СПОКОЙСТВИЕ МИРА

Если закончилась «холодная война» (я пишу «если», так как не только на Западе, но и у нас не все согласны с тем, что «холодная война» закончилась, а некоторые политики утверждают, что идет «третья мировая война»), то к какому миру мы идем в преддверии XXI столетия?

Термин «холодная война» впервые был употреблен в начале XIV века кастильским принцем Хуаном Мануэлем — полководцем и писателем. Рассуждая о затяжной борьбе между христианами и мусульманами на Иберийском полуострове, Мануэль заметил, что «горячие» и «холодные» войны отличаются, среди прочего, и тем, как они заканчиваются. «Горячая война» кончается или гибелью, или миром, а «холодная война» не приносит ни мира, ни чести тому, кто ее начинает.

Мы не будем сейчас подробно останавливаться на вопросе, «кто начал «холодную войну»?» Отметим однако, что если согласиться с теми, кто утверждает, что она началась в Ялте, то ее виновниками являются руководители «Великой тройки» — Ф.Рузвельт, У.Черчилль и И.Сталин. Долгое время у нас зачинщиком «холодной войны» считался У.Черчилль после его скандально известной речи в Фултоне в марте 1946 г. На Западе с таким же основанием обвиняли И.Сталина после его предвыборной речи в 1946 г. Так или иначе, потрясенное человечество, только что выйдя из жесточайшей в истории мировой войны, из-за людского несовершенства и идеологических предрассудков было втянуто в новую — «холодную» войну. Произвольно и жестоко мир был разделен надвое. «От Штеттина на Балтике до Трисста на Адриатике опустился над Европейским континентом железный занавес». Эти ставшие знаменитыми слова У.Черчилля из фултоновской речи, которую он произнес в присутствии американского президента Г.Трумэна, характеризовали положение дел в послевоенном мире. Стали говорить о новом конфликте, новом столкновении между «добром, вооруженным атомной бомбой» (США и их западноевропейские друзья, объятые страхом перед коммунизмом) и «злом, олицетворяемым теперь не Гитлером, а Советским Союзом» и его вновь приобретенными союзниками, стремящимися распространить воинствующий марксизм на весь мир.

Мир втягивался в состояние длительной, изнуряющей, мрачной и опасной военно-политической, экономической, идеологической, культурной и иной конфронтации между Западом и Востоком, США и СССР. Как заметил Генри Киссинджер, «сверхдержавы часто вели себя как два хорошо вооруженных слепых воина, каждый из которых представлял, что находится в одной комнате с другим, и считал, что подвергается смертельной опасности со стороны другого, обладающего якобы отличным зрением... Конечно, со временем даже два слепца могут причинить колоссальный ущерб друг другу, не говоря уже о комнате».

«Комната» уцелела, отмечает известный американский историк и политический деятель, профессор Нью-Йоркского университета Артур Шлезингер (младший), однако за время «холодной войны» «слепцы» взвинтили геополитическую конфронтацию, что привело к росту напряженности, усиленной изначальными различиями в принципах, реальными или предполагаемыми столкновениями интересов, а также из-за демагогии, неправильной оценки друг друга и взаимного непонимания.

«В прошлые века, — писал английский журналист Стюарт Стивен, — столь невыносимое напряжение разрядилось бы, видимо, разрушительной войной. Ныне такой выход был практически невозможен. Европа, едва уцелевшая в недавней войне, не пережила бы ядерного конфликта. Таким образом, лишенные возможности решать непримиримые противоречия старым методом, два могущественных блока, бурлили ненавистью, подобно двум бойцовским петухам, еще не выпущенным из клетки».

Так продолжалось свыше четырех десятилетий.

Осенью 1989 г. над Европой пронесся тайфун быстротечных перемен, произошли тектонические сдвиги планетарного масштаба. Окончание периода раскола Европы застало не только Восток, но и Запад врасплох. Серьезные эксперты и политики отмечали, что кардинальные изменения в социалистическом мире, во всей Европе (такие, как германское объединение) должны были быть результатом длительного, эволюционного процесса. А Михаил Горбачев признавал, что объединение двух немецких государств случится, возможно, лет через сто в результате длительного взаимодействия двух Германий.

9 ноября 1989 года была снесена Берлинская стена. Ее разрушение — действие, по мнению большинства политиков и ученых как по ту, так и по эту ее сторону, как нельзя лучше символизирующее окончание «холодной войны» и начало движения к новому «мирному периоду» (термин М. Горбачева), или «новому мировому порядку» (термин Дж. Буша, который мне не нравится, т.к. напоминает о «новом мировом порядке» Гитлера). А распад «восточного блока», провал августовского 1991 года путча в Москве, за которым проследовало крушение Советского Союза, появление на мировой арене новых независимых государств, политиков, партий, президентов, политических систем, союзов и т.д., другие радикальные перемены в Европе и мире породили надежду народов на торжество идеалов свободы и демократии.

На Западе полагали (от Р. Рейгана до Зб. Бжезинского), что как только исчезнет «империя зла», в мире наступит тишь и благодать. Ф.Фукуяма, занимавшийся вопросами планирования в госдепартаменте США, даже сокрушался, что наступает «конец истории».

Стало ли в мире спокойнее?

В начале 90-х годов надеялись, что конец «холодной войны» приведет к началу новой эпохи Просвещения, введет нас в эру глобальной гармонии и легких решений.

Вне сомнения, произошли огромнейшие позитивные сдвиги: исчезла конфронтация, на глобальном уровне мир стал безопаснее, началась «гонка разоружений», расширилась зона демократии и сфера согласия между Востоком и Западом.

Однако случившееся внутри каждой отдельно взятой страны и в международном сообществе оказалось далеким от ожидаемых радужных перемен. Эйфория, подъем оптимистических настроений по мере того, как появлялись новые проблемы, к разрешению которых оказались не готовы ни политическое мышление, ни существующие структуры, сошла на нет. Попытки влить «новое вино в старые мехи», давая традиционные ответы на нестандартные задачи, ни к чему не привели.

Выяснилось, что хотя ОВД перестала существовать, разделение на две зоны не было преодолено. Невидимая линия отделяет европейские государства с большей или более надежной безопасностью, объединенные в рамках НАТО и Европейского союза, от центрально- и восточноевропейских стран, которые не включены в какие-либо структуры безопасности и практически оказались вне основного потока мировой интеграции. Более того, некоторые из этих стран оказались в конфликте с другими или втянулись в национальные и этнические противоречия и конфликты.

Надежда на то, что мир от биполярного перейдет к многополярному, не оправдалась. Кризис в Персидском заливе, операция «Буря в пустыне», по мнению многих аналитиков, показали, что единственной подлинной сверхдержавой остались США и что, как заявил бывший американский министр обороны Гарольд Браун, эти события опровергли утверждения о том, что «мы достигли конца истории, что наступил мир, что военная мощь утратила свое значение и что единственным источником влияния в мире является экономическая мощь».

Удобная определенность прежней эпохи заменялась неясным чувством неуверенности и непредсказуемости. «Запад, — писал в 1990 году М.Якобсен, выиграл «холодную войну» (у нас, щадя национальное самолюбие, звучала фраза: «В этой войне не было победителей, а есть только проигравшие». — Б.З.), но преобладающим настроением в Европе является неопределенность. Правые утратили своего врага, левые — свои иллюзии: все чувствуют себя дезориентированными».

«От нового мирового порядка, понимаемого как триумф демократии, выверенной по часам истории, ход которых был нарушен коммунизмом, мы перешли к международному беспорядку, от оптимизма к ощущению всеобщего бессилия», — так характеризовал сложную современную ситуацию руководитель исследований, проводимых парижским Национальным фондом политических наук, преподаватель Сорбонны и Университета Джона Гопкинса в Гольнье Заки Лаиди.

К такому же пессимистическому выводу приходили и другие западные политики и ученые.

Да, уходит в прошлое тотальная ядерная военная угроза и глобальное противоборство по линии коммунистический Восток — демократический Запад, СССР — США, ОВД — НАТО, СЭВ — ЕС (первые в этой связке дискредитировали себя и распались). Но им на смену будто из «ящика Пандоры» всплыли ранее находившиеся в тени этого противостояния и возникли новые многообразные проблемы, противоречия и угрозы иного свойства — политическая нестабильность и непредсказуемость развития посткоммунистического мира, разбалансировка международных отношений, расширение разрыва в уровне жизни между богатыми и бедными странами, взаимная отчужденность, локальные вооруженные конфликты, далеко превышающие масштабы войн, ведущихся между государствами, оживление и разрастание агрессивного национализма и ксенофобии, взрывоопасные проявления сепаратизма, религиозная нетерпимость, вполне вероятное расползание оружия массового уничтожения, обвальная миграция рабочей силы из бывших соцстран, осложняющая и без того сложную ситуацию с иностранными рабочими в Западной Европе, интеграция в масштабе континента мафиозных структур, деградация окружающей среды, СПИД и т.п.

Конфликты: причины, проблемы, перспективы

Наибольшую опасность среди этих вызовов мировому сообществу представляют вооруженные конфликты, в пламени которых гибнут тысячи людей, прежде всего мирных граждан, разрушаются ценности, доставшиеся миру в наследство от прошлых цивилизаций, наносится ущерб экономической и социальной жизни. Они несут угрозу международному миру и безопасности и закономерно вызывают беспокойство мирового сообщества.

Если раньше национальные и религиозные конфликты внутри военных блоков НАТО и ОВД гасились или решались лидером той или иной «команды», а угроза взаимного ядерного уничтожения «сдерживала» локальные конфликты, не давая им возможности перерасти во всеобщую катастрофу, то после окончания «холодной войны» многие из сдерживавших факторов исчезли.

Напряженные отношения, заметил старший научный сотрудник и ассоциированный директор Гуверовского института войны, мира и революции Томас Хендриксен, возникающие ныне между различными национальными, религиозными и иноземными группами населения, сейчас могут заканчиваться вспышками насилия с гораздо большей степенью вероятности, чем тогда, когда тяжелая рука коммунизма подавляла эти конфликты. Кровавые сражения в Югославии и Грузии, писал он в 1992 году в книге «Новый мировой порядок. Война, мир и военная готовность», демонстрируют нам, как национальная ненависть и политическая нестабильность могут всплывать на поверхность с исчезновением коммунизма.

Западные эксперты с тревогой предупреждали, что после распада советской империи в Восточной Европе и самого СССР, а также Югославии «двадцать, а то и больше европейских народов и этнических групп, разорвав цепи навязанного им коммунистического единообразия, могут броситься друг на друга, вспомнив свои вековые обиды», что опять «замаячила грозная тень балканизации Европы, которая стоит перед угрозой впасть в трайбализм, превратиться в конгломерат мини-государств, раздираемых конфликтами», что имеется реальная опасность того, что «распад Югославии станет не исключением на путях адаптации к посткоммунистическому бытию, а образцом для всей посткоммунистической Европы, устрашающим видением грядущего XXI века».

Для этого имеются все условия: отсутствие сильной центральной власти, экономические неурядицы, исторические обиды, нарастающее этническое соперничество и соперничество за территорию или истощающиеся ресурсы, пограничные споры, недостаточный опыт, демократического решения политических проблем, сознательное проведение в жизнь доктрин, проникнутых духом агрессивного национализма, расизма, шовинизма, антисемитизма и ксенофобии и ставящих своей целью создание «моноэтнических государств» (не считаясь ни с какими жертвами), сепаратизм, нарушение прав этнических меньшинств, а также такие субъективные факторы, как борьба за власть, предрассудки, зависть, политические амбиции, предубеждения и т.д.

Возникновение новых и реанимация старых вооруженных конфликтов на огромном пространстве бывших Советского Союза и Югославии, наложение их на другие продолжающиеся кровопролитные конфликты в Афганистане, Анголе, Курдистане, Центральной Америке, Нигерии, Бирме, Мозамбике, Сомали и других странах (по данным ООН в разных концах мира в первые годы после «холодной войны» происходили более 70 вооруженных конфликтов) представляет особую опасность в условиях, когда на существующий уровень конфликтности происходит проецирование качественно иных, «новейших» угроз безопасности, связанных с распространением оружия массового уничтожения, ракетной техники и сверхвысокой технологии и других сложных систем вооружений.

Качественно изменился характер современных конфликтов. Отличительная их черта — жестокость достигла невиданных ранее масштабов, когда разум и гуманные принципы не в силах противостоять агрессии и жажде мести. Бесчеловечность людей по отношению друг к другу — не изобретение нашей эпохи, но никогда еще в истории она не проявлялась с такой силой и с таким размахом.

Ужас и трагедия происходящего в том, что человечество начинает (или уже начало) привыкать к телевизионным репортажам с мест событий, сообщениям прессы и радио об изощренных методах уничтожения людей во время боевых действий, массовых пытках, казнях и депортации в ходе «этнических пыток», надругательствах над ранеными, пленными и интернированными.

Широкое распространение получили мародерство, захват заложников (в том числе и из миротворческих сил), изнасилование, использование женщин и детей в качестве «пушечного мяса», когда возникала необходимость прорвать линию противника или преодолеть минные поля, обстрел составов, доставляющих продовольственную и медицинскую помощь.

В большинстве своем жертвами современных вооруженных конфликтов становится гражданское население, которое гибнет в результате применения оружия «неизбирательного действия», военной авиации, тактических ракет, реактивных систем залпового огня, зажигательных смесей, мин-ловушек.

В ходе первой мировой войны 95% потерь составили военнослужащие и только 5% — гражданские лица. Во время второй мировой войны картина несколько изменилась: 75% потерь составили гражданские лица и 25% — военнослужащие. А в более чем 150 войнах, развязанных с того времени, 80% из 20 млн. погибших и 60 млн. раненых составили гражданские лица, причем большинство из них были самые невинные —женщины и дети. В некоторых современных военных конфликтах свыше 90% потерь составляют гражданские лица.

За прошедшее десятилетие в войнах было убито более полутора миллиона детей и более 4 млн. получили физические увечья.

Беженцы: трагедия мира, не ставшая его болью, или «Нет горя большего, чем утрата родины»

Особый аспект, который с таким драматизмом выявляется во время политической нестабильности и особенно в ходе вооруженных конфликтов, связан с беженцами.

Принудительная массовая миграция не является чем-то новым. Она происходила на протяжении всей истории человеческой цивилизации. Еще в 431 году до н.э. Эврипид писал: «Нет горя большего, чем утрата родины». Во все времена люди со слезами на глазах покидали насиженные места в результате «бедствий, вызываемых деятельностью человека», таких, как преследования, войны, вторжения и гражданские конфликты. Вспомним, например, что в XV — XIX веках работорговля привела к перемещению по крайней мере 10 млн. африканцев, подвергшихся ужасным страданиям, а 300 лет назад 250 тысяч протестантов — гугенотов бежали из Франции в результате религиозных преследований, в первой половине XX века две мировые войны и последующие территориальные изменения, Октябрьская революция и гражданская война в России, фашизм в Германии, национально-революционная война 1936 — 1939 годов в Испании, сталинские депортации народов в 30 — 40-х годах в СССР, в ходе которых пострадали 3,5 млн. человек, а также так называемая «акция возмездия», когда 17 млн. немцев из разных европейских стран были насильно депортированы в послевоенную разрушенную Германию и др., вызвали целый ряд вынужденных массовых перемещений населения, привели к возникновению потоков беженцев и к насильственной репатриации, сопровождавшимися неисчислимыми человеческими страданиями.

Надежды на то, что окончание «холодной войны» позволит улучшить положение беженцев и перемещенных лиц, оправдались лишь частично. Некоторые конфликты были урегулированы, что сделало возможным добровольную репатриацию. Миллионы людей (но не все беженцы) вернулись в Афганистан, Камбоджу и Мозамбик. Возвращаются к своим очагам и в ряде других районов, где утихают конфликты.

Но, к сожалению, отличительной особенностью нашего времени, стало расширение и увеличение масштабов людских перемещений, география которых охватывает сегодня практически все те государства, где политическое и социально-экономическое положение нестабильно, где допускается этническая, расовая, клановая и религиозная нетерпимость, пренебрежение элементарными правами и свободами человека.

40 лет назад, в начале «холодной войны», в мире насчитывалось 2 миллиона беженцев, до «перестройки» в среднем более 700 человек ежедневно вынуждены были покидать свои страны и становиться беженцами. В 1993 году число тех, кто вынужден был искать приют под чужим небом, увеличивалось в среднем на 10 тыс. человек в день.

Число беженцев и перемещенных лиц за последние годы непрекращающихся локальных вооруженных конфликтов и внутренней напряженности с трудом поддаются оценке применительно к какому-то определенному моменту. Согласно данным управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ) в 1994 г. беженцев насчитывалось 19,7 млн. Это почти в 8 раз больше, чем 20 лет назад и почти на 5 млн. больше, чем в 1991 году. ИТАР — ТАСС в сообщении от 6 апреля 1995 г. приводит цифру — 23 млн. человек.

Миллионы новых беженцев появились в результате конфликтов в Азербайджане, Армении, Грузии, Таджикистане, Молдове, России, а также в бывшей Югославии, а также отчаянного экономического понижения в Африке и других странах.

Число людей, вынужденно покинувших свои родные дома, но оставшихся на территории своих стран, намного больше беженцев. Во многих случаях они оказываются в гораздо худшем положении, чем беженцы. Никто точно не знает, сколько их — «внутренних беженцев», перемещенных против своей воли. Известно, что в Центральной Африке насчитывается по крайней мере 1 млн. перемещенных лиц, в Анголе — 500 тыс. По оценкам Бюро ООН по чрезвычайным операциям в Африке, видно, что в таких странах, как Эфиопия, Судан и Чад, гражданские войны и голод сорвали с места не менее 3 млн. человек. По информации Специального докладчика Комиссии по правам человека, в бывшей Югославии на середину 1993 года насчитывалось 1.230.000 перемещенных лиц. (В докладе Рабочей группы по итогам обсуждения вопроса «Нарушения прав человека в ходе войны», направленном Австрийским обществом по вопросам внешней политики и международных отношений Всемирной конференции по правам человека в Вене, приводилась цифра — 3 млн.) С тех пор их количество резко возросло.

Этот процесс принял особо экстремальные формы в бывшем СССР. Здесь из-за нестабильности и региональных конфликтов потоки беженцев и вынужденных переселенцев не прекращаются. По различным оценкам, количество мигрантов из бывших советских республик на территорию России исчисляется до 4 млн. человек. Более 90% этнических россиян переселились из стран Средней Азии и Казахстана.

Растет поток беженцев, направляющихся в Россию из стран Азии и Африки. Большое количество людей из Анголы, Сомали, Пакистана, Шри-Ланки, Афганистана появилось и в Украине. Большинство беженцев рассматривает наши страны только как временное пристанище на пути в Западную Европу и Америку. Из-за неурегулированности вопросов гражданства, прозрачности границ, ужесточения режима въезда в ряде стран, традиционно принимающих у себя иммигрантов, отмечалось на сессии Исполкома УВК ООН по делам беженцев в октябре 1994 года, возникла опасность того, что эти люди осядут в России и она в итоге превратится в своего рода отстойник нелегальных иммигрантов. Россия может превратиться в источник нестабильности, в страну, откуда исходят неконтролируемые потоки агрессивно настроенных беженцев.

Да, парадокс, или точнее — трагедия, заключается в том, что беженцы — эти жертвы вооруженных конфликтов, развала государств, разгула преступности, которая в ряде стран становится главной угрозой из стабильности и безопасности, катастроф и стихийных бедствий (катастрофа на Чернобыльской АЭС привела к переселению свыше 100 тыс. жителей из пораженных радиацией районов), политики «перевода» населения; дискриминации и отсутствия возможностей (только из бывшего Советского Союза после его краха выехал один миллион евреев, а в начале 1990-х годов бывший СССР покинули больше людей, чем за весь период «холодной войны». Если, как ожидается, еще больше увеличится безработица, ухудшится стабильность стран и безопасность их народов, то из новых стран, образовавшихся на территории бывшего Советского Союза, выедут еще больше людей — ученых и рабочих-специалистов, что вызовет еще больший упадок) порождают в свою очередь серьезные политические, экономические, экологические, демографические, социальные и иные проблемы в ряде государств, становятся источником внутригосударственных и межгосударственных конфликтов, создавая таким образом порочный круг.

У войны есть будущее?

Сегодня, по данным Стокгольмского Международного института исследований проблем мира, на планете Земля происходит более 30 крупных вооруженных конфликтов, в каждом из которых было более 1000 погибших.

Наиболее разрушительные в первой половине 90-х годов войны — в Алжире, Афганистане, Анголе, Азербайджане, Боснии и Герцеговине, Бурунди, Грузии, Индии, Колумбии, Перу, России, Сомали, Южной Африке, Шри-Ланке, Таджикистане, Турции и многих других странах — носят внутригосударственный характер, т.е. представляют собой гражданские войны — конфликты между этническими, религиозными или другими группами в одном и том же национальном государстве.

Но количество человеческих жертв и страданий, вынужденных перемещений людей, участь которых трагична, исчисляется внушительной цифрой. В этих кровопролитных конфликтах подрываются и разрушаются условия, необходимые для экономического и социального развития и поглощаются ресурсы, необходимые для решения насущных задач обеспечения населения, находящегося в крайне бедственном положении, питанием, образованием, медикаментами и жильем. Во многих случаях жестокие этнические, религиозные, социальные, культурные или языковые распри угрожают единству государств. И во всех случаях непрекращающиеся конфликты, перерастая в братоубийственные войны, порождают у миллионов людей чувство безысходности.

Сегодня уже мало кто говорит о «мире без войн». В последнее время после того, как международное сообщество, по существу, продемонстрировало свое бессилие перед лицом многих проблем, и в первую очередь в предотвращении и разрешении различных международных и локальных конфликтов, все чаще стали говорить, что человеческая история представляет собой череду войн и конфликтов, что войны в определенном смысле двигают историю. Вспоминают Гераклита, который еще в VI веке до н.э. считал, что раздор свойственен всем существам и «есть отец всего». Цитируют Томаса Гоббса, утверждавшего, что «естественное состояние людей — это состояние войны всех против всех». Приводятся цифры: из более чем 3400 лет писаной истории человечества только 250 были мирными, говорят, что со времени окончания второй мировой войны было только 26 дней абсолютного мира. По другим расчетам, в среднем за год, начиная с 1945 года, насчитывается три дня без войны. Иными словами, в течение 362 дней из 365 в какой-либо части мира происходит активный конфликт. А в период после окончания «холодной войны» не было дня без войны. Так к какому же миру мы переходим — к «холодному», «горячему»?

Пол Бивер, издатель журнала «Джейн Дифенс уикли», публикующий в конце каждого года полный список горячих точек на планете, которые угрожают региональной или международной стабильности, пришел к выводу, что после окончания «холодной войны» «мы продолжаем жить в самом опасном десятилетии века, а может быть, и всей истории человечества». И неужели прав публицист Стенли Кобер, который отмечает: Каким бы невероятным это не показалось, самая худшая часть этого самого худшего столетия в истории все еще «впереди»?

Создана довольно парадоксальная, не до конца осмысленная ситуация. Сегодня уже никто не оспаривает, что конфликты — реальность ХХ века, и все реалистически мыслящие политики понимают это. Но, когда ядерная конфронтация двух сверхдержав перестала быть реальной угрозой, произошел сдвиг в современном сознании. С одной стороны, мировое сообщество и его международные организации и структуры пытаются выработать новую стратегию по предотвращению, разрешению меж- и внутригосударственных конфликтов, а также контроля над ними. С другой, происходит переосмысление самого понятия «война», изменение нравственного отношения к ней. Сегодня, например, в США, по утверждению Радио «Свобода», война, даже такого масштаба, как в Персидском заливе, рассматривается как полицейская акция международного плана, имевшая цель охраны закона, цивилизации и порядка на международном уровне. Здесь «все чаще оказывается, что не воевать аморально». Сообщив об этом Радио «Свобода» «со всей мыслимой осторожностью и с необходимой твердостью» напомнило слова президента США Теодора Рузвельта, сказанные в начале века: «Было бы хорошо не забывать, что на свете есть вещи хуже, чем война».

Растет сознание того, что все сложнее и сложнее предотвратить и разрешить международные и внутренние конфликты посредством многосторонних усилий — превентивной дипломатией и мирным урегулированием споров или (когда это не помогает) решительными совместными действиями от имени и по мандату международного сообщества.

А раз это так, то что же можно предпринять, чтобы избежать серьезных людских потерь, уменьшить их разрушительные последствия? Как «гуманизировать» конфликты, которые становятся поистине бедствием нашего времени?

Начиная со второй половины XIX века мировое сообщество в процессе долгих и упорных переговоров выработало своего рода «кодекс поведения» как для участников боевых действий, так и для гражданских сил, вовлеченных в вооруженные конфликты. Иначе говоря, создало международное гуманитарное право с целью уменьшить страдания, причиняемые вооруженным насилием, обуздать эмоции, присущие конфликту, короче, защитить человека от проявлений его собственной несдержанности. Положения международного гуманитарного права признаны большинством государств планеты.

Но создается впечатление, что реализация прав человека почти всегда находится в обратной зависимости от масштабов их признания. Как говорил Эммануэль Мунье, «право — это всегда рискованная попытка подчинить силу разуму и направить ее в русло любви». Но для этого необходима постоянная борьба. Опять борьба. «Покой нам только снится»?..