковский, безусловно, был талантливым режиссером и, конечно, он сделал все так, как сам захотел.

А вообще, должен сказать откровенно, что фильм Тарковского — как один целостный вариант — я так и не посмотрел. Мне хватило первой части. Было довольно смешно слушать все эти словесные пассажи языком вступительных статей газеты «Правда». Мне рассказывали, что в картине было много таких моментов, так вот, чтобы не нервничать зря, я просто не смотрел фильм. Только у друзей спрашивал: «Ну как вам?» — «Да не очень, если честно», — прямо отвечали они.

Тогда договор с «Мосфильмом» уместился на одной страничке, и я получил как авторский гонорар «бешеные» деньги — две тысячи рублей. Американцы же сейчас только «для начала» предлагают мне полмиллиона долларов. Есть некоторое различие...

— А как вы относитесь к идее новой экранизации «Соляриса» Стивеном Содебергом? С ним вы нашли взаимопонимание?

— Американцы несколько раз хотели сделать римейк, но я не давал согласия, ибо по собственному опыту знаю: после подписания контракта на производство фильма автор практически лишается любого влияния на его производителей. Но может так случиться, что я не доживу до появления новой версии на экранах, и это меня как-то немного успокаивает...

Но вообще, это нормально, что автор является, так сказать, жертвой киноиндустрии. Когда я заключал сделку об издании моих книг на русском языке, договор занимал две-три страницы, а у американцев этих документов — целая книга... Там все «возможное и невозможное» определено наперед. Поэтому ввязываться в какую-то «драку» с ними практически нет смысла. Самое приятное, скажу вам, ничего не знать.

— А до подписания контракта у вас были какие-то замечания относительно сценария?

— Насколько я понимаю, общее состояние дел таково: кино без женщины не имеет никакого смысла. И этот режиссер, который уже в апреле 2002 года обещает показать римейк на экране, сказал, что картина будет более эротической. Ну что я могу сделать? (Смеется). У меня же нет баллистических ракет...

Но я уже привык к таким поворотам. Когда-то, помню, Анджей Вайда поставил телевизионный спектакль по одному из моих произведений. Мой агент рассказывает: «Знаете, пан Станислав, я смотрел этот спектакль. Там довольно много обнаженных девушек!» — «Каких еще обнаженных девушек? — спрашиваю. — В моем произведении ничего такого не было...» — «Но вы же понимаете, так намного интересней». Что тут скажешь? Может, и в самом деле, когда все одеты — это чрезвычайно скучно?.. И самое удивительное было, когда ко мне обратилась редакция российского «Плейбоя» с просьбой позволить напечатать на своих страницах одну из моих новелл. Я просто не мог поверить... «Плейбой» — в России? Советских людей воспитывали в таких пуританских нормах, а теперь все неузнаваемо изменилось. Вот только не знаю, к добру это или нет.

— Примечательно, что каждый критик вашего романа «Солярис» или режиссер очередной экранизации по-своему трактует идею этого произведения. Вам не кажется это странным?

— Вы понимаете... Личное мнение автора не имеет никакого значения — так это получается. То, что он хотел сказать, он сказал, написав книгу. Если бы у автора была какая-то особая мысль, то он выразил бы ее в отдельной книге или, по крайней мере, во вступлении к роману или послесловии к нему. А ничего такого не было. Просто мне пришло в голову написать такой роман — вот и все. Эта книга писалась 41 год назад, тогда я был совсем другим человеком — я был молодым. Из всех моих произведений именно «Солярис» имеет наибольшее количество переводов в мире. Почему — не знаю. Честное слово, не знаю. Автор не является наивысшей инстанцией, которая все понимает. И потом, если люди не толкуют твое произведение по-разному, — это плохо.

— Пан Станислав, какое из научных достижений последнего времени вас более всего поразило?

— Клонирование. В это трудно поверить! Клонировать какое-то животное — это одно. Но человека... Даже Папа Римский подверг те эксперименты острой критике, запретив их, и президент Буш, кстати, выступил с категорическим заявлением по поводу таких опытов. Но, боюсь, все-таки найдется дурак, который пойдет на подобный эксперимент. И ничего хорошего из этого не выйдет. Конечно, такое открытие имеет огромное значение, однако это лишь первые шаги медленного процесса, который все же двигается, несмотря на не очень положительные отклики. И с точки зрения философии — это огромный переворот... Для науки нормально, когда существуют полярные точки зрения, — пусть себе ученые ссорятся, только так рождается истина. Иногда я пишу заметки по этим проблемам...

— Клонирование могло бы стать «благодатной» темой для писателя-фантаста. У вас не возникала мысль развить эту тему в одном из новых романов?

— Дело в том, что на фэнтези я поставил «крест». После того как в Польше упал военный режим и мы с женой возвратились из Вены в Краков, я уже никакой научной фантастики не пишу. Просто стало неинтересно. Я сказал себе: 45 книг — достаточно! Это не совсем хорошо, когда человек пишет до последнего вздоха, так сказать. Ради чего давать повод потомкам говорить: вот дурак, у него уже был полнейший склероз, а он хотел показать, что вроде бы что-то еще может... (Смеется).

— Пан Станислав, в «Сумме технологии» вы говорили, что наш мир можно будет смоделировать в компьютере. Наши земляки, киевские научные сотрудники Юрий Шинкарюк и Николай Проценко, утверждают, что в действительности это нас создали в компьютере, и пытаются обосновать это теоретически. Как вы к этому относитесь?

— Да, есть такая теория, что Вселенная — это исполинский компьютер. Но с этим вопросом лучше, на мой взгляд, обратиться к ученым, которые занимаются, скажем так, космологией, ибо я нахожусь вне научного мира. Сегодня в мире выходит почти 270 тысяч научных журналов. Конечно, даже крохотную часть всего этого прочитать невозможно. А в общем, существует несколько различных мнений по этому поводу, которые абсолютно не совпадают. Самая интересная теория, по моему мнению, — что мир состоит... из ничего. Как мыльный пузырь.

— Вы сказали, что не верите в Бога в метафизическом смысле слова. Тогда какова ваша версия творца мира?

— В последнее время, когда речь заходит о Боге, я постоянно вспоминаю события 11 сентября. Независимо от того, есть Бог или нет его, террористы, уничтожившие несколько тысяч невинных жертв в Нью-Йорке, имели в виду, что им в этом деле помог Господь. Так почему же он не защитил тех, кто погиб, почему отступился от невиновных? Да, один лагерь — это христианство, другой — ислам, есть буддисты и еще много других верований. И каждая конфессия настаивает, что вся правда мира — за ее учением. Мне, например, из всех религий больше всего нравится буддизм. Поскольку он никогда не разжигал никаких религиозных войн и конфликтов. Есть и другие верования, одно из них утверждает, что ничего, дескать, в нашем мире нет. Даже нас нет? А то, что есть, — это нам только кажется...

Но одно я точно знаю: никакого продолжения нашей земной жизни после смерти не существует. Я же в конце концов медик по образованию, поэтому довольно хорошо знаю, как это бывает... Конечно, я не из тех, кто будет ходить по улицам с транспарантом: «Бога нет, верить не стоит». Но, с другой стороны, я всю жизнь ограждал себя от католической церкви, поскольку она слишком много внимания уделяет материальным вещам. И ее структура немного похожа на... компартию. Генеральный секретарь — это, по-видимому, Римский Папа, кардиналы — политбюро и так далее. Есть много аналогий.

— Вы однажды сказали, что когда религии многовато — это плохо, но когда и совсем нет — также нехорошо...

— Это правда. В Польше атеистическое направление очень сильно прижато. Хотя сегодня вопрос цензуры уже не стоит так остро, как раньше. Каждый может написать разную ерунду — были бы деньги. И поэтому появилось большое количество дураков, ничего общего с религией не имеющих.

Многое зависит от того, какое отношение выработается у человека к вере в первые годы его жизни. Например, в Восточной Германии, когда она находилась под влиянием так называемого социализма, разным высоким деятелям религия не была нужна. И сейчас в Западной Германии больше верующих, чем на территории Восточной. Но для меня, например, все мировые религии практически тождественны, кроме, разве что, религии... каннибалов. Я никогда не писал теологических эссе, даже в тот католический еженедельник, который упоминал.

Беда в том, что в Польше практически нет общекультурного хорошего журнала — издания, которое бы не было партийным. А в странах настоящей демократии — в Америке, Франции, Германии — разнообразнейшие мысли имеют право на существование и находят себе «приют» на страницах специальных изданий. Конечно, это уже перекос, когда какие-то идиоты организовывают религиозную выставку в Брюсселе, где, например, Богоматерь изображена с усами. Это в высшей степени бессмысленно и подло. По-моему, во всем мире почти все виды искусства приходят в чрезвычайно сильный упадок. И то, что начало нового века проходит под знаком декадентства культуры, весьма печально и неприятно.

Вообще, я не вступаю в диспуты с теологами — Бог есть или Бога нет. Если кто-то верит — пожалуйста. Это личное дело каждого. Скоро будет праздник, и мы поставим в доме елку. Замечательная традиция, люди связывают с этими атрибутами много надежд. Я не против...

— А как быть с христианскими ценностями? Остаются они актуальными, на ваш взгляд, или мир от них постепенно откажется?

— Знаете, это сложный вопрос. Существует возможность этики, во многом напоминающей христианскую. Но я, например, ничего не имею против эвтаназии. Если человек смертельно болен, испытывает невероятные физические мучения и хочет уйти из этой жизни — нужно уважать это его право. Конечно, все должно происходить цивилизованно, это же не означает, что ему должны отрубить голову. Толерантность должна доминировать. Мне кажется, я похож на либерального, умеренного, центристского консерватора. Не следует слишком отклоняться ни влево, ни вправо.

Коммунизм никогда мне не нравился. И я не написал ни одного слова в его поддержку. Конечно, было время, когда страх не позволял открыть рот, а сейчас можно написать практически все. Однако надо быть очень осмотрительным, ибо легче всего писать глупости. Человек, которому кажется, что он все знает, и позволяет себе высказываться в тех сферах, где на самом деле он не смыслит ни бельмеса, — это, мягко говоря, не очень умный человек. Всемогущим знатоком быть невозможно.

— От многих писателей приходилось слышать, что для них общение с читателями, так называемое ответное проявление творчества, — вещь чрезвычайно важная. Есть и такие, конечно, которые сознательно выбирают себе судьбу уединенных творцов. Общение для вас — бремя или удовольствие?

— Знаете, в последнее время я стараюсь ограничивать разные интервью, встречи, похожие на нашу с вами. Ибо слишком много редакций, различных организаций да и обычных людей хотят со мной разговаривать. Но я же — один, мне трудно удовлетворить желание всех. Мне ведь уже восемьдесят лет, так что, извините, просто вынужден облегчать себе жизнь.

А еще не дают покоя молодые люди, которым кажется, что они поэты и поэтессы, они постоянно присылают мне кучи своих стихов. Преимущественно те так называемые произведения мне очень не нравятся, поскольку там ни рифмы, ни образа нет. Но их авторы все равно убеждены, что имеют право воровать мое время. И это хуже всего.

Меня постоянно приглашают на различные заседания и научные диспуты, ведь я член Польской академии наук. Но Бог в конце жизни «наградил» меня полной глухотой, поэтому я могу спокойненько отказываться от тех весьма умных заседаний. Говорю: «Я ничего не слышу, ничего не понимаю, лучше буду сидеть себе тихонько дома». У меня профессорское звание от четырех университетов, в том числе — и за границей, но когда мне присылают их журналы, я сразу же их выбрасываю, иначе просто не выбрался бы из этой комнаты.

Один чудак постоянно присылает мне из Америки какие-то «ценные» книги, по которым я должен изучать главнейшие достижения современной науки. Честно говоря, я даже немного что-то там просматривал, может, и прочитал какой-то абзац, но ведь все постичь невозможно, смилуйтесь. (Смеется.)

Кардиолог, занимающийся моим сердцем, также приносит мне разную литературу, хорошо, что только тоненькие брошюры, и искренне верит, что я их читаю. Но когда мне это делать? Может, в самом деле, нанять еще одного секретаря?

В этом плане не завидую я мадам, создавшей своего «Гарри Потера». О Боже, это еще хуже, чем получить Нобелевскую премию! Весь мир на нее набросился, все хотят знать, как она выдумала такого героя. Но это уже чистой воды коммерция. Я не играю в такие игры.

И когда мне все надоедает, я сажусь в свой старенький «Мерседес» (ему двадцать лет, но люблю его, как лучшего друга) и еду в город или за город — за прессой или просто так.

— Пан Станислав, вы счастливый человек?

— Не могу сказать, что абсолютно счастлив. За себя я уже не волнуюсь, но боюсь за свою внучку. Мир, в котором ей жить, неспокойный, неидеальный. Войны, террористы, разные вирусы и так далее... Я был счастливым в четырнадцать-шестнадцать лет, когда самой большой моей задачей были походы в гимназию. Тогда я еще не знал многих вещей... Счастье, а с ним фактически и молодость, закончились, когда во Львов пришла советская власть, а вскоре — фашисты. Потом мы вынуждены были оставить Львов... О каком счастье можно было уже тогда говорить? Я был очень привязан к родному городу и длительное время не знал большей части Польши... И даже в сорок лет я еще мог считать себя счастливым, все-таки было как-то безопаснее, веселее жить. А сейчас я уже просто слишком много знаю плохого — о человечестве, о конкретных его представителях. Мир мне очень не нравится. И поэтому нет повода для радости...

Хотя бывают у меня и радостные дни. Как сегодня, например, когда меня посетила моя внучка. Она будет наследницей моих авторских прав через 50 лет после моей смерти. Но сейчас Анна слишком молода — ей три года и три месяца, и она не понимает, что это означает. Ребенок еще не знает, чем занимается ее дед. Но она умная девочка.

...Иногда я счастлив, когда сплю, мне снится что-то очень хорошее, но потом просыпаюсь — и вынужден возвращаться к действительности.

— А что снится вам?

— Чаще всего вижу себя молодым — и это приятно, к чему скрывать. Чудовищно, но иногда мне снится, что у меня совсем не такое прошлое, как было на самом деле. Войны, расстрелы мне никогда не снятся, нет... А кроме этого, пожалуй, нормально, что человек очень быстро забывает увиденное во сне. Мне даже не хочется сесть и записать свой сон. Зачем? Я сделал все, что считал самым главным, и перелистал эту страницу своей жизни. А теперь спокойно жду конца. И я очень доволен тем, что после смерти ничего нет. Боже сохрани, я и здесь наработался вволю... Что впереди? Рай? Не знаю. Их же есть несколько — христианский, исламский, буддистский и так далее. Остается только определиться, в каком направлении двигаться... Один англичанин придумал, что ад — это абсолютное ничто. Очень точно!

— О чем вы больше всего жалеете?

— Больше всего мне бы хотелось, чтобы какой-то архангел оберегал мою семью и внучку. Лишь бы я был уверен, что у Аннички будет счастливая жизнь. Я даже не знаю, что лучше — чтобы родился мальчик или девочка. Кому легче жить в этом мире, как вы считаете? Я же не могу ответить на этот вопрос наверняка. Знаю только, что не нужно быть слишком умным и слишком глупым также не стоит. И еще важно родиться в определенной части мира. Очень опасно сегодня появиться на свет где-то в Африке или Азии. Я в свое время родился в таком месте, где шли войны, менялись правительства, общественный строй, государства. Мне кажется, что сорок лет, украденные у меня Гитлером и Сталиным, — это слишком.

Единственное, что могу вам сказать: политикой заниматься не стоит. Очень опасное и нечистое это дело, да и не весьма приятное. Мой вам совет — будьте всегда молодыми и не уставайте от жизни. Не помешало бы также каждому быть здоровым и богатым. Поэтому — старайтесь!..